Журнал класс - Политический класс 43 (07-2008)
(в 1950-1960-е годы) с кризисом 1970-х годов. «Третья волна» демократизации охватила значительную часть авторитарных государств: Португалию, Испанию, ряд стран Латинской Америки (Эквадор, Перу, Уругвай, Сальвадор, Гватемала), Азии (Индия, Тайвань, Филиппины), Африки (Папуа-Новая Гвинея, Намибия). В конце 1980-х годов многопартийные системы развиваются в странах бывшего советского блока: в прибалтийских республиках, в Восточной Германии, Польше, Чехословакии, Румынии, Болгарии, Монголии. Триумфом «третьей волны» явились крах СССР и образование на его территории демократических государств.
Конечно, демократизация в перечисленных странах не осуществлялась по западному или американскому образцу, ее экономической предпосылкой стали десятилетия кризиса. Возможно, поэтому «третья волна» демократизации не была столь прогрессивна, как ее предшественница — «вторая волна» (1943-1962 годы), создавшая не только «новые демократии», но и «новые индустриальные страны», такие как Западная Германия, Япония, Южная Корея. После же «третьей волны» наблюдались значительные «откаты»: возникали «нелиберальные демократии» (Фарид Закария), появлялись гибридные политические режимы, именуемые «управляемой демократией» или «конкурентным авторитаризмом». Политолог Фрэнсис Фукуяма, прогнозируя к концу ХХ века победу либеральной демократии в мире, справедливо подчеркивал, что эту победу одержит не столько либеральная практика, сколько либеральная идея: «Даже недемократу придется говорить языком демократии, чтобы оправдать свое отклонение от единого универсального стандарта»10.
Все же глобальное распространение демократии не привело к качественному улучшению современного мира. Напротив, многие западные исследователи сегодня говорят о кризисе демократии, который проявляется в авторитарных методах проведения внешней политики США и некоторых стран Западной Европы (вооруженные вмешательства в дела Югославии, Ирака, Афганистана, активное продвижение НАТО на восток), а также в неспособности этих стран противостоять угрозе международного терроризма с помощью демократических процедур. Социологи Дэниел Белл и Энтони Гидденс говорят о «парадоксе демократии»: национальное демократическое правительство стало слишком маленьким, чтобы ответить на важные глобальные проблемы; при этом оно стало слишком важным, чтобы разбираться в мелких вопросах на уровне городов и регионов11. Таким образом, глобализация не уничтожает национальные демократические государства, а изменяет и усложняет их задачи.
Давление гибких глобальных экономических сетей трансформирует нацию-государство в «корпорацию-государство» или «рынок-государство» (Андрей Фурсов), что ведет к ослаблению значения политики, идеологии, гражданского общества и социального государства. Современный глобальный капитализм также значительно усложняется, появляется несколько его уровней. На международном уровне функционируют такие институты, как ВТО, ОЭСР, множество транснациональных корпораций; на региональном уровне — наднациональные капиталистические миры-экономики вроде Евросоюза или Североамериканской зоны свободной торговли (NAFTA). В то же время внутри наций-государств активно развиваются «автохтонные капитализмы»12, которые, учитывая логику глобального капитализма, опираются на собственную политическую и социокультурную специфику.
Естественно, что национальным демократиям все труднее приспосабливаться к такой многоуровневой капиталистической системе. Они должны стать гибче и остро чувствовать баланс между открытостью и закрытостью по отношению к ней. Современная демократия западного типа — это уже не полисная демократия времен Античности или массовая демократия «трудового общества» XVIII-XIX веков. Согласно Шумпетеру, капиталистическое общество лишь в период своего расцвета хорошо подходило для обеспечения успеха демократии, которая, в свою очередь, защищала частные интересы буржуазии. Буржуазная демократия была не способна долго функционировать, поскольку буржуазия не породила свой собственный лидирующий политический класс, а входила в политический класс небуржуазного происхождения13: «феодалы эксплуатировали буржуазию», «военное аристократическое общество кормилось за счет капитализма».
Все это приводит к тому, что разрушается способность политиков выражать общую волю. Происходят «демассификация политической жизни» (Элвин Тоффлер), отчуждение власти от народа и народа от власти. Политолог Кристофер Лэш считает, что в условиях глобализации наблюдаются интернационализация и виртуализация политических элит, утративших патриотизм и точку соприкосновения с народом. Место демократии, по мнению Лэша, в современном мире занимает меритократия — пародия на демократию (»искусственная демократия»), власть наиболее одаренных, которая оправдывает разделение на элиту и управляемые массы. При этом технократические элиты пользуются властью безответственно, они не годны для несения бремени руководства. Их интересует не столько руководящая роль, сколько ускользание от общей судьбы14. Глобальный капитализм способствует усилению меритократии и превращению демократии в аристократию.
В условиях проявления современных противоречий капитализма и демократии встает проблема поиска новых точек их взаимосвязи. Так, например, в развитых странах появляются различные варианты новой трудовой демократии — «демократия на рабочем месте» (workplace democracy), или «справедливая кооперация» (equitable cooperation), или «капитализм служащих» (employee capitalism)15. Речь идет о формировании новых принципов организации труда рабочих и служащих в условиях постиндустриального общества. В последние три десятилетия в Америке, Западной Европе и Японии место автоматизированной организации труда, основанной на принципах тейлоризма и фордизма, занимает «постфордистская» гибкая система производства. Создаются команды по решению задач и разработке творческих проектов, поощряется инициатива, происходит обучение на работе, рабочие сами участвуют в управлении компаниями (economic self-management), воспринимают их цели, принимают важные решения, что способствует солидарности и взаимному доверию между ними.
Как видим, в современных постиндустриальных странах капитализм и демократия вовсе не исчезают, а приобретают иные формы взаимодействия. Новым же индустриальным странам, в том числе и России, предстоит выработать адекватную своему обществу национальную стратегию взаимосвязи капитализма и демократии в условиях глобализации.
Наша страна нуждается в подобной стратегии. Реформы 1990-х годов, с одной стороны, привнесли на российскую почву демократию и капитализм, а с другой — образовали пропасть между ними. Взаимосвязи обоих феноменов препятствовало отсутствие условий для их эффективного функционирования — социального государства и гражданского общества, предпринимательской этики и демократической политической культуры. Современной российской политической элитой сделан существенный шаг в сторону создания этих условий — предложена концепция суверенной демократии, призванная наладить диалог власти и общества, легитимировать существующую власть. При этом данная концепция не должна стать только лишь доктриной, консолидирующей правящую элиту и правящую партию. Это может привести к еще большему «суверенитету» политического класса от граждан. Суверенной демократии прежде всего необходимо функционировать как национальной стратегии обеспечения баланса между капитализмом и демократией, призванной мобилизовать российское гражданское общество и повысить уровень его политической культуры.
Важно помнить, что совершать ошибки уже поздно. В условиях глобализации государство смещает свои приоритеты с «властителя территории» к «господину скорости», а «часы западной цивилизации задают темп для принудительной одновременности неодновременного»16. Любые промедления и неточности могут привести к возникновению негативных последствий. Об этом свидетельствует прослеженная в настоящей статье динамика сетей взаимодействия капитализма и демократии. Во времена Античности демократия являлась самоцелью развития полиса; к рынку, напротив, относились презрительно, что привело к появлению рабовладельческой аристократии. Средневековые города-государства Италии функционировали как центры торгового капитализма, демократия же была лишь механизмом, обеспечивавшим доступ к распределению благ между гражданами коммун, что вызвало засилье олигархии. В Новое время возникли нации-государства, создавшие для обеспечения баланса между капитализмом и демократией социальное государство. Изменение роли наций-государств в современном мире делает менее эффективными осуществляемые ими социальные функции. Капитализм и демократия сегодня нуждаются в появлении нового «арбитра» на новом поле своей игры.
