На Литовской земле (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

Когда польские гусары, а вслед за ними и панцирные казаки дрогнули, я конечно же не заметил. Просто сражаться стало проще, врагов стало меньше, а после они и вовсе пропали. Только тогда я смог оглядеться, и понял, что гусары отступают. Видимо, первыми не выдержали панцирные казаки, им пришлось противостоять рейтарам и конным аркебузирам, которые обстреливали их с флангов, не вступая в рукопашную схватку. Козиглова, что бы про него ни говорили, как бы ни смеялись, командир был толковый и приказы умел выполнять. Поняв, что им грозит окружение, подались назад и гусары, отступая под нашим натиском вполне организованно. На флангах панцирные казаки уже кое-где побежали, окончательно сломав боевые порядки, и давая рейтарам возможность преследовать их и рубить палашами по спинам. Кони-то у нас посвежее будут, так что уйти удавалось немногим.

И тут случилось то, что после назовут чудом на Висле, конечно же, имея в виду всё наше сражение, однако в тот момент чудом показалось именно это. Из леса, откуда утром в туманной дымке выезжали конные хоругви Оссолинского, показались новые всадники. Они сходу, без порядка, обрушились на отступающих гусар и бегущих панцирников.

Я опустил палаш, копьё сломалось в первые же мгновения конной сшибки. Можно возвращаться к гетману с князем. Битва окончена.

Глава 27

Подкрепления

Я готов был в обе щеки расцеловать Кмитича и Лисовского, хотя последнего и должен бы ненавидеть, да и ненавидел всей душой. Слишком много горя принёс этот человек моей Родине. Однако сегодня эти двое буквально изменили весь ход войны. Варшава была обречена, что я и заявил на первом же военном совете, состоявшемся на левом берегу Вислы.

— Я даже не рассчитывал на такой успех, — говорил я, — какой принесла нам битва на Висле. Благодаря стражнику великому литовскому и полковнику Лисовскому нам удалось не просто разбить, но разгромить, рассеять по округе всё войско Оссолинского. А ведь это едва ли не половина всей кавалерии Жигимонта.

— Жаль самого воеводу подляшского взять в плен не удалось, — покачал головой Лисовский.

Конечно полковник невелика птица, чтобы на военных советах присутствовать, но сегодня особый день, и не пригласить его я не мог. Хотя и старался не смотреть особо в его сторону.

— Хороший выкуп можно было бы за него взять, — усмехнулся Кмитич, — но уж не свезло, так не свезло. И так добычи твои лисовчики взяли богато, столько и липки к рукам не прибрали.

Между татарами и лисовчиками после боя даже короткие схватки за пленников и добро вспыхивали. Их гасили рейтары Козигловы, неизменно оказывавшиеся рядом с буянами, чтобы угомонить всех разом. При этом добро как-то само собой оказывалось у рейтар, спорить с которыми не желали ни липки, ни лисовчики.

Кмитич с Лисовским шли спасать наше войско, торопились к переправе, взяв с собой в войско столько коней, что на каждого всадника по три приходилось. Забирали у богатых, давно не ведавших войны мазовчан рабочих лошадок, каких не жалко и загнать. Боевых и верховых коней жалели: гнали без груза и даже без сёдел, как табун. Мчались как ветер, без отдыха, загоняя крестьянских лошадок, и лишь после того, как те падали, пересаживаясь на верховых. Боевых же берегли до последнего. Лишь перед самой атакой накинули на них сёдла и ударили. Сходу, без порядка, думая, что спасают, на деле же оказалось, именно они превратили победу в полный разгром. Опрокинули и порубали уже бегущих, сломавших боевые порядки панцирников, врезались с тылу в отступающих гусар так, что те внезапно оказались в окружении. Рубились, правда, до последнего, жестоко, не желая сдаваться в плен. Кое-кто даже прорвался: всё же лисовчики, липки и даже пятигорцы были кавалерией лёгкой. Гусары прорубались через них, нанося страшные раны своими длинными концежами, и пускали спотыкающихся коней вскачь, пытаясь уйти подальше. Многих потом приводили на арканах те же липки: далеко на таких уставших конях не уедешь. Однако кое-кому всё же удавалось спастись.

И тем не менее можно было с уверенностью сказать, что конное войско Оссолинского перестало существовать. Конечно какая-то часть его придёт в Варшаву, неся королю чёрную весть. Однако много кто решит, что войны с него хватит и отъедет обратно в своё поместье или застянок, прикинув что дело королевское проиграно, и драться за него больше не стоит.

— Теперь нам нужно как можно скорее идти к Варшаве, — продолжил я, — и ставить под её стенами осадный стан.

— Жигимонт знает, — напомнил мне Ходкевич, — что у нас нет тяжёлых пушек для осады столицы. С нашим арсеналом мы провозимся слишком долго, а кидать на штурм стен выбранцов — затея гиблая. Ещё Баторий, когда Псков осаждал, показал это. Не слишком они хороши при штурме стен.

Пскова Стефан Баторий так и не взял, пришлось ему тогда убираться подобру-поздорову, несмотря на заявление о победе над Русским царством. И мы сейчас окажемся в том же положении, что и он. Торчать под стенами Варшавы без тяжёлых пушек и надежд на их прибытие откуда-либо — попросту глупо. Мазовия, конечно, край богатый, но наша армия объест его слишком быстро, да и потери в осаде, даже без стычек с гарнизоном, будут расти каждый день. Как и дезертирство, особенно среди выбранцов. Мы можем попробовать простоять здесь столько же, сколько Жигимонт стоял под Смоленском, вот только что-то мне подсказывало, это далеко не лучшая идея. В конце концов, у нас в тылу может образоваться конфедерация, а то и не одна. И вот тогда-то нам придётся очень туго.

— У нас достаточно инженеров, — ответил я, — чтобы минную войну развернуть. Будем подводить петарды к воротам. Современная война возможна и без пушек. Тем более, что укрепления Варшавы старые и на методы войны новой никак не рассчитаны.

— Прольётся много крови, — покачал головой князь Януш Радзивилл, — прежде чем мы прорвёмся в Варшаву. Да и времени уйдёт на все эти штурмы очень много. Пока мы будем осаждать столицу, к ней вполне могут подойти подкрепления.

— А без конницы Оссолинского, — добавил гетман Ходкевич, — потерянной на Висле, Жигимонт не рискнёт выйти в поле.

— У нас нет выбора, — пожал плечами я, — кроме как окружить Варшаву настоящим кольцом осадных лагерей и предпринимать штурмы, прощупывая оборону. Рано или поздно она поддастся.

Я верил в то, что Варшаву можно взять и без осадных орудий. Она не слишком велика, столицей стала недавно, и домов в ней, как мне сообщили, насчитывалось около трёх сотен. Далеко ей до Москвы и Вильно. Долго оборонять не самый большой город с откровенно устаревшими, средневековыми ещё стенами, лишь дополненными шанцами и валами и редутами с пушками, невозможно. Сильной стороной поляков всегда была кавалерия, а при обороне крепостей от неё толку мало, нужна толковая пехота. Однако за валами и рвами даже выбранцы чувствуют себя достаточно уверенно, чтобы сражаться, а не разбегаться после первого же серьёзного натиска. У нас же как раз в пехоте существенное преимущество, и пускай на штурм первыми придётся кидать наёмников, а уж следом за ними самых обстрелянных выбранцов с гайдуками, всё же я считал, что пускай и дорогой ценой, но Варшаву мы возьмём.

— Перво-наперво нужно запасти как можно больше пороху и ядер, — принялся приказывать я. — Будем вести обстрел Варшавы день и ночь, чтобы в городе никто ни спать ни есть нормально не мог. Калёных ядер как можно больше кидать. Вонючих тоже. Эпидемия живо заставит Жигимонта или на переговоры пойти, или выйти в поле для битвы. Разделить войско на две дивизии. Первая сидит в закопях и готовит минную войну, если получится взорвать галерею, считайте, Варшава в наших руках. Вторую отвести на десять вёрст от городских стен, чтобы видно оттуда не было, насыпать вал и заставить отрабатывать штурм, чтобы всякий солдат при штурме настоящем знал свой манёвр и действовал не задумываясь. Осадную дивизию надо сформировать в основном из наёмников и необстрелянных выбранцов. Пускай сидят в безопасности и воюют потихоньку, да опыта набираются. В штурмовую набрать прошедших Гродно, Белосток и Вислу, дать им два полка шотландских мушкетёров, в которых потери поменьше. Изводить их тренировками денно и нощно, чтобы через две недели были готовы идти на штурм.