Скопа Московская (СИ) - Сапожников Борис Владимирович
— Что ж, Димитрий, — обратился к нему царь, — повинную голову меч не сечёт, но и награды не жди от меня. Станешь и дале служить мне верно, будет и награда по заслугам.
Трубецкой в третий раз поклонился царю, кажется ещё ниже прежнего.
— И тебе благодарность моя, Михаил, — обернулся ко мне царь Василий. — Оборонил ты столицу, погнал ляха с нашей земли. За тебе честь и хвала.
Теперь настал мой черёд кланяться.
— За тебя, государь, да отечество стоял, — ответил я, — и впредь стоять будут столь же верно и твёрдо.
— Нет у меня в том сомнений, — кивнул царь Василий. — А теперь, гости дорогие, пожалуйте ко мне в горницу на пир великий. Чествовать вас будем как победителей и по чести и заслугам всем награда выйдет.
Неладное началось, когда мы расселись за столами. На почётных местах рядом с царём оказались князь Дмитрий и Трубецкой. Меня уже усадили во главе ближнего воеводского стола. Место вроде и почётное, вот только не для царёва родича и князя из Рюриковичей. Это было почти оскорбление, и сидевший рядом князь Хованский поспешил мне об этом напомнить.
— Заслуги твои князь Дмитрий решил себе прибрать, — прямо заявил он. — Не за воеводским столом тебе сидеть должно, Михаил, но куда повыше.
Как будто я без него не знаю. Но не вставать же и не затевать свару с Трубецким прямо при царе. Тому вроде как кроме прощения никаких наград царь не обещал, но вот он уже сидит буквально на моём месте. Неужто его будут чествовать как спасителя Отечества вместе с князем Дмитрием, а обо мне просто забудут. От такой вопиющей несправедливости у меня защемило сердце. Хорошо, что рядом сидели люди рассудительные, князья Хованский и Елецкий, а ещё оправившиеся от ран, полученных при Клушине, Мезецкий и Голицын. Дальше сидели воеводы и князья, не ходившие в поход на Сигизмунда, и я там сразу узнал Воротынского, на крестинах его сына князя Скопина и не отравили. Тот старался не встречаться со мной взглядом. Зря я, наверное, до отбытия из Москвы ещё и к нему не заехал. Воротынский явно чувствует передо мной вину за то, что в его доме я, как он считает, едва Богу душу не отдал. Это надо было использовать сразу, можно было бы заполучить весьма ценного союзника в Москве, в самой ближней свите царя. Сейчас тоже можно на этом сыграть, ишь как Воротынский взгляд от меня воротит — гложет душу его до сих пор вина — вот только эффект будет уже далеко не тот. Но будет время, навещу его двор. Тогда наверно на каком-то подсознательном уровне мне было просто страшно ездить туда, где убили князя Скопина. А ну как смерть его там сторожит снова… Такое вот суеверие, доставшееся в наследство от князя.
Тут поднялся сам царь Василий, и все мы за столами встали вместе с ним.
— Во славу спасителей Отечества от ляхов и воров, — провозгласил он здравицу, поднимая золотой, богато украшенный каменьями кубок. — Князей Димитриев. Брата моего и Димитрия Трубецкого!
И все мы вынуждены были повторить эту здравицу, хотя у меня от этих слов с души воротило. Два предателя, перемётчика, вот кто они! Не верил я в то, что князь Дмитрий бежал к Сигизмунду, чтобы переманить Трубецкого, просто так удачно вышло. Да и Трубецкой, видя как идут дела на поле боя, вполне мог изменить планы, а князя Дмитрия держал при себе как ценного заложника. Будет военная удача на стороне ляхов, так можно и выдать его с потрохами, пускай польский король сам с ним разбирается — казнить или миловать царёва брата. Но всё обернулось так, что королевское войско, даже на пороге победы, могло всё потерять. Что руководило Трубецким, не знаю, что заставило его принять такое решение. Однако он поставил всё на эту карту, и не прогадал. Как там говорил Сапега? Делагарди мне потом перевёл его латынь. Вовремя поменять сторону, не предательство, а предвидение. Как в душу Трубецкому лях глядел.
Пленные из числа самых знатных и не запятнавших себя службой второму самозванцу сидели за особым столом. Где-то среди них был и полковник Струсь, взятый в плен при Клушине, и младший родственник Потоцких Станислав, сыплющий латынью так, что понять его было совершенно невозможно, и даже Самуил Дуниковский, с кем мы дрались и при Клушине, и в Коломенском. Поляки и литовцы сидели мрачные, как и положено пленникам, пускай их в отличие от тех, кто успел послужить второму самозванцу, не заковали в железа. Однако праздновать победу над своим королём им было, конечно же, неприятно. И всё же приходилось поднимать здравицы, которые провозглашали царь и князь Дмитрий и даже новоявленный спаситель Отечества Трубецкой.
Вторым звонком стали награды. Князь Дмитрий получил от царя коня и сбрую. Старший брат сам подвёл его к окну и указал на двор, куда конюхи вывели кровного жеребца с золочёной уздечкой и богатым седлом. Трубецкому правда ничего кроме здравиц не досталось, тут царь своё слово, сказанное при всём честном народе сдержал. Может и наградит после, да только когда лишних глаз не будет рядом. Хотя слух всё равно пойдёт, конечно.
И вот ко мне подошёл стольник, посланный царёвым кравчим, князем Лыковым-Оболенским, который служил ещё первому самозванцу, однако вовремя перешёл на сторону моего царственного дядюшки. Вместе с Иваном-Пуговкой он ездил к татарам и едва ноги унёс с реки Нары, так что был в большом фаворе у царя. Я подошёл к трону и как положено поклонился царю Василию. Вот тут-то и началось самое интересное.
— Ты, Михаил, говорил сколько раз, что не за награды служишь мне, — проговорил царь. — Да и есть у тебя всё вроде. Набор саадачный тебе ещё царь Борис подарил. Палаш, что ты носишь, мой уже подарок. Доспех и коня ты себе добыл в бою, как должно мужу воинскому. Так чего тебе нужно ещё, Михаил, скажи мне, государю твоему. Отвечай честно, как на духу.
— Иначе не умею, государь, — ответил я, ничуть не кривя душой. — А нужно лишь служить тебе верно и далее. Никакой иной награды не надобно мне.
Другого ответа от меня царственный дядюшка и не ждал. Однако злобная, торжествующая ухмылка, что блуждала по лицу князя Дмитрия говорила о том, что всё идёт по его плану. И мне это совсем не нравилось.
— И любую службу от меня примешь, Михаил? — спросил царь.
— Какую ни дашь, — кивнул я, — любую приму. Хоть зашли меня в самую Мангазею воеводой на место покойного Давыда Жеребцова, коли считаешь, что там мне место.
— Иная для тебя служба будет, — заявил мне царь и велел возвращаться на моё место за столом.
Никакого дара мне не досталось. Не то, чтобы сильно нужно было что-то, однако жест этот был весьма показателен. Не заслужил я царёвой награды за всю войну с Сигизмундом, за Клушино, за Смоленск, за Коломенское. Каковы бы ни были заслуги князя Дмитрия с Трубецким, а войском командовал я, и победа эта моя, как бы ни пытались её у меня украсть. Да видимо уже украли, раз царь вызвал меня к своему столу лишь для того, чтобы о новой службе оповестить. Видать, и вправду зашлёт куда Макар телят не гонял, и хорошо ещё если в Тобольск, а то может и правда в Мангазею, правда, туда вряд ли. Слишком уж большие деньги там крутятся, как помнил по рассказам покойного воеводы Жеребцова князь Скопин. Не даром же она прозвана златокипящей.
— Это бесчестье тебе, Михаил, — выдал как только я вернулся на своё место Хованский, — и всем нам вместе с тобой.
— Выходит зазря кровь лили, — подлил масла в огонь Мезецкий. Он ещё не вполне оправился после Клушина и был бледен, однако остроты ума не утратил и раны, полученные в сражении с поляками, на неё никак не повлияли. — Не будет нам, воеводам, и дворянам с детьми боярскими никакой награды. Вот она цена царю Василию. Кто последний ему в уши дунет, тот и будет по золоту ходить да с серебра есть.
— Ты не с деревянной тарелки ешь, Даниил Иваныч, — осадил его я. Хотя он был и постарше меня годами, но разница в местническом ранге делала это несущественным, и я вполне мог позволить себе одёргивать его. — И цену царю не нам определять.
— Коли дворяне да дети боярские по поместьям разъедутся ни с чем, — осторожнее заметил Голицын, тоже бледный после Клушина. Я вообще не был уверен, что увижу его, настолько тот был плох после сражения, однако князь нашёл в себе силы прибыть на большой пир по случаю изгнания ляхов из-под Москвы, — так их более не соберёшь на новую войну. Не приедут просто, а может и хуже того, пойдут к тому, кто копеечку не только сулит, но и платит.
