Александр Башибузук - Страна Арманьяк. Корсар.
Слуг опередил Логан, подсунувший мне флягу с арманьяком. Все еще не понимая, что случилось, я судорожно глотнул…
— Пятого дня прибыл в приют для паломников при Гуттене, странствующий августинец Корнелий… — как сквозь подушку до меня доносился хрип Баумгартнера. — С частичкой мощей святого Бонифация… Дама Матильда обласкала оного монаха, и приложилась губами к мощнице. Монах убыл, а четвертого дня, у госпожи начался…
— Ядом была покрыта крышка мощницы… — перебил его Соломон. — Я сделал все что мог, но яд уже поразил внутренности с мозгом, и к вечеру…
— Оного августинца, мы разыскивали… — забубнил Баумгартнер. — И таки сыскали…
— Еретика проклятущего, вовеки проклятого… — возмущенно воскликнул фра Михаэль. — А даму Матильду мы отпели, все как положено, не сумлевайтесь, ваше….
— Где эта скотина? — разъяренным медведем заревел Виллем Аскенс.
— Дык в темнице же…
— Рты закрыли… — я наконец начал приходить себя. — Проводите меня к Матильде…
На меня накатило совершенно необъяснимое спокойствие. Ни злости, ни горя, никаких эмоций, совсем никаких — как одеревенел. Просто хочется сдохнуть…
Матильду похоронили при замковой часовне. Я постоял на коленях возле усыпальницы, с дикой злостью коря себя, за то что не смог выжать даже одной слезинки, а потом отправился к девочкам, играть с ними в куклы…
А уже в детской, возясь с малышками, чуть не сошел с ума от горя, запоздало, но накрыло все-таки. Но никого не винил в случившемся, подобного развития событий, я и сам бы не смог предусмотреть.
Подумал и приказал срочно привезти из Антверпена Лилит и допустить ее к дочуркам, с полными полномочиями матери. Если кому и доверю своих красавиц, то только цыганке. Земфира не отставала от меня не на шаг, в ее глазах плескалось настоящее, не поддельное горе, она искренне сопереживала мне, но почему-то не произнесла даже слова. А Логан все это время плакал, примостив свою голову на обширном животе супруги.
— Не надо братец… — я потрепал его по волосам. — Времени у нас нет. Идем лучше поспрашиваем уродца…
— Конечно, сир… — глаза шотландца сверкнули. И в этом блеске, я не нашел ничего хорошего для августинца Корнелия.
— Спалите тварь на костре… — зло прошипела Брунгильда. — Я сама огонь к дровам поднесу…
«И спалю… — думал я нащупывая ступеньки в пытошную, — но только после того как четвертую».
Августинца уже подготовили к допросу. Жилистый крепкий, полностью лысый мужичек со щеками как у бульдога, был растянут на пыточном станке. Аскенс, вместе с добровольными помощниками деловито готовил инструментарий. В темнице, как всегда пахло плесенью, ржавчиной и человеческими страданиями…
Я с непонятным наслаждением втянул в себя этот воздух и присел на табуретку напротив августинца.
Монах, увидев меня, отчаянно вздрогнул, но не издал ни звука.
— Кто? — мой голос отразился эхом от сводчатых потолков и затих где-то в углу, за сваленными в кучу ржавыми цепями.
— Я… — очень тихо прошептал монах. — Корнелиус Гронненверк…
— Зачем?
— По велению Господа… — уже решительней ответил Корнелиус. — Дабы извести с лика земного, грех диаволов…
— Кто поручил?
— Господь!.. — в голосе монаха прозвучали фанатичные нотки.
— Понятно… — я обратился к палачу. — Виллем, он не должен умереть.
— Ручаюсь, ваше сиятельство… — Аскенс уверенно кивнул. — В этом ручаюсь…
Я повернулся к Логану, и не видел, что он сделал, но не слышать уже не смог. Воздух в пытошной немедленно разорвал утробный булькающий вой.
— Сир… А может это ваш старый знакомец, из Бюзе сен Такр его подослал? — Тук прислушался к воплям и одобрительно кивнул. — Ну а кто еще?
— Может и он… — согласился я вслух, но про себя не поверил. До сих пор, кроме неясных следов, четких и правдивых свидетельство о том, что Гийом де Монфокон, человек которого я прирезал в замке Бюзе, все-таки остался в живых, я не нашел. Даже не смотря на то, что привлек на поиски тайные службы церкви. Впрочем, ничего исключать нельзя…
Вопли следовали за воплями, лжемонах страшно корчился в станке, но не произносил ни слова, Аскенс никак не мог развязать ему язык и только недоуменно крутил бородой. Но когда к ногам убийцы приладили «испанские сапоги»[46], он все-таки заговорил.
— Альфонс… Альфонс передал… — горячечно зашептал лжемонах. — В Мехелене…
Со слов лжеавгустинца выходило, что ему было приказано отравить именно Мадлен и детишек. Детишек он не смог, хотя подготовил несколько конфет с ядом, а с Матильдой сработало. Мати, в последнее время была очень набожной, отмаливая грех в котором мы с ней жили, поэтому охотно приложилась к мощам святого, на поверку оказавшимися кусочками собачьих косточек.
Заказ ему передал некий Альфонс, якобы поверенный какой-то высокородной особы. Но скорей всего, это имя было подставным, не настоящим. Сам Корнелиус, оказался бывшим аптекарем Арманом Жюсо, из Франш-Конте, находящимся там, в розыске за составление ядов. Когда его делишки вскрылись, аптекарь успел бежать и устроился в Нидерландах, вполне процветая на нелегальной торговле приворотными зельями и поддельными мощами. Как выяснилось, под религиозного фанатика он только косил…
Ну что же, примерно все ясно…
Я быстро набросал письмо кардиналу де Бургоню, в котором описал ситуацию и попросил прислать конвой за отравителем. Очень хотелось задавить Корнелиуса своими руками, но я счел более правильным передать урода в руки церковников. По аптекарю надо вести тщательное и скрупулезное следствие, а у меня таких возможностей пока нет. И неизвестно, когда появятся. А инквизиторская братия дело свое знает…
— Что застыли? — рыкнул я на палачей. — Вперед, до утра времени много, я хочу, чтобы он познал все адские муки и проклял тот момент, когда родился на свет. Но остался живым. Сдохнет — сам на кол сядешь…
ГЛАВА 7
Матильда…
Она прибилась к нашей наемной банде рутьеров, где-то на просторах Великой Римской империи, еще до компании при Нейсе. Сейчас даже и не упомню где… Со временем сблизилась со мной и перешла в разряд походно-полевой жены, а затем, как-то незаметно, смогла заполучить в свои руки кусочек моего сердца. А в итоге, стала матерью детей бастарда Жана VI конта Арманьяка и самым дорогим для него человеком. А вот законной женой стать не успела. Впрочем, и не могла…
Я всегда удивлялся тому, как Мати естественно смотрелась во всех своих ипостасях. Будучи маркитанткой, она не покладая рук обстирывала наемников, не пугалась и не чуралась крепкого словца и вполне уверенно обирала трупы на поле боя. Став походно-походно полевой женой, она искусно окружала меня столь необходимым для солдата уютом, ни на каплю не преступая пределы дозволенного, но, тем не менее, столь же искусно и уверенно, использовала преимущества своего нового положения. Перейдя в разряд жены и госпожи, пусть даже неформальной, Матильда уже ничем не отличалась от дворянок, и даже самый внимательный знаток нравов, не смог бы ее причислить к простолюдинке.
При этом она никогда у меня ничего не просила, умея поставить дело так, что я сам все давал…
Я неожиданно почувствовал резкую боль в ладони и обнаружил, что сжимаю в кулаке небольшой золотой медальон, до крови врезавшийся своими острыми углами в кожу.
Медальон… Раньше я его не видел, а нашел совершенно случайно, когда съедаемый тоской просматривал личные вещи Матильды. Медальон скрывал в себе миниатюрный портрет очень красивой женщины, несомненно, дворянки, облаченной в строгий старинный наряд. И эта женщина на портрете была почти копией Матильды. Как понять эту загадку я не знаю, могу только подозревать, что… что…
— Дьявол и преисподняя!!! — позади меня раздался рев Логана и грохот посуды. — Определенно, я отказываюсь вас понимать, ваше сиятельство!..
Я обернулся и увидел, как скотт разъяренно дырявит кинжалом серебряное блюдо с паштетом.
Тук убедился, что я обратил на него внимание и зло прошипел:
— Думаю, нам самое время объясниться, монсьор…
Луиджи и Пьетро, привлеченные шумом, показались в каюте и мгновенно оценив обстановку, исчезли. Парни на диво сообразительные и, скорее всего, стали на стражу подле двери, дабы не пропускать визитеров, нежеланных во время разборок господ.
— Говори… — я присел на скамью напротив него и спокойно отхлебнул сидра из кубка.
Логан повысил на меня голос впервые за все время наших отношений, но с недавних пор, я ждал этого. И никак не собираюсь пресекать этот демарш. Тук имеет на него право; как благородный кабальеро, как мой вассал и просто как мой друг.
— Сир… — шотландец старался говорить спокойно, но все равно, ярость и дикое недовольство прослеживались в каждом его слове. — Я хочу знать, почему вы отдали эту сволочь в инквизицию, вместо того чтобы отправить его в ад своей рукой. Мало того! — скотт не сдержался и двинул кулаком по столу, заставив разлететься по сторонам посуду. — Мало того, вы не дали сделать это мне! Черт побери, это мать ваших детей, да что там, эта женщина стала для меня как мать! А вы…
