Марина Алиева - Жанна дАрк из рода Валуа. Книга третья
– Что-то случилось, Ла Тремуй? – ласково спросил король, вырванный из своих размышлений.
В другое время он проявил бы недовольство тем, что министр явился без доклада. Но недавние мысли были так приятны. Их приходилось периодически вызывать, чтобы они снова и снова вносили в душу короля умиротворение и добродушие, и вид Ла Тремуя, призванного послужить щедрой жертвой матушке, которая так старается загладить свою вину, приятности только добавил.
– Ваше величество, мы получили известие о том, что суд над девицей Жанной начался.
Лицо Шарля ничего не выразило. Он кивнул и посмотрел так, словно ожидал продолжения, а Шарло Анжуйский не отреагировал вообще.
Ла Тремуй помялся.
– И ещё… Не слишком приятное известие, сир, но… Герцог Бэдфордский готовит коронацию малолетнего короля Генри, – промямлил он. – Говорят, из Англии уже переправили корону, специально для этого случая изготовленную.
И замолчал, прекрасно зная, как болезненно воспринимает Шарль всё, связанное с его правами на престол.
Но его величество внезапно рассмеялся.
В последовательности поданных новостей он усмотрел намёк на цели, которые совсем недавно открыто провозглашал председатель Руанского суда Кошон, и показалось, что министр сделал намёк нарочно. Нарочно!!! Потому что ничего-то он так и не понял. Всё пытается сделать больно, уязвить, ведь раньше это работало ему на благо. Но времена давно переменились.
Король быстро глянул на Шарло.
– Слышал?
Тот с ухмылкой отбросил листок с донесением, которое только что, вроде бы небрежно, просмотрел, (но запомнил цепко, на будущее), и ответил с дурашливым хохотком:
– Слышал, сир. И понять не могу, почему переправили одну только корону? А где же знать, пэры? У нас что ли попросят? Так вы не давайте. Уж коли пришла им охота короновать своего королька везде, где он окажется, то пускай всем миром за ним ездят. То-то балаган составится!.. Хотя, нет, не надо. У нас тут и так с англичанами перебор.
Шарль засмеялся ещё громче, но глаза его сделались вдруг злыми. Круто развернувшись на каблуках, он остановился напротив Ла Тремуя, смерил его взглядом и сквозь зубы процедил.
– Действительно, перебор… Как бы это погнать их, а? Без Девы будет, пожалуй, не так легко? Но, ничего, я уже нашёл ей замену. Прекрасную замену! И… – он сделал самое невинное лицо, – как вы, Ла Тремуй, посмотрите на то, что я приглашу своим командующим так нелюбимого вами Ришемона? Всё-таки коннетабль, и с должности его никто не снимал. Засиделся, поди, возле жёниной юбки?
Король уже без смеха смотрел Ла Тремую в лицо, и надо было как-то реагировать. Поэтому министр вяло улыбнулся, машинально пробормотал дежурную фразу о мудрости и дальновидности его величества, после чего низко склонился, ожидая, когда ему позволят уйти.
Больше он не сомневался – его дни при дворе этого короля действительно сочтены!
Нанси
Снег падал на равнину уже третий день. Густой, тяжёлый от влаги. Ложился пластами на деревья, на хозяйственные постройки, да и на зубцах старого замка налипли целые сугробы, словно груз тяжёлых забот.
Лететь под таким снегом тяжело. Огромный ворон, с усилием махнув крыльями, опустился в глубокую нишу замкового окна и скосил круглый чёрный глаз на прикрытые деревянные ставни. Оттуда тянуло теплом. Мокрые от снега перья ворона расхохлились. Он посидел немного без движения, потом потоптался по нанесённому в нишу сугробику, оставив сетчатый узор своих следов и снова покосился на окно. В тёплых ставнях почудилась жизнь. Твёрдым клювом, наудачу, ворон несколько раз стукнул по дереву, даже поскрёб лапой, но, видимо, ничего не обнаружил и, сильно подпрыгнув, вылетел из ниши прочь.
Стук в ставни заставил мужчину в сутане, сидящего возле окна с книгой, поднять голову. Но посмотрел он не на закрытые ставни, а в сторону алькова, где на высокой постели лежал тяжело больной герцог Лотарингский. Кажется, стук потревожил и его, поэтому мужчина закрыл книгу, встал и подошёл посмотреть.
Веки Карла были приподняты, а слабая рука скребла по меховой полости, которой, уходя из комнаты, накрыл своего господина камердинер.
– Что-нибудь хотите, ваша светлость? – спросил подошедший мужчина.
– Жарко… – прошептал Карл. – Снимите это, Мигель.
Он с облегчением выдохнул, когда полость была снята, и похлопал рукой возле себя.
– Сядьте ближе…
Мигель послушно передвинул стул, сел, вопросительно посмотел на Карла.
– Я немного поспал, – сообщил тот. – А вы?.. Что вы там так увлечённо читали?
– Раймонда Луллия53.
– А-а. Универсальное знание… Эликсир бессмертия… Вы верите, что он действительно его создал?
Мигель грузно подался вперёд и сцепил между собой пальцы. Он сильно постарел за последние месяцы, стал грустен и задумчив, всё больше молчал. После известия о пленении Жанны несколько раз порывался уехать, но, вместо этого, каждое утро приходил к дверям покоев герцога, ждал, когда ему позволят войти и сидел возле постели, не докучая, но всегда готовый помочь – что-то принести, позвать тех, кого герцог хотел видеть, или просто поговорить, как сейчас.
– Он был очень умён, – произнёс Мигель после некоторого раздумья. – Но я бы не желал ему столько ума, чтобы создать эликсир, потому что уверен – бессмертие есть величайшее зло.
Лицо герцога оживилось, насколько это было возможно в его положении.
– Как интересно… Почему же бессмертие зло?
– Оно обесценивает жизнь. Дарит безнаказанность, разочарование, скуку. Через пару сотен лет, от бесконечных потерь, пропадут впечатления и способность любить, и вряд ли за такой срок сможет появиться что-то, что удивит новизной. Останется только одиночество и невозможность умереть… Нет, я бы такой судьбы никому не пожелал.
Герцог немного подумал, потом тихо выговорил:
– Я бы тоже.
Они помолчали. Карл дышал с перерывами, и лицо его отражало какое-то внутреннее сомнение. Наконец, он решился спросить:
– ОТТУДА вестей нет?
Мигель отрицательно покачал головой.
Губы герцога скорбно скривились.
– Ну да… Если бы что-то было, вы бы мне давно сказали, не так ли?
– Да.
Они ещё помолчали.
– Моя дочь уже выгнала Ализон из замка? – внезапно спросил герцог.
И, не дожидаясь утвердительного ответа, в котором не сомневался, заговорил тихо, но твёрдо:
– Я знаю, она не пропадёт… Я подарил ей большой дом, ценную посуду… Но почему-то хочется, чтобы Ализон уехала отсюда… Я бы просил вас забрать её с собой, когда… ну, вы понимаете. Мне недолго осталось, это всем уже ясно, как и вам… Может быть, она согласится покинуть Нанси, когда меня уже не будет. Ализон не станет вам обузой. Она продаст то, что я ей подарил, и этого хватит на всю жизнь… Я очень сильно её любил…
Из глаза умирающего выкатилась бессильная слеза. Руки, которые словно вобрали в себя волнение Карла, шарили по одеялу мелко и суетно. Он явно хотел ещё что-то добавить, но Мигель не дал. Своими руками накрыл ладони герцога и ободряюще улыбнулся.
– Всё будет хорошо, ваша светлость. Если мадемуазель Ализон согласится, я заберу её. Его милость господин Рене нашёл мне место у гергоца Брабантского… Точнее, не у самого герцога, а в обители Братства Богоматери в местечке Хертогенбос. Там, как мне сказали, много членов приората. Они дадут и приют, и защиту.
– Да, да… – покивал герцог.
Мигель стёр с его щеки слезу, поправил одеяло.
– Послушайте, Мигель… я давно хотел об этом спросить, но всё откладывал… почему вы так и не вернулись к герцогине Анжуйской? – тихо спросил Карл. – Вы стали презирать её?
Мигель вспыхнул.
– Нет, что вы! Тогда мне следовало бы начать презирать с себя – ведь это я обучал, а потом и отпустил девочек, прекрасно зная, что им не выжить ТАМ. Просто отошёл в сторону и смотрел, как они идут к гибели… Смалодушничал, наверное. Убеждал себя, что Господь не допустит… А вернее всего просто понял, что и сам там не выживу, поэтому остался. В отличие от них, у меня выбор был.
Взгляд герцога, устремлённый на лицо монаха, оставался неподвижным несколько мгновений. Потом он глубоко втянул воздух и заговорил, стараясь делать это без заметных усилий.
– Я не верю в ваше малодушие, Мигель. Да и выбор есть у каждого. Всю свою жизнь я только и делал, что выбирал и выбирал, и следовал при этом, либо за чьим-то другим выбором, сделанным до меня, либо сам ставил перед выбором других… Мы все взаимозависимы. Вы просто захотели изменить это в себе, когда девочки ушли, не так ли? И, как мне показалось, преуспели в своём желании. Во всяком случае, власть, которую имела над вами герцогиня, значительно ослабла, так?
– Да… возможно. – Мигель задумался. – Когда-то я сам говорил, что мы ищем для себя волю более сильную, которая облегчает нам наш выбор. А ОНА тогда сказала, что никакая чужая воля не укажет путь к вере и счастью. И, знаете, вспоминая этот разговор с ней, я всё больше убеждался в том, что под верой ОНА имела в виду веру только в себя. Ни в Бога, ни в короля, ни в кого-то иного, сильного, а только в собственные силы и разумения!
