Вперед в прошлое 7 (СИ) - Ратманов Денис
— Павел, можно тебя на пару слов? — проговорила она примирительно, обратилась к Илье. — Парень, я хочу побеседовать с твоим другом с глазу на глаз. Отпустишь его на две минуты?
Илья посмотрел на меня — что делать, мол? — на нее, снова на меня. Я кивнул, и он шагнул в лифт, который сразу же закрыл створки и поехал вниз.
Валентина Марковна разжала узловатые пальцы, выпуская меня, зыркнула на дочь — мать Инны тотчас исчезла, и стало ясно, кто главный в этой семье.
Мы с Валентиной Марковной играли в гляделки, и я ожидал чего угодно. Изучал морщинистое, как урючина, лицо и понимал, что бабушка Инны совсем старенькая, ей явно больше семидесяти, как бы не восемьдесят.
— Жаль, что наша Инна тебе не приглянулась, хороший ты парень.
Я чуть глаза не потерял от удивления. Опомниться мне старушка не дала, сказала:
— Время сейчас страшное, темное. Страшнее, чем когда была война, тогда хоть понятно: это враг, это свой. Теперь поди разберись, кто враг. — Она помолчала немного и продолжила: — Было мне шестнадцать, любила я парня, открылась ему… Спасибо, что поступил с нашей девочкой порядочно: не испортил то, что самому не надобно.
Меня от неловкости парализовало. Чего угодно ожидал — но не откровений этой пожилой и, безусловно, мудрой женщины.
— А подруга из-за мужика повесилась. Так он сделал вид, что ничего не знает и вообще ни при чем. Жил и в ус не дул, дерьмо овечье! А ты искал Инну, помогал.
Аж в горле заскребло, так я расчувствовался.
— Спасибо тебе еще и за то, что не стал рассказывать про предсмертную записку. Поди Инне самой стыдно будет, когда в себя придет. А очнется, тогда и решим, что говорить всем. И ты пока молчи.
— А про таблетки? — вспомнил я. — Учительница знает же. В школе секретарша всем сказала.
— Это плохо. — Валентина Марковна потерла лоб, лихорадочно думая, как спасти репутацию внучки. — Скажем, перепутала клофелин и таблетки от аллергии, они рядом лежали.
— Так пойдет, — кивнул я. — Вам спасибо за… житейскую мудрость. Я очень рад, что все обошлось, и надеюсь, что Инна одумается. Ну какая может быть любовь, когда нам учиться надо?
— Любовь не спрашивает, — вздохнула старушка. — Но Инну я очень хорошо понимаю.
И подмигнула мне, как девчонка. Я спасся в лифте, нажал на кнопку первого этажа. Уши горели, щеки пылали — никогда не чувствовал себя так неловко; даже когда трусы продавал, было не так. Бабка недвусмысленно выразила симпатию, бр-р-р! Я прям Иваном-царевичем себя ощутил.
Илья, ожидающий на первом этаже, глянул на меня и залился хохотом:
— Сеньор-помидор! Что с тобой?
— Чуть не изнасиловали, — буркнул я и покраснел еще больше.
— А серьезно? Поверю же.
— Похвалили за оперативность… весьма необычным способом. Фу, не хочу вспоминать… Бабка сказала, что я — настоящий жених.
Илья снова засмеялся, а я, глядя, как он заливается, сперва улыбнулся, потом запрокинул голову и захохотал. Да, глупо и несвоевременно, но так выходило напряжение этого ужасного дня.
К двум часам я успел сгонять за мопедом и приехал, когда все были под платаном — и члены нашего клуба, и Желткова с Карасем, и младшие. Вся школа уже знала, что Инна пошла топиться, и теперь каждому было интересно почему. Версий обсуждалось несколько: ссора с родителями, несчастная любовь и внезапная хандра. В девяностые модное слово «депрессия» было не в ходу.
— Да вы гоните, какая несчастная любовь? — Рая всеми силами пыталась исключить истинную версию. — Да от нее все пацаны ссутся, разве ей кто откажет?
— Вот насчет всех не надо, — гордо вскинул голову Рамиль.
— Угу, — буркнул Димон Минаев.
— Даже старшеклассники за ней бегали, и Мановар яйца подкатывал. И хрен этот, как его… Афоня, во!
— Скорее поссорилась со своими и психанула, — сказал Кабанов.
Алиса проговорила заговорщицким шепотом:
— Вдруг у нее тайная любовь была? Кто-то не из нашей школы, взрослый и… женатый!
Как же она недалека от истины!
Саня и Денчик насупились. Рая Лихолетова возразила:
— Да ну, я бы знала.
Я решил потихоньку внедрять в их головы официальную версию:
— А может, она просто таблетки перепутала? У нее нормальные родители, бабка продвинутая, такие до самоубийства доводить не будут. Да и на психическую Инна не очень похожа. Вот очнется — сама и расскажет, чего голову ломать?
Потом мы отправились на базу готовиться к урокам, а разошлись раньше обычного: видимо, сегодняшний день морально выпотрошил не только меня. Но главное — когда мы уже лишились надежды, все закончилось благополучно.
И в школе все благополучно: Джусиха изгнана, дрэка вернули. Мало того, теперь директор нам благоволит, и с его помощью в школе можно внедрять интересные вещи.
Ян, вон, программированием бредит, аж в библиотеку поехал про это читать, а для моих одноклассников, даже для Ильи, компьютер — что-то на грани фантастики. У нас в школе нет информатики, и не будет до одиннадцатого класса. Интересно, можно как-то ускорить процесс компьютеризации? Параллельно замутить курсы, найти человека, который организует кружок. Наш клуб должен быть на волне прогресса, в конце девяностых и начале нулевых умение обращаться с компом давало огромный плюс.
У меня-взрослого это чудо техники появилось только в 2003 году — когда стал работать, купил за безумные 800 долларов, а до того было не по карману. Вдруг у Яна способности, и он станет крутым программистом? Да и Илья к этому расположен, важно вовремя пробудить в них талант.
Мыслями я делиться не стал. Надо будет с дрэком поговорить насчет компьютерного класса и курсов. Насколько знаю, финансирование есть, некоторые городские школы уже с компами, так чем мы хуже?
Единственный, кто был немного расстроен — Борис. Все, включая учителей, забыли о его достижении, он рассчитывал, что его вызовут при всех и вручат приз, но учителям было, похоже, не до него. Надо будет Никитичу напомнить.
Домой я пришел рано, выдержал Наташкину атаку: а правда, что у вас в классе девка топилась? А почему? А кто ее нашел? Потом поговорил с мамой, она подтвердила догадку, что винзавод будет закрытым акционерным обществом, сотрудникам раздают не ваучеры, а акции, одна акция — один ваучер себестоимостью 10000 рублей. За ваучеры можно приобрести не более четырех акций — тем, кто работает менее трех лет. Тем, кто — от трех до десяти, полагается не более десяти акций, а если стаж более десяти лет, полагаются двадцать акций за ваучеры. Но, помимо этого, за деньги можно купить сколько угодно акций, цена одной — десять тысяч рублей.
Я прикинул, что одна акция — одна сотка земли в будущем, полтора миллиона как минимум. Шикарное вложение средств.
У мамы осталось пять ваучеров — берегла на черный день. Отец про свой вовсе забыл, а что их выдавали на детей, стало для меня сюрпризом.
То есть пока мне ваучеры ни к чему, а насчет акций других компаний нужно выяснять, похоже, в библиотеке, просматривать подшивки профильных газет, может, там есть подсказки, как достать акции перспективных компаний. По идее, уже должна выходить газета «Коммерсантъ». Родители экономикой не интересовались, а я узнал о существовании газеты много позже девяностых.
До восьмичасовых новостей я еле дожил. Все было по-прежнему: Белый дом окружен омоновцами и обесточен, но депутаты продолжают заседать, призывая народ подняться на борьбу с самодуром Ельциным. Когда кульминация? Что-то действо затянулось. И главное, как там дед? Пока все это не закончится, на его полноценную помощь рассчитывать нельзя. Главное, чтобы он вышел из заварухи целым и невредимым.
Вспомнились восемьсот долларов, отправленные в Москву, и стало неспокойно. Но по сравнению с тем шквалом эмоций, что я испытал, когда прочел предсмертное письмо Инны — мелочи, комариный писк, который не помешал мне вырубиться в девять вечера.
Утром я еле продрал глаза, зевнул, глядя на дождевые капли на стекле, и представил подъезжающий к Москве поезд. Дед сможет сказать что-то внятное после одиннадцати дня, он должен отчитаться бабушке, позвонить мне ему неоткуда, а значит, придется мучиться неведением до конца уроков.
