Александр Владимиров - Золотарь его величества
– Мешать мне будет Патриарх в моих свершеньях. Будет выбран человек энергичный, и вспомнится нам Патриарх Никон, что с пользой и без оной мешал в делах отцу моему. Но более меня печалит, что Никон присвоил титул Великого государя. Посему не хочу я иметь боле Патриарший приказ. А все дела мирские предложил я князю-кесарю распределить по другим ведомствам, а дела духовные поручил блюстителю.
– Кому же? Мин херц.
– Митрополиту рязанскому, «экзарху патриаршего престола» Стефану Яворскому. Человек ученый и вовсе нечестолюбивый, а мне именно такой и нужен. Дверь скрипнула, и в хоромы вошел князь-кесарь.
– Э, князь-кесарь, – молвил Петр, – а я уж тебя заждался. Говори, что тут творилось в мое отсутствие. Ромодановский опустился на лавку, где обычно сидели бояре, и вздохнул:
– Все выполнял, как ты велел государь. Даже золотаря обеспечил, только есть у меня одно сомнение Петруша.
– Какое? Говори князь.
– Да, не похож он на золотаря. Я к нему двух человек приставил. Не потому, что сомневаюсь я в тебе, царь батюшка. И не верю в твою смекалку. Просто в отсутствии тебя приходится быть подозрительным. Не хотелось бы государь повторение стрелецкого бунта.
– Ну, – грозно проговорил Петр.
– Вот и доносят мне соглядатай, что нет у шведа способностей к сему ремеслу. Как же может быть он золотарем, когда на дух запахи разные не переносит. От вида одного к болезненному состоянию приходит. Так что скорее ему личный золотарь требуем.
– Ну!
– Но и шпионом назвать не смею.
– Почему?
– Посему, что водит компанию он только с моими людьми, да со стрелецким офицером Ельчаниновым. Могу предположить государь, что замыслил швед стрелецкий переворот, с целью свержения тебя…
– Брехня, – вспылил царь, – не может он сей заговор вершить. Так как Ельчанинов человек мною приставленный к нему! И сделано это было под Нарвою, и не потому что он подозрительный, хотя вон на предложения изменника Гуммерта не поддался, а зело странен он. Появился не понятно, откуда, словно он не от мира сего. Но раз ты князь-кесарь чуешь в нем сомнение вызывай своих людей, порасспросим их. А заодно и Ельчанинова послушаем. Алексашка, а ну, кличь сюда подьячего.
Меншиков вскочил с лавки и выскользнул в коридор. Вернулся он уже с подьячим. Тот прошел немного в зал, так чтобы уж совсем в дверях не стоять и замер, в ожидании распоряжений государя.
– Отыщи мне Силантия Ельчанинова, – проговорил царь, взглянул на князя-кесаря. Тот понял, что Петр от него ожидает имен его соглядатаев, без всякого желания прошептал:
– Полковника Квятковского и Акимку – золотаря.
– Громче! – приказал Петр.
– Полковника Квятковского и Акимку – золотаря.
– Уже лучше. Проведем совещание не здесь, а в другой горнице. – Молвил царь, затем грозно посмотрел на подьячего и добавил: – Приведешь их ко мне в горницу. Ступай!
В том, что сразу облегчить свою работу – золотаря не удастся, Ларсон и не сомневался. Но то, что это произойти только может только летом, было для него честно сказать сюрпризом. Может у него, как и у большинства людей двадцатого века, сложился стереотип того, что заявку выполняли обычно в течение недели, а то и того меньше. Как-то не взял Андрес в расчет то, что дело это для Гжельских мастеров новое, пока освоят, пока разбираться будут в его рисунке, совсем отвык, и на то, что на расстояния, сейчас в восемнадцатом веке, затрачивается намного больше времени, чем в будущем. Вон ведь от Нарвы, он почти три недели ехал. И если поездка в Гжель Некраса Борща может и не занять много времени (если он поспешит), то вот обратный путь может и затянуться, вещь ведь хрупкая, не дай бог в дороге расколется, и все по-новому.
Можно было бы и в Москве мастеров поискать. Попробовать организовать фаянсовое производство, да вот только одна не задача, третий эскиз пропал. Может, Аким взял, ну, для того, чтобы печь растопить.
Вообще-то паренек смышленый, подумал Ларсон, неизвестно почему, но большую часть, его – Андреса, работы он взял на себя. К тому же на протяжении нескольких дней, тот помогал ему с приемом ванн. С начала он истопил баню в печи, но эстонец отказался, испугался, что ему не удастся выбраться из нее, затем стал помогать, таская с Яузы воду. А по вечерам, расспрашивал о Швеции. Ларсон рассказал, все, что знал об этом государстве, потом признался, что почти всю сознательную жизнь прожил в Прибалтике.
Сегодня, когда в Москву вернулся государь, к ним заявился подьячий. Позвал парнишку в сени. Они о чем-то недолго разговаривали, затем Аким схватил овчинный тулупчик и куда-то убежал.
Горница небольшая. Длинный стол, по бокам которого лавки. В помещении дым. Петр курил. Ромодановский стучал по деревянной крышке стола. Меншиков нервно бродил из угла в угол.
– Не мельтеши, – проворчал Петр Алексеевич, – сам нервничаю.
– Почему? – поинтересовался Федор Юрьевич.
– А вдруг ты прав. Вдруг не золотарь он вовсе.
– Ну, не золотарь так и что? – вмешался Алексашка. – Если в заговорах он не замечен, сообщения Каролусу не отправляет, так в чем тут странного. Вместо соглядатаев взял да и вызвал бы его к себе, да и расспросил. Что сведения узнавать через третьих лиц. Будет врать, так сам-то скорее заметишь. А брожу я из стороны в сторону, что ждать я уже устал. У меня может дела, а тут сидеть приходится…
– Что за дела такие? – перебил его, Петр. Посмотрел так настороженно на своего фаворита.
– Свидание у меня. – Сказал Меншиков, хотел, было что-то добавить, но дверь скрипнула, и в горницу вошли трое.
Петр Великий взглянул на вошедших людей. Квятковского и Акима он не видел с лета, когда выступил с войсками. Первого он тогда назначил в Преображенский приказ, заодно потребовал одежду на голландскую или венгерскую сменить. У второго отец умер, поэтому, когда Ларсон сказал, что являлся золотарем, Петр, не раздумывая, назначил пленного на этот пост. Хотел, было попридержать у себя в штабе, но события пошли по иному. Вот к нему и был приставлен толковый стрелецкий офицер – Ельчанинов. (Тот, правда, не в курсе пока, но у государя были на него теперь иные виды.)
Государь рукой показал на лавку, предлагая вошедшим сесть. Затем покосился на Меншикова, давая понять, что и ему стоило бы к ним присоединиться. Загасил трубку и проговорил:
– Ну, что вы готовы на счет золотаря мне поведать?
– Пусть сначала мои отчитаются, – потребовал Ромодановский, – а уж потом мы твоего человека послушаем.
– Ладно, – согласился Петр. – Говори полковник. Квятковский растиснул пуговку на воротнике епанчи.
– С золотарем я встречался только раз, – молвил он, – по просьбе Ельчанинова должен был организовать встречу с гончарами и пушкарями.
– Пушкарями? – уточнил Петр.
– Пушкарями, – подтвердил полковник. – Вот только разговор касался не их прямых дел. Его интересовало, смогут ли те изготовить чугунные трубы.
– Трубы? Зачем?
– Он мечтает изменить систему канализации, – вставил Ельчанинов.
Петр гневно глянул на него. Он уже было хотел сделать замечание, что того не спрашивают, но передумал.
– В смысле?
– У него проблемы возникают во время работы…
– Я в курсе.
– Он хочет, чтобы отходы со второго этажа, по трубам попадали в выгребную яму.
– Вот даже картинку нарисовал, – проговорил Аким, вытаскивая из-за пазухи скомканный листок. Он протянул его государю. Тот разгладил и сказал:
– Ни чего не понял. Квятковский взял листок. Взглянул на него и проговорил:
– Точно такие же рисунки он дал и гончарам.
– А пушкарям? – поинтересовался Петр.
– А те отказались, сказали, что у них сейчас и так много будет работы, связанной с изготовлением пушек.
Петр насторожился. Взглянул на Ромодановского, но тот всего лишь развел руками.
– Это не секрет государь. Я думаю, Карл и без него догадался бы, что ты будешь сейчас артиллерию свою восстанавливать.
– Убедил, – согласился монарх, потом обратился к полковнику. – Так он отдал такие рисунки гончарам? Квятковский кивнул.
– Зачем?
– Он хотел, чтобы московские и гжельские гончары смастерили вот это приспособление. Гжельские мастера – белый стул, а московские трубы. Вот только одна проблема возникла…
– Какая?
– Заказ немца они смогут выполнить только ближе к лету. Петр вновь закурил.
– Что делать будем Федор Юрьевич? – спросил он у князя-кесаря.
– Я думаю, нам стоит попросить Акима, выполнять работу золотаря. – Сказал Ромодановский.
– Готов выполнять работу, а Аким? – спросил у мальчишки царь.
– Готов государь.
– Ладно, ступай, – приказал князь-кесарь. Аким ушел. Государь взглянул на Ельчанинова и проговорил:
– А не перейти ли тебе Силантий Семенович, в Преображенский приказ? Вон Юрию Лексеевичу люди надежные нужны. А ты таким человеком как раз и являешься.
