Владимир Романовский - Добронега
– Второй раз ко мне едешь, и второй раз цели не достиг. Понятно, почему ты отказался ехать с послом.
– Почему же? – нагло удивился Хелье.
– Потому что второй провал тебе бы не простили. Решил стать перебежчиком. Ты не дурак, поэтому наверняка что-то знаешь. С пустыми руками ты бы не сунулся ко мне, скорее бы с послом поехал и попытался бы убежать, не доезжая до другого берега. Говори.
– Что говорить?
– То, что мне нужно знать.
– Продажных женщин обижать стыдно, – сказал Хелье.
– Это ты к чему?
– Я сказал то, что тебе нужно знать. Не знаю, знал ли ты это раньше. Но знать нужно.
– Ясно. Хватит. Привяжите ему камень потяжелее и скиньте в реку, – сказал Ярослав.
– Не спеши, князь, – тихо посоветовал Жискар.
– Не вмешивайся, – огрызнулся Ярослав.
– Так-то ты людей к себе приглашаешь, князь, – заметил Хелье. – Вот оно, твое гостеприимство. Шлешь приглашение, приглашенный приходит, а ты ему камень на шею. – Он представил себе Гостемила в этой ситуации и добавил: – Как это с твоей стороны вовсе не элегантно!
– Приглашение? Друг мой, – сказал Ярослав, – я не приглашаю к себе наемных убийц. Иногда, увы, они приходят сами, без приглашения.
– Что и доказывает, что я вовсе не наемный убийца, ибо меня ты пригласил.
Ярослав вставил ногу в стремя.
– Чего ждете? – спросил он.
– Князь, – сказал Жискар.
– Ну?
Жискар кивком указал ему на Хелье. Ярослав обернулся. Сигтунец протягивал ему какую-то грамоту. Князь вынул ногу из стремени.
– Это что?
– Приглашение.
– Кто же его написал?
– Ты сам, кто же еще, – сказал Хелье.
Ярослав приблизился и взял грамоту из руки Хелье. Прочел.
– И что же? – спросил он мрачно.
– Это ведь ты писал.
– Я. Но адресовано приглашение вовсе не тебе. Его перехватили.
– Не мне?
– Нет. Вот, посмотри, – он повернул грамоту текстом к Хелье и указал пальцем на слово. – Написано – Хелье. Не будешь же ты утверждать, что Хелье – это ты.
– Почему же. Буду.
– Ты – Хелье?
Хелье кивнул.
Ярослав потрогал бороду. У великих мира сего этот жест означает державные раздумья.
– Кто может это подтвердить? – спросил он.
– Тот, кто доставил мне эту грамоту.
– Я могу, – сказал вдруг Ляшко.
Ярослав круто обернулся.
– Он Хелье, – сказал Ляшко. – Я его видел несколько раз в Римском Кроге.
– Это ничего не меняет, – сказал Эймунд. – Впрочем, посол этот… тоже его только что так назвал. Но все равно не меняет.
Ярослав оборотился к Эймунду.
– Нет, не меняет?
– Нет.
Ярослав обвел взглядом воинов. Взгляд его остановился на всаднике со свердом в руках и другим свердом у бедра.
– Верни сверд, – потребовал он.
– Князь… – предупреждающе произнес Эймунд.
Ярослав поднял руку по направлению к нему, и Эймунд умолк.
– Пойдем в детинец, поговорим, – сказал Ярослав.
***
В гриднице князь сел на лавицу, а воеводы встали полукругом. Князь поманил Хелье к себе, и Хелье оказался в центре полукруга, состоящего из Ляшко, Эймунда, Рагнвальда и Жискара. Хелье понравилась склонность Ярослава к театральности.
– Итак, – сказал Ярослав, – я ошибся. Я мог бы сказать – меня дважды ввели в заблуждение. Но это было бы полуправдой. Заблуждение – та же ошибка. И князь не должен позволять вводить себя в заблуждение, тем более дважды. Но все мы люди, и все мы ошибаемся. Ответь – ты тот самый Хелье, который ездил в Константинополь?
Хелье кивнул.
– И тот самый, который присутствовал у реки Скальд?
Хелье снова кивнул. Эймунд оскалился.
– И в Вышгороде бывал, в окна лазил?
Хелье пожал плечами.
– Ты действительно прибыл в Новгород с предложением от конунга Олофа?
– У тебя превосходная память, князь, – заметил Хелье.
– Приношу тебе мои извинения, – сказал Ярослав. – Сердечно прошу тебя меня простить.
Ляшко, Жискар и Рагнвальд переглянулись, а Эймунд вдруг просветлел. Какой блистательный дипломатический ход, подумал он. О, я сделал очень правильный выбор! Князья и конунги – как дети малые, надуют щеки и ни за что свою вину ни перед кем не признают, разве что на плахе или под пытками. А этот взял и попросил прощения – у сопляка тощего безродного! Не сегодня-завтра он себе, князь наш, весь мир подчинит. Этот сопляк расплылся – эвон как, он уже любит Ярослава без памяти, он готов жизнь за него отдать. А ведь сопляк – парень крепкий, целеустремленный, целый день я с ним торчал у Скальда, а он помогал, показывал – и хоть бы бровь дрогнула. И сам же уволок Бориса на плече. И вот Ярослав его без всяких усилий очаровал. И ведь знал, перед кем извиниться! Ляшко вот князь будет без всякой провинности пилить, просто так, от плохого настроения, но никогда прощения не попросит, если не прав – потому что Ляшко никогда такой жест не оценит. А сопляка Хелье он купил сейчас, у всех на виду, всего, с потрохами. Это замечательно. Пусть он подчинит себе мир – я ему помогу. А когда подчинит, я буду править миром от его имени. Очаровывать он умеет и любит, а для правления деятельного слишком мягок и рассудителен. Поэтому в Хольмгарде есть Житник. А в мире вместо Житника буду я.
– Вот и Эймунд мне говорит, что конунг Олоф не прочь выдать замуж дщерь свою, – сказал Ярослав. – Впрочем, с тех пор, как ты мне это предложил, много времени прошло. Но если ты свое предложение сейчас подтвердишь – что ж, поедем в Сигтуну. Прямо сейчас.
Рагнвальд выставил вперед правую ногу.
– Ты хочешь что-то сказать? – спросил Ярослав.
– Да. – Рагнвальд расправил плечи. – Не ко времени это, конунг. Это поссорит тебя с Норвегией.
– Рагнвальд, запахни рот, – велел ему Эймунд.
– Я…
– Рот запахни. – Он повернулся к князю. – За Норвегию отвечаю я. Не бойся, не поссоримся.
– Я и не боюсь, – уверил его Ярослав. – Что ж. Завтра же утром едем.
– Нет, – сказал Рагнвальд.
– Рот…
– Князь, она некрасивая, и девочка совсем.
Возникло неловкое молчание.
– Это межгосударственный брак, – попытался спасти положение Жискар.
Не слушая его, Рагнвальд повысил голос:
– Князь, я видел, как к тебе по ночам, здесь, ходит женщина!
Неловкое молчание стало еще более неловким.
– И что же? – спросил наконец Ярослав.
– Ты – обыкновенный мужчина.
На это ответить было нечего. Ярослав ничего и не ответил.
– Она совсем девочка, – упавшим голосом повторил Рагнвальд.
Сидя на лавице, Ярослав подтянул одну ногу, поставил ее на лавицу, обхватил одной рукой, а подбородок положил на колено, и воззрился на Рагнвальда, ожидая, что, может быть, он еще что-нибудь скажет.
Рагнвальд шагнул к князю, как шагают мужчины, желающие сказать своим соперникам несколько угрожающих слов тихим зловещим голосом прямо в лицо. Хелье и Эймунд, ближе всего стоявшие к князю, одновременно заступили Рагнвальду путь.
– Пропустите, – потребовал Рагнвальд.
– Назад, – сказал Эймунд.
Рагнвальд отступил и положил руку на рукоять. Два сверда одновременно сверкнули, выхваченные из ножен. Хелье и Эймунд прошли подготовку в одной и той же школе.
– Не беспокойтесь, дети мои, – сказал Ярослав. – Рагнвальд не собирается меня убивать. Речь идет о его двоюродной сестре, и он просто обеспокоен ее благосостоянием и желает видеть в ее будущем муже человека достойного. Женат ли ты, Рагнвальд?
Рагнвальд затравленно посмотрел на князя.
– Нет, – пробормотал он. – То есть, да. То есть…
– На собственном примере убедясь, что такое постоянно отсутствующий муж – он даже не помнит, женат ли он – Рагнвальд не хотел бы, чтобы его родственница находилась в том же положении, что и его собственная жена. Видимо, ему нужны уверения в том, что ничего подобного допущено не будет. Я могу ему их дать. Наедине. Дети мои, оставьте нас вдвоем.
Поколебавшись, Ляшко и Жискар двинулись к двери.
– Дай мне свой сверд, – приказал Эймунд Рагнвальду.
Рагнвальд молчал. Хелье, стоявший рядом, был согласен с Эймундом. Они ждали.
– Не нужно, дети мои, – Ярослав улыбнулся. – За меня не беспокойтесь.
– Князь, – сказал Хелье, – этот человек…
– Идите, – строго велел ему Ярослав.
Когда они остались одни,
– Рагнвальд, – сказал Ярослав, – знаю тебя, как человека храброго и достойного. Бывают в жизни порывы и страсти, но они приходят и уходят, а достоинство непреходяще. Поэтому я знаю, что никогда ты не бросишь тень на доброе имя своей родственницы. В приданое Олоф дает Ладогу – возьми ее себе. Поезжай туда прямо сейчас, построй себе там дом, детинец, городище – все, что захочешь. И никогда – никогда – не смей показываться мне на глаза.
Рагнвальд сжал зубы. На скулах заходили у него желваки.
– Ты, князь, жесток, – заметил он. – Но и в твоей броне есть бреши.
– Есть, – согласился Ярослав. – Поэтому говорю тебе открыто – упаси тебя Создатель, Рагнвальд, вместо Ладоги поехать в Хольмгард к Житнику и договариваться там с ним о чем бы то ни было.
