Журнал класс - Политический класс 43 (07-2008)
Обзор книги Журнал класс - Политический класс 43 (07-2008)
Журнал Политический класс
Политический класс 43 (07-2008)
Капитализм и Капитализм и демократия. Исторические сети взаимодействий
В «Политическом классе» философы Валентина Федотова и Владимир Колпаков опубликовали серию статей о капитализме. Авторы раскрыли природу капитализма в его соотнесении с этикой, национализмом, государством, проследили особенности его генезиса и динамики. В продолжение этой темы представляется актуальным затронуть проблему взаимодействия капитализма и демократии.
Зародившись на Западе, капитализм и демократия явились универсальными и способными работать в различных условиях феноменами. В настоящее время они представляют собой особого рода метасистемы, которые втянули в свою метаигру большинство стран и регионов мира. Анализ этих феноменов сопряжен с парадоксами их интерпретации в современной общественной мысли. На первый взгляд они несовместимы: демократия стремится к равному распределению политической власти (»один человек — один голос»), капитализм же функционирует по принципу «выживает наиболее приспособленный». Как известно, Карл Маркс обнаружил принципиальный разрыв между формальной демократией, провозглашающей ценности политических прав, равенства, свобод, и реальностью капитализма, построенной на угнетении и эксплуатации. В марксистской традиции «завоевание демократии» мыслится за рамками буржуазного общества и означает превращение пролетариата в господствующий класс (»диктатура пролетариата») в результате социалистической революции.
Напротив, либеральная мысль настаивает на том, что капитализм и демократия нуждаются друг в друге. По мнению сторонников либерализма, демократия приспосабливает несправедливость капитализма к существующим социальным условиям, обеспечивает его status quo, капитализм же создает материальные условия для демократии. Действительно, капитализму и демократии присущи сходные этические и поведенческие принципы: неравенство, способность пойти на риск, участие в конкурентной борьбе, максимизация личных предпочтений, возможность воспользоваться предоставленным шансом, случаем, свободным выбором, проявить самостоятельность, инициативу, расчет.
Главное, что их объединяет, — это свобода. Социальная свобода выступает гарантом существования как капитализма, так и демократии, она создает условия как для экономического, так и для политического неравенства. В то же время свобода наделяет капитализм и демократию вневременной и неопределенной природой. Вместо того чтобы решать социальные задачи, оба феномена сами оказываются сложными задачами. Евгений Ясин справедливо характеризует отношения между демократией и рыночной экономикой «врожденной неопределенностью», которая связана с известными рисками, но эти риски являются ценой свободы, конкуренции, развития. Связь между ними обусловлена сходной «гибкой сетевой структурой социальных взаимодействий»1. Неудивительно, что их историческая динамика представлена не поступательным движением, прогрессом, а серией отдельных рывков: каждому ее периоду соответствуют новая разновидность капиталистических и демократических отношений, новые способы их ограничения (натуральное хозяйство, феодальные отношения, монополия на рынке и монополизация власти, различные формы дискриминации, государственное вмешательство и т.д.).
Попробуем отойти от крайностей марксистской и либеральной интерпретаций обозначенных феноменов и проанализируем их взаимосвязь через историческую ретроспективу. Следуя периодизации трансформаций западноевропейских демократических институтов, предложенной политологом Робертом Далем2, проследим особенности взаимодействия капитализма и демократии от античных полисов (где еще отсутствовал капитализм, но уже появились рынок и отношения собственности) и средневековых городов-государств через нации-государства Нового времени до современной эпохи глобализации.
Города-государства Античности и Средневековья: прямая
демократия и торговый капитализм
Следуя древнегреческой традиции, демократию часто определяют как власть народа. Первые проявления демократии как легитимной формы властвования
относят к V веку до н.э. и связывают с реформами Клисфена в Афинах. Позднее демократия возникает и в других греческих полисах, таких как Коринф, Милет, Сиракузы, Родос. Полис в античную эпоху означал не только «город» или «государство», но и «гражданскую общину», «коллектив граждан». А хорошим гражданином считался тот, кто в общих делах стремился к общему благу. Аристотель писал в «Политике», что полис как «сообщество свободных людей» возник в силу естественной необходимости, для того чтобы человек просто мог существовать как политическое существо.
Для греков город не был средоточием экономической и торговой жизни, он являлся прежде всего политическим и религиозным центром. Тем не менее уже в античном мире политический статус во многом определялся экономическим. Не случайно Аристотель называл демократию своего рода конечной фазой в эволюции полиса (ойкос — община — племя — полис). Этот факт четко свидетельствует о генетических связях полиса с породившей его сельской общиной. Равенство граждан полиса первоначально не более чем равенство отдельных домохозяйств (ойкосов) в рамках общины. Членство в полисе осуществлялось через посредство ойкосного принципа, согласно которому голос в народном собрании принадлежал только главе домохозяйства.
Полис также был основан на идеале автаркии — самообеспеченности и самодостаточности, независимости и автономности. Так, например, человек, продавший ойкосную землю, всегда вызывал неодобрение, поскольку истинно свободным мог считаться только индивид, экономически независимый от других. Автаркия являлась принципом, обеспечивавшим гражданину свободу как в политической (демократической), так и в экономической (ойкосной) организации полиса.
Полисная автаркия была возможна из-за того, что основная масса населения жила за счет доходов от сельского хозяйства, торговля же представляла собой предусмотренные обычаем действия торговцев по статусу. Человек по своей природе считался самодостаточным, поэтому торговля, согласно Аристотелю, возникла из «неестественного стремления делать деньги». Внешняя (административная, военная) торговля считалась естественной, ибо служила выживанию сообщества, поддерживала его автаркию. Торговля, преследовавшая личную выгоду, являлась неблагородным занятием, а потому ею занимались метеки (неполноправные граждане, чужестранцы, а также рабы, отпущенные на волю)3. Как видим, античная демократия ограничивала развитие рынка, так как следовала принципам автаркии и была ориентирована на достижение общего блага граждан полиса.
Итак, в греческом полисе как аграрном обществе домохозяйств существовала «прямая аристократическая демократия»: в политической жизни непосредственно принимали участие полноправные граждане — главы домохозяйств, а также существовали значительные ограничения демократии: рабство, неполноправие женщин и чужеземцев, детоубийство, институт остракизма.
Римский полис (civitas) в отличие от греческого представлял иную форму политической и социально-экономической организации. Там рано появилась более четко выраженная государственная система, основанная на власти Сената и отдельных магистратов, которые значительно ограничивали функции народного собрания. В эпоху диктатуры Цезаря и принципата Августа республиканские традиции все более превращались в фасад, за которым просматривалась военная монархия, происходило усиление рабовладельческой олигархии. Окончательно демократические принципы хозяйственной и политической жизни античного общества были разрушены в период Римской империи и проявились только через тысячу лет в городах-государствах Италии.
Итальянские города-государства Средневековья и Ренессанса представляли уникальный случай развития капитализма и демократических институтов. Они образовывали «геополитический локус баланса сил» между основными игроками средневековой системы — римским папой и императором. Впервые «соображения достатка» стали наиболее важными для «соображений силы» во всей Европе4. Разумеется, мы не должны забывать о том, что именно в феодальной Европе возникли английский парламент, французские генеральные штаты, испанские кортесы. И все же эти сословно-представительные органы находились под контролем короля и представляли собой собрания крупных аристократов (прелатов, баронов, графов, епископов), которые не участвовали в политическом управлении государством: первоначальной функцией парламента было утверждение налогов, генеральные штаты представляли собой судебно-административные учреждения.
Итальянские же города (Флоренция, Венеция, Генуя, Милан, Болонья, Падуя и др.), как и северные города Нидерландов (Гент, Ипр, Брюгге, Турне), добились наибольшей самостоятельности как в плане экономическом (сокращение поборов сеньора, достижение торговых привилегий), так и в политическом (обретение городского самоуправления). Права итальянских коммун фиксировались в конституциях — статутах. Члены советов и консулы избирались на общем сходе коммуны (аренго, парламенто) на несколько месяцев. Законы предусматривали меры, препятствовавшие усилению единоличной власти, а частая ротация административных должностей давала возможность сотням граждан участвовать в управлении государством. Политическими и избирательными правами пользовались только граждане, которыми являлись жители города, обладавшие собственностью и платившие налоги. Как и античный полис, итальянский город был автаркичным образованием. Но в отличие от полиса, где политическая автаркия поддерживалась знатностью и аристократичностью происхождения, замкнутость коммуны была определена экономическим положением. Так, например, избирательное право часто ограничивалось обязательной принадлежностью к какому-либо цеху или к компании торговцев и купцов. Этот факт дает право говорить о существовании в итальянских городах «пополанской демократии», выражавшей интересы торгово-ремесленного населения (пополанов).
