Николай I Освободитель // Книга 10 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич "Funt izuma"
— Так это, значит, у тебя в крови, чего тужить то? Завтра бревна привозить начнут, бригада подъедет, сложим дом, так чтобы на первое время перетерпеть, а потом уже основательно обустроишься… Пойдем, нужно границы участка отметить сегодня до заката, нет времени на балачки пустые.
Иван Сидоров был младшим сыном крестьянина Ефима Сидорова. Несмотря на то, что как младшего, его в семье любили и не обижали, особых перспектив он для себя не видел. Детей в семье было много, наследников на отцовское добро — и землю, и дом, и уже приличных размеров макаронный заводик — хватало. Больших талантов в учебе Иван тоже проявить не сподобился, зато успел краем зацепить Царьградскую войну, прогуляться в сапогах и шинели по Европе, людей посмотреть, себя показать. Хоть в полноценных сражениях поучаствовать ему не довелось, «прогулка» аж до самого Рейна видимо что-то изменило в душе крестьянина, заразив его тягой к перемене мест.
Успел Иван после войны поработать в бурно растущих городах юга страны, получить кое-какие рабочие навыки, женился, но в итоге понял, что тянет его куда-то… Туда. На край земли. Осваивать новые территории, раздвигать границы империи. Да и просто среди людей ему душно.
Удивительно, но жена его поддержала, и они разом записались в переселенческую программу. Сначала думали плыть в Африку, но побоялись местных болячек, да и подъемные на Дальнем востоке предлагали более щедрые. Тем более, что климат в районе осваиваемого русскими переселенцами Порт-Шелихова удивительным образом напоминал родной Кизлярский. Разве что дождей на берегу Великого Океана было побольше, но уж этим крестьянина напугать сложно.
Потом был переезд в Одессу, где их загрузили в огромный пароход размером с дворец и отправили через море-окиян в сторону далекого — не просто же так его назвали Дальним востоком — берега.
Путь получился тяжелым. Больше двух месяцев они плыли сначала вокруг Африки — с короткой стоянкой в Новом Смоленске, без которой было бы совсем сложно — потом через Индийский океан, мимо диких островов и китайских берегов. Три океана и тридцать тысяч километров пути. Настоящее кругосветное путешествие занявшая со всем и остановками около трех месяцев.
К сожалению, Суэцкий канал был еще не достроен, — его пуск ожидали через два-три года, — маршрут через Никарагуа был и без того загружен — да и выигрыша там фактически не было, — а железную дорогу от Красноярска до Иркутска еще только-только начали строить. В общем, при всем богатстве выбора варианты транспортировки переселенцев на Дальний Восток сводились фактически к плаванию вокруг всей Евразии, благо производство больших пароходов, способных взять на борт целых полторы тысячи — без особого комфорта, но тем не менее — человек было поставлено российскими верфями на поток.
В пути, чтобы скрасить скуку и использовать время с пользой, переселенцам читали лекции и проводили обучение по тонкостям ведения хозяйства на новом месте. Когда и как сеять, как ухаживать, на что обращать внимание… Имеющие практический опыт земледелия колонисты впитывали информацию как губка, понимая, что от нее будет в дальнейшем зависеть их жизнь. Сделаешь что-то не так, погибнет урожай, так даже помочь в этих диких местах будет особо некому — ханьцев прибывшие на место первыми переселенцы-казаки активно выселяли на юг, маньчжуров на огромной территории размером с две континентальных Франции было всего пять миллионов душ, ну русские только-только переселяться начали.
— А чего в казаки поверстаться на захотел? Ты явно служил, винтарь привычно придерживаешь, те, кто плац не топтал его совсем по-другому лапают… Зацепил Царьградскую?
— Немного, — пожал плечами Сидоров. — Под самый конец под мобилизацию попал, успел погулять по Европе, но в большом деле не участвовал.
— Ну и хорошо, под конец войны погибнуть оно вдвойне обиднее. Так, а что насчет казаков? У них и содержание государево и землю им лучшую отдают. В приграничье, конечно, но зато вообще без ограничений — сколько сможешь обработать, все твое.
— Да потому и не хочу в казаки, потому что послужить успел. Не мое это — под погонами ходить, налево-направо, шагом марш ать-два, каждому столбу честь отдавать, спать с мыслью, что завтра в поход могут дернуть в любой момент. Я человек мирный, хоть и непоседливый, — от последней фразы урядник только улыбнулся. Ну да, те, кто корнями в землю врос, на край света точно не поедут. Можно сказать, что собрались здесь, на совсем небольшом полуострове, где в будущем предполагалось строительство порта и военно-морской базы, люди со схожим мироощущением. От этого между ними ощущалась какая-то совершенно уникальная общность, которой и близко не имелось «на большой земле». — У меня брат старший уже считай двадцать лет под погонами ходит, от рядового уже до капитана дослужился, поди в отставку подполковником пойдет. А то и полковником, если повезет. Он, в общем, за всех Сидоровых любовь к армейской лямке в нашей семье выбрал, на остальных ни капельки не осталось.
— Ну тоже правда, оно не всем на роду написано с винтовкой и на коне бандитов ловить, кому-то и землю пахать нужно. Тем более что погоды тут для этого дела приятсвенные, засух почти не бывает, растет все — одно удовольствие! — Согласился местный чиновник, не торопливо перебирая ногами и отмечая вешками границы выделяемого Сидоровым участка. — Я тех, кто в сторону Красноярска едет, совсем не понимаю. Да, ближе, десять дней на поезде — это не то, что три месяца по окияну болтаться, вроде как к цивилизации ближе, опять же. Но ведь там и условия куда хуже. А главное климат, климат-то. Да и само море под боком, выйдешь, вдохнешь воздух соленый, на волны набегающие посмотришь — душа же радуется!
— Я этого морского воздуха за три месяца так надышался — тошнит уже, — хмыкнул Сидоров, но в целом возражать не стал. Он с ужасом думал о том, что было бы, не попади он в армию, сидел бы сейчас дома под Кизляром, ковырял землю на отцовском участке без перспективы стать хозяином самому да водку пил. А что еще делать? — Шалят эти… Ваши… Хунхузы? Или как?
Ханьцы очевидно отнеслись к выселению за Великую Стену без всякого энтузиазма. Да и манчжуры потерю власти над родной территорией тоже восприняли достаточно остро. А уж когда далекие большеносые варвары начали сюда завозить переселенцев, показывая всю серьезность намерений, можно сказать, что шутка окончательно вышла из-под контроля. Все вышеперечисленное привело к тому, что на этих землях произошла настоящая вспышка бандитизма. Нет, полноценным восстанием это не было, никто не выдвигал политических требований и не пытался скинуть наглых захватчиков в океан, — уж если вся полумиллионная императорская армия не смогла этого сделать, то шансов у местных не имелось даже близко — но вот пограбить ближнего для поправки собственного пошатнувшегося материального состояния — это да, это с удовольствием.
— Шалят, — пожал плечами чиновник, втыкая очередную вешку. — Не здесь правда, на побережье мы уже всех отучили, за эти два года. А там в глубине — да. Горы опять же, всяких отнорков, где затихариться можно — хоть задницей жуй, сколько еще времени пройдет, пока все почистим. Но там, если по правде говорить, еще и наших властей считай, что нету. Только вдоль границы казаки расселяются, да по лини будущей железки, патрули ходят. По большей рази чтобы разметчиков прикрыть. Ну и в города основные гарнизоны встали. А так — считай безвластие сплошное, кто во что горазд, то и городит. Ну ничего дай, еще лет пять, порядок наведем, не переживай.
Сидоров, который в детстве успел пожить рядом с тогда еще незамиренным окончательно Кавказом, собственно и не переживал. Дело, почитай, знакомое, всегда найдутся те, кто посчитает, что простого землепашца грабить выгоднее, чем самому хлеб растить. Для таких у него было припасена пара привезенных с собой винтовок, а уж с какой стороны за них браться, учить бывшего солдата нужды не было.
— А что железку тут собираются строить начать? — Рельсовые пути с бегающими по ним составами в центральной России уже давно не были большой экзотикой. Ну то есть, конечно, не в каждое село и даже не в каждый еще город ходили поезда, однако мест откуда до ближайшей Ж/Д станции добираться было дальше, скажем сотни километров, становилось там все меньше буквально год от года. Ради справедливости, большая часть привязанных к земле крестьян, за исключением возможно тех же призванных в ряды императорской армии молодых парней, поезда и в глаза не видели, но с другой стороны и тех, кто при виде исходящего паром стального монстра падал бы на колени и начинал выть молитвы, осеняя себя крестным знамением, тоже фактически не осталось.
