Юрий Маслиев - Месть князя
В Мукден прибыли под вечер. Город был наполнен войсками, и только в отеле «Ямато» – в самом центре, где находился также атаман Семенов, они узнали о покушении на маршала. Чжан Цзолинь погиб при взрыве бронепоезда, в котором он направлялся в Мукден.
Крылов, на некоторое время покинувший их для доклада атаману Семенову, вернувшись, сообщил, многозначительно и цинично улыбаясь, когда они сели ужинать в громадном банкетном зале отеля с зелеными лепными потолками:
– Другой конец бикфордова шнура нужно искать не в Мукдене, а в Токио.
Жизнь на Востоке приучила Крылова выражать свои мысли, когда это было нужно, цветистыми иносказаниями.
– Атаман Семенов примет вас завтра вечером, после похорон. Не обессудьте…
Закончив с друзьями ужин, он быстро откланялся, разведя руками:
– Дела.
Глава 4
Сотрудник японской службы безопасности «Кемпейтай», начальник второго отдела разведывательных операций и диверсий разведки Квантунской армии полковник Ямамото осторожно подошел к открытому окну кабинета и глянул из-за шторы вниз. Гроб с телом маршала Чжан Цзолиня покоился на артиллерийском лафете, который через запрудившую улицу толпу любопытных тащила упряжка армейских коней одной вороной масти.
В траурном молчании за лафетом следовали родственники, друзья, соратники погибшего, официальные лица. Особенно выделялся наследник маршала – молодой Чжан Сюэлян, впервые надевший военную форму. Рядом шли командующий Квантунской армией, офицеры его штаба и даже капитан Кингоро из отдела Ямамото. Змеиная улыбка тронула узкую щель рта полковника – командиром диверсионной группы, которая произвела этот террористический акт, был его капитан Кингоро. По левую сторону от сына маршала шел глава японской делегации. Черный цилиндр дипломата возвышался над фуражками цвета хаки. Чуть позади дипломата шел, осторожно придерживая рукой блестящую саблю, военный советник покойного маршала – генерал Итагаки, сотрудник японского генерального штаба. Сзади почтительно тащился адъютант советника.
В общем, колонна провожающих внушала восхищенный трепет толпе зевак, стоявших вдоль движения траурной процессии. И только уже совсем в конце, затерявшись, шли, на время прекратив свои давние распри, представители русской эмиграции: дородный, с кривыми ногами кавалериста, обутыми в блестящие японские сапоги, атаман Семенов и бывший дальневосточный промышленник, экс-глава приморского правительства, один из братьев Меркуловых, поставлявший теперь мясо для Квантунской армии.
Неслышной поступью к Ямамото подошел хозяин кабинета, председатель совета директоров акционерной компании Южно-Маньчжурской железной дороги Такахаси. Он, глянув из-за плеча полковника на медленно двигавшуюся торжественную процессию, произнес своим высоким лающим голосом:
– Интересно, как будет вести себя этот сопляк? – Он кивком головы указал на наследника, юного Чжан Сюэляна.
– Этот мальчишка сейчас стал властителем трех восточных провинций. И хотя он недавно закончил японскую военную школу… власть сильно меняет людей.
Ямамото почти на равных разговаривал с могущественным олигархом, который в штабе Квантунской армии, когда-то созданной для охраны железной дороги, имел весомое слово. Ямамото же не только сам имел большой пакет акций «Южно-Маньчжурской железнодорожной компании», которая помимо вагонов, локомотивов, станционных зданий владела еще и угольными шахтами, металлургическими заводами, – но и представлял в Китае интересы одного из крупнейших держателей акций этой компании – министра двора его императорского величества, Страны восходящего солнца, графа Мацудайры.
Солидный куш, сорванный ими в 1920 году во Владивостоке, где один был начальником кемпейтай-контрразведки японского экспедиционного корпуса, а другой – генеральным консулом в России, позволил им приобрести эти акции. И теперь их благополучие целиком зависело от политики, проводимой божественным микадо в Китае.
Помолчав, Ямамото продолжил:
– Я, как многие патриоты, неотступно исповедую бусидо – закон самурайской чести. Мы без колебаний будем идти путем, предначертанным предками, по императорскому пути кодо – политики завоевания далеких и близких земель. Еще более тысячи лет назад великий император Дзимму издал рескрипт, в котором завещал потомкам: «Накроем весь мир своей крышей и сделаем его нашим домом». В древней книге «Ниппон-сики» – вся история Японии. Прислушайтесь, как звучит эта фраза: хакко итиу[12] – звук свистящей стрелы, пронзающей пространство… Колесница императора не остановится перед гусеницей, переползающей дорогу.
– Вон, на лафете везут раздавленную гусеницу, которая стала на пути нации Ямато… Вряд ли наследник этой гусеницы опять захочет связывать свою судьбу с англичанами и американцами. Эти насекомые хорошо усваивают уроки божественной Аматэрасу. – Такахаси, надменно улыбаясь, втянул сквозь зубы воздух. – И хотя токийские газеты пишут, что убили «большого друга Японии, павшего от рук наглых террористов», что это «…дело рук партизан, сторонников гоминьдановского правительства в Нанкине, с которыми боролся покойный маршал», Чжан Сюэлян прекрасно понимает, почему тело его великого отца, – слово «великого» он произнес с явным пренебрежением, – сейчас покоится на артиллерийском лафете.
– Но на божественную Японию ему обижаться нечего, – иронично поддержал разговор Ямамото, – это дело рук русских… Отличные воины, особенно после подготовки специально отобранных офицеров в школе капитана Кингоро. Благодаря финансовой помощи нашей компании, – он сделал акцент на слове «нашей», причисляя и себя к вершителям большой политики на континенте, – школа имеет великолепный полигон и корпуса, где проводятся занятия, оборудованные по последнему слову техники, включая даже аэродром с современными самолетами. Инструкторы, сами прошедшие трудную боевую школу, воспитывают таких курсантов, что вряд ли в мире найдутся агенты и диверсанты, подобные им. Правда, их очень мало, но они стоят тех средств, которые на них затрачиваются. Сегодня капитан Кингоро сообщил, что его агент в корпусе этого паяца атамана Семенова привез в Мукден три редчайших образчика. Правда, их придется еще вербовать… Ну да капитан – большой специалист на этом поприще… Будут работать на нас, никуда не денутся… Хотелось бы взглянуть на них, но… – он пожал плечами, – через час самолет, вызывают в Токио. Приходится торопиться…
Такахаси, снисходительно посмотрев на полковника, ответил пословицей:
– Кто торопится, тот дольше идет…
Из правления Южно-Маньчжурской железной дороги, которое расположилось в Токио и где, собственно, решено было убрать маршала, до Такахаси дошли сведения, что в кабинете министров недовольны самоуправством, и кто-то должен ответить за смерть маршала.
Ямамото был истинным самураем, он привык брать ответственность на себя. В стране, где так высоко развит культ предков, таких, как он, было много. Ямамото считал, что если исполнению заветов императора Дзимму кто-то мешал, то его нужно уничтожать, и что армией должны управлять военные, а не осторожные и трусливые политики. В столице высокие армейские круги его прикроют. Там тоже считали, что врагов кодо нужно безжалостно отбрасывать.
Полковник любил риск. Тем более что экспансия Японии в этом регионе была напрямую связана с его личным материальным благополучием. Поэтому он, стараясь не показывать вида, что понял завуалированное предупреждение Такахаси, надел на лицо маску сурового воина, чья холодная расчетливость и гибкость ума сочеталась с лиричностью поэта, способного ценить прекрасное.
Еще раз взглянув в окно на удаляющуюся процессию, он задумчиво произнес строки древнего поэта, соответствующие траурной обстановке на улице:
– Как тени, наши души растворятся в аллеях сумрачных святого мирозданья…
И, вежливо попрощавшись, он покинул кабинет. Приходилось спешить – в Токио задержку могли понять превратно.
Атаман Семенов представлял собой широкого мужчину, несколько мужиковатого, с короткой багровой шеей, в плотно застегнутом кителе. На его монгольском, с высокими скулами, лице несуразно торчали длинные подкрученные усы. Он принял друзей поздно вечером у себя в номере. Как только они были представлены, атаман сразу взял с места в карьер. Быстро пробежал глазами послание генерала Кутепова и небрежно бросил его на письменный стол, громко прокомментировав:
– Когда уже наши европейцы, – он имел в виду белоэмигрантские организации в Европе, – поймут, что все их разногласия ни к чему не приведут, что единственно возможное освобождение России от большевизма должно исходить через Сибирь. Логическое завершение первого этапа освободительного движения – это создание восточно-сибирского российского государства, включая Забайкалье и Приморье. Все силы белой эмиграции должны быть сосредоточены на этом участке борьбы. Нечего распылять свои силы. Нужно, отставив свои амбиции ради спасения Родины, объединиться вокруг моих вооруженных сил. Японцы – не Европа, японцы – активная нация. И они поддерживают меня, поставляют оружие, дают займы. У меня сейчас более двадцати тысяч сабель, расположенных в Северном Китае, – он несколько приврал цифры, – но необходимо увеличить русское военное присутствие за счет европейских полков РОВСа… Барон Врангель уже стар, ему сейчас трудно принимать решения. Но, господа! – Он возмущенно повысил голос: – Стар, немощен – освободи место председателя! Я передам письмо генералу Кутепову, – закончил он, – надеюсь, Александр Павлович поймет меня и придет под мои знамена. Настанет время, и мои войска перейдут советскую границу, поведут стремительное наступление в направлении Якутска. Затем из бассейна реки Лены ударят на юг к Байкалу… Мне помогут бурятские и монгольские князьки. Связь с ними уже налажена. Закрепят удар, конечно, японские войска. Но только бы создать свою новую Россию – плацдарм, откуда всесокрушающей лавиной сомнем европейский большевизм, а там – и японцев поставим на место. Самураи, мать их…
