Вильгельм Шульц - Последняя торпеда Рейха. Подводные асы не сдаются!
Поскольку «Мустанг» вплотную занялся поиском своих близких и друзей, целесообразно провести определенную поисковую работу по картотекам медучреждений, особенно тех, в которых проходили курс реабилитации моряки-подводники (Брест, Шербург, частично Гамбург, Берлин). <…>
«Мы никогда не примем Аденауэра как представителя Германии. Если снять с него штаны и посмотреть на его задницу, то можно убедиться, что Германия разделена. А если взглянуть на него спереди, то можно убедиться в том, что Германия никогда не поднимется».
Одно из многочисленных заявлений Н.С. Хрущева по германскому вопросу
Глава 7
Смерть победителя
Сталин был нашим союзником в борьбе против Гитлера, когда Россия подверглась агрессии, но когда Гитлер был уничтожен, Сталин превратился в главную угрозу для нас.
Уинстон Черчилль«И.В. Сталин заявляет, что ни на одном съезде и ни на одном пленуме Центрального Комитета Коммунистической партии он, И. В. Сталин, не говорил и не мог говорить о невозможности сотрудничества двух систем. Он, И. В. Сталин, говорил, что существует капиталистическое окружение и опасность нападения на СССР. Если одна сторона не хочет сотрудничать, то это значит, что существует угроза нападения. И действительно, Германия, не пожелавшая сотрудничать с СССР, напала на СССР. Мог ли СССР сотрудничать с Германией? Да, СССР мог сотрудничать с Германией, но немцы не захотели сотрудничать. В противном случае СССР сотрудничал бы с Германией так же, как с любой другой страной. Как видите, это относится к области желаний, а не возможности сотрудничать».
(Интервью Гарольду Стассену 9 апреля 1947 г.)
— Надеюсь, американцы оценят наше предложение. — Берия был доволен. Поскребышев хорошо поработал, и ведь как дипломатично, и вроде «Сталин», и вроде как от третьего лица.
— Вопрос только в том, не поднимет ли Власик волну, раньше, чем мы сможем что-то предпринять, — ответил Молотов. — Неофициальный разговор, пусть и запротоколированный журналистами, — это одно, а переговоры — это совсем другое. Мы не повезем его на встречу под капельницей.
— Выдернуть эту капельницу уже наконец! — воскликнул Берия. — Вот английский шпион! Самый настоящий английский шпион! Индус! Шакал из британской колонии!
— Лаврентий! Что ты такое говоришь! Я все понимаю, пропаганда, бумага, конечно, все стерпит, но мы-то здесь…
— Что мы-то здесь? Ты знал Хозяина в молодости? Ты слышал, как он говорит, а как пишет? Если бы не Поскребышев, он бы засветился еще в 20-е. Ты когда узнал Кобу?
— В 22-м… Когда он стал Генеральным секретарем… Выдвинул его Зиновьев.
— Сколько ему было тогда? 43! Это жизнь! Ты понимаешь, что если бы не Зиновьев, генеральным был бы ты?! Если бы ты тогда принимал решения, мы бы не допустили провала с Финляндией, мы бы не позволили втянуть себя в эту тупую аннексию Прибалтики! Что нам было нужно? Базы? Войска? Да мы могли там держать войска вдвое больше, чем все население Эстонии! Зачем нужен был этот цирк! Это Коба тогда настоял! И это все было на руку Черчиллю!
— Гитлер сам пытался перед Черчиллем расшаркаться…
— Ну вот, вот! Один Черчиллю кланялся, другой, а результат? Выжженная Европа? Это нужно было нам в 41-м? Это нужно было немцам? Да мы стояли на пороге Босфора!
— Ну а при чем тут индус-то! Да. Коба меня съел, но он лучший, чем я, организатор.
— Нэ организатор он никакой! Вспомни, сколько вокруг было английских агентов! Весь этот Зиновьевский заговор! Сталин — ставленник Зиновьева! Он довел до войны на стороне Англии!
— Как ты сможешь это доказать?
— Да что тут доказывать? Помнишь Тегеран? Помнишь, как Черчилль дал ему целовать меч? Это же посвящение в рыцари! Однозначно — мистически, метафизически, Сталин — вассал Черчилля! Да что там, Вячеслав, сама война, которую мы 4 года вели за британские интересы, расточая свои силы, — разве не доказательство?
— Но он — победитель, а победителей не судят… Ведь если процесс — придется выдвигать обвинения… Против Сталина сейчас очень трудно сыграть.
— А мы и не сыграем. Мы уберем Сталина под знаменем Сталина, — усмехнулся Берия. — Пусть все останется, как было. Пусть даже останется Сталин. Но это будем мы! Коллективный Сталин!
— Как ты Власика обойдешь?
— Кто такой Власик?! Пэшка!
— Абакумов?
— А он ничего не узнает!
— Ну как так? Сталин есть — Сталина нет!
— Вот именно. Сталин никуда не денется, но только это уже будет не Сталин. Это будэм мы!
* * *В 00:00 12.04.1947 командир 4-й гвардейской танковой дивизии получил приказ выдвинуться из Наро-Фоминска по Киевскому шоссе на Москву, поставить блок у Калужской заставы, взять под охрану Большой Каменный мост, Большой Москворецкий мост, Крымский мост, обеспечив прикрытие Кремля с юго-запада. Также силами до 1 батальона при поддержке БТР взять под контроль Киевский и Павелецкий вокзалы.
Дивизия была поднята по тревоге и походной колонной двинулась в сторону Москвы.
В 00:05 12.04.1947 командир ГУ войск МГБ по охране железнодорожных сооружений получил приказ обеспечить оборону Павелецкого и Киевского вокзалов, а также на подрыв Крымского и Большого Каменного мостов. Павелецкий вокзал надлежало удерживать до подхода основных сил — дивизии резерва Главного Управления МГБ по охране особо важных объектов.
Дивизия была 2 часа назад погружена в железнодорожные вагоны на станции Арзамас и полным ходом двигалась к Москве.
В 00:07 12.04.1947 Управлению связи МГБ было приказано блокировать переговоры по ВЧ между Кремлем и военными округами и предоставлять преимущественное соединение Пограничному управлению и внутренним войскам МГБ.
Берия, Молотов, Маленков переместились в здание Совмина. Оно надежно охранялось частями, подчиненными лично Берии. Люди Судоплатова за сутки до этого проверили заряды, которыми минировались все советские правительственные здания в октябре 41-го на случай, если в город прорвутся немцы. Тогда их не демонтировали. Теперь эти заряды пригодились против другого врага. По большому счету Берии стоило нажать на кнопку, и здание Генштаба, управление ВВС Московского военного округа[25] МГБ, Телеграф, Почтамт взлетели бы на воздух вместе со всеми обитателями.
В ведомстве Абакумова было нервно и неспокойно. В нескольких сотнях метров от главного противника кипела работа. Никто не делал никаких заявлений, никто не входил в открытую конфронтацию. Здесь не было открытых врагов. Все, что делалось, делалось на благо Партии Ленина-Сталина, на благо первого в мире государства рабочих и крестьян. К подъездам то и дело подходили и отходили машины, в том числе и грузовые. На каждый мало-мальски значимый объект приходилось отправлять своих. На некоторое время Лефортовскую тюрьму оставили почти без конвоя. Людей не хватало.
Тут еще от Главного управления охраны поступил сигнал: вождь совсем плох. Нужна реанимационная палата и аппаратура. «Кремлевка» была готова принять главного пациента страны. Власик отправил карету «скорой помощи» в сопровождении двух машин сотрудников. В одной он находился лично. При съезде с Моховой путь кортежу неожиданно перегородил грузовик, а из окон верхних этажей раздались выстрелы. Водитель «скорой помощи», старший лейтенант МГБ, мгновенно сориентировался и, обогнув грузовик по тротуару, дал по газам и через несколько минут был уже на ул. Гановского. Охрана же довольно быстро разделалась с нападавшими и без потерь, если не считать побитые стекла «Паккарда», тоже оказалась в «Кремлевке». Это был единственный вооруженный инцидент той ночи.
Уже к 02:00 ночи ажиотаж стал спадать. Командиры получили отмены приказов и развернули машины обратно в гаражи. Поезд из Арзамаса был возвращен на станцию отправления.
На рассвете к моргу «Кремлевки» подъехала машина с номерами МГБ. В нее был быстро погружен большой холщевый мешок неопределенной формы. Некоторое время пропетляв по улицам, она на высокой скорости помчалась на юг города в направлении деревни Бутово.
Путч, к которому готовились так долго и тщательно все стороны, не состоялся. Товарищ Сталин, находившийся при смерти, усилиями героических советских врачей был возвращен к жизни. Он неожиданно выздоровел и покинул больничную койку. Первое, что он сделал, когда смог снова работать, — собрал Политбюро, вызвал Берию, Молотова, Кагановича и пр. товарищей. Абакумову так и не удалось встретиться с вождем.
* * *— Раз-два-три — поворот! Раз-два-три — поворот! — На открытой площадке для барбекю Хайди Фернандес-Оча отрабатывала выпады с саблей. Тремя выпадами она наповал убивала воображаемых врагов и переходила к новым. Отец, когда-то атташе по культуре германского посольства, а теперь, как и она, гражданин Аргентины Густаво Фернандес-Оча, сидел за раскладным столом, принесенным сюда горничной-креолкой, и потягивал кофе. С момента, когда имение обрело настоящих хозяев, в его жизни появился хоть какой-то смысл. Он был знаком со старым Демански — человеком яркого ума и талантливым финансистом. Его дочь и внук, в собственность которых перешло имение, произвели на бывшего дипломата хорошее впечатление. Дочь — волевая, сильная, аскетичная, характером напоминающая самого Демански, стремилась понять, как работает бизнес, задавала самые неожиданные, но неизменно умные вопросы. И Густаво понял — дело пойдет. Тем более что за время войны потребность в шерсти, а бизнес этого ранчо был — овечья шерсть и шерсть альпако, возросла многократно. Довоенный кризис выкосил всех конкурентов — местных гаучо, и шерсть подскочила в цене в разы. Это позволяло надеяться на хорошую прибыль. Война окончена. Страны, которой он верно служил, нет, что теперь остается? Только вот она — Хайди. Выдать ее замуж за приличного человека, а сколотить достойное приданое поможет вот это имение. Анна Демански обещала ему хорошее жалование, которое позволит Хайди поступить в Университет. Это уже шанс. Шанс на новую спокойную жизнь, а то, что было в прошлом, пусть забудется, как кошмарный сон. Можно десятилетиями упиваться победой, но жить поражением — невозможно. Его хочется как можно скорее стереть из памяти, и жить с чистого листа.
