Владимир Романовский - Добронега
– Знаю очень хорошо.
– Он знаменит в киевской церковной администрации тем, что поставил всех на тупик вопросом про пряники.
Хелье засмеялся.
– Вот ты видишь, – сказал Иоанн. – Ты смеешься, а не серьезнишься. Из этого я могу заключить, что вопрос про пряники важен более, чем многие серьезные вопросы.
– А что за вопрос? – спросил Хелье.
– Почему дети не получают пряников, если они поступают не как велит им владыка Ипполит, но по совести? Если перевести это на более … доставательный? … нам язык… нет, не доставательный…
– Доступный, – подсказал Хелье.
– Корректно. Доступны. Если перевести, на более доступный взрослым людям, то вопрос есть так – почему церковная администрация считает, что покупка детской души за пряники – не такой большой грех, чем покупка взрослой души за деньги? То есть, у каждого священнослужителя есть долг наперед администрации. Но ведь есть еще и долг христианина, а он важнее. Думаешь?
– Да ну, – сказал Хелье. – Все это глупости. Просто Илларион сластена и за пряники готов на все.
– Точнейше, – подтвердил Иоанн. – Но ведь пряники, сравнение с другими – очень невинная страсть.
Хелье помрачнел и побледнел. Да, подумал он. Тут он прав. Куда мне до Иллариона, Илларион по сравнению со мною – святой.
– Благослови меня, святой отец, – попросил он.
– Это всегда. Не откажу.
***
Брат Артем перевез Хелье на другой берег Днепра. Обнялись. В дорогу брат Артем дал Хелье краюху хлеба и огурец, хотя дороги-то было полчаса обычным шагом.
– Не очень там, в миру, буйствуй, – наставительно произнес брат Артем. – А как припечет, закручинишься, так всегда пожалуйста к нам. Не обидим. И вот еще что. Игумен велит, чтобы робу-то ты мне отдал, потому ты нам… э…
– Порчу репутацию, – сказал Хелье. – Это он прав.
Тут же на берегу он скинул робу, натянул шерстяную рубаху, купленную в Киеве, и закутался в сленгкаппу. Брат Артем перекрестил его и поехал обратно через Днепр.
Легкий мороз раздражал ноздри. Хелье следовал к Любечу маршевым шагом, напевая какую-то глуповатую песенку, слышанную им в Корсуни. Все дальше и дальше от Каенугарда. С каждым шагом все дальше.
Показался холм с детинцем на вершине. Все как у взрослых, подумал Хелье, детинец вон, стенка, башенки, терем. Церковь еще не управились построить, ну да это не беда, славянские территории велики, поэтому время течет медленнее.
На подходе к холму его окружили всадники – восемь человек. Он схватился было за сверд, но в него целились из трех луков.
– Наконец-то! – сказал Эймунд, спешиваясь. – И как вовремя! Не бойся, здесь тебя никто убивать не будет. Веревку мне.
Один из всадников, наклонившись с седла, протянул ему веревку, но Хелье решил, что как только этот гад, любовник Марии, протянет руку за его, Хелье, свердом, он перережет ему глотку, а дальше – пусть с ним делают, что пожелают.
– Тебя нужно показать князю, – доверительно сказал Эймунд, приближаясь. – А, плотник? Думал ли ты, что такая честь тебе выпадет – сам Князь Новгородский назначит тебе наказание. И в твоих силах облегчить участь свою. Для этого…
– Новгородский? – переспросил Хелье.
– Молчи, подлец. Давай сюда сверд.
Левой рукой Хелье медленно вытащил сверд вместе с ножнами из-за пояса и протянул его Эймунду поммелем. Эймунд передал оружие одному из конников.
– Руки вперед, – сказал он.
Хелье протянул вперед руки, и Эймунд связал ему запястья, а конец веревки намотал на луку своего седла, после чего он стукнул Хелье кулаком в скулу, и сигтунец рухнул на землю.
– Это в счет будущего, – неопределенно произнес Эймунд.
Они было поехали в гору шагом, как вдруг с реки раздался чей-то басовитый голос:
– Ого-го-го-го-гооооо!
Всадники остановились и обернулись. Ладья шла точно поперек течения, явно нацеливаясь на Любеч.
– Посол от Великого Князя к посаднику новгородскому! – раздалось над рекой. – Пленника везу менять, хорла еть!
– Так, – сказал Эймунд. – Ларс, – обратился он к одному из конников. – Скачи за князем, быстро.
Ларс ринулся вверх по склону, к детинцу. Ладья приблизилась, заскочила килем на берег, и Дир в роскошной сленгкаппе выпрыгнул из нее и потянул за веревку связанного Рагнвальда. Эймунд побледнел от ярости.
– Где там наш поляк? – спросил Дир делово. – Меняю его вот на этого… Э! Хелье! Чего это они тебя, заметь, связали?
– Мучители они, – объяснил Хелье. – Смысл жизни у них – мучить людей. Ежели за целый день никого не свяжут – звереть начинают, на людей кидаться.
– Ага, – понял Дир. – Ну, ничего, я и тебя увезу вместе с поляком. Развяжите его.
– Ты глуп, – сказал ему Эймунд, сдерживаясь. – И я с тобою еще посчитаюсь.
– Ты мне зубы не заговаривай! Развязывай Хелье.
– А, его зовут Хелье?
– Да. Развязывай.
– Такого уговору не было.
– А уговору пока что вообще нет.
– Не меняют двух на одного.
– А я меняю.
– Тебя послал Святополк.
– И что же?
– Послы выполняют волю пославших их, не более.
– Ничего, ничего, – заверил его Дир. – Не бойся. Выполним и перевыполним.
– Эймунд… – сказал Рагнвальд.
– А ты заткнись, – велел ему Дир. – Развязывай Хелье, Эймунд, не то я сейчас твоего дружка мучить буду, кости его варангские ломать по одной. Ну? – он притянул связанного Рагнвальда к себе.
– Не имеешь права! – крикнул Эймунд. – Не смей! У тебя поручение и приказ!
– А я срал, – сказал Дир.
Взяв Рагнвальда за предплечье и кисть, он сделал движение, и Рагнвальд взвыл.
– Эймунд! – крикнул он.
– Хорошо, постой, – попросил Эймунд.
– Развяжите мне руки, – потребовал Хелье. – Я не собираюсь никуда идти. Мне нужно видеть князя.
– Не торгуйся с ними, Хелье, – покровительственно сказал Дир. – Я здесь, и, стало быть, все в порядке. Ежели очень нужно, то я их тут, заметь, всех просто покрошу в кубышки.
Все эймундовы всадники были люди бывалые и смелые, но Дир был очень большой, а говорил спокойным убедительным басом. Кто знает – вдруг действительно покрошит? Вон ручищи какие здоровенные.
Эймунд ножом разрезал веревку, связывающую запястья Хелье и с раздражением снял конец ее с луки седла. И стал наматывать его на локоть.
Наверху открылись ворота и Ярослав, сопровождаемый Ляшко и Жискаром, стал спускаться вниз на белом коне. Белый конь – дань тщеславию, подумал Хелье.
Племянник Болеслава сидел позади Жискара на крупе. Подъехав к живописной группе, Ярослав сделал приветственный знак рукой. Все поклонились. Дир поклонился тоже и, взяв Рагнвальда за шею, пригнул его к земле. Ярослав закусил губу, пряча улыбку, зато Хелье засмеялся искренне, и все к нему повернулись.
– Не обращайте внимания, – сказал он. – Это я так. Все очень мило и как подобает в случаях.
Он опять засмеялся.
– Позволь, да ведь я тебя знаю! – удивился Ярослав, глядя сверху вниз из седла.
– Это, князь, тот самый плотник, о котором я тебя рассказывал, – тихо сообщил Эймунд.
– Да? Что ж. Ну, посол, вот тебе пленный, отдавай нам Рагнвальда.
– И второго я тоже возьму, – сказал Дир.
– Дир, не надо, – попросил Хелье.
– Надо. Честное слово – надо. Святополк будет к тебе милостив. Будешь служить у меня под началом. Много я с тебя не потребую, не бойся.
Хелье так возмутился, что не нашелся, что ответить.
– Нет, – сказал Ярослав. – Такого уговору не было.
– А уговору… – начал было Дир, и повторил бы весь монолог до конца, включая кубышки, если бы Хелье не прервал его:
– Я остаюсь, Дир.
– Остаешься?
– Здесь.
– Но зачем?
– Так надо.
– Тебя убьют.
– Вряд ли. Бери пленного и езжай.
Он попытался подмигнуть, но глаз болел.
– Вон у тебя под глазом как вспухло, – заметил Дир.
– Это мой личный счет, – сказал Хелье. – Мне и платить.
Эймунд криво улыбнулся.
– Не желаю я, – заупрямился Дир. – Хорошо, не хочешь ко мне под начало – не надо. Но поедем вместе. А?
– Я хотел бы… – сказал Ярослав.
– Помолчи, князь, – сердито перебил его Дир. – Я этому человеку жизнью обязан. А тебе – ничем. Помолчи.
Ярослав сузил глаза. Это было все, что он мог сделать в данный момент. В его распоряжении было полтораста воинов. На противоположном берегу ждали приказа тысячи ратников.
– Дир, бери пленного и езжай, – сказал Хелье строго. – Меня не убьют. Не такие дураки.
– А! – что-то понял Дир. – О! – он прищурился заговорщически и улыбнулся. – Ладно. Тогда ничего. Тогда я поеду. Вот вам ваш Рагнвальд. Поляка давайте сюда.
Когда ладья отошла на достаточное расстояние от берега, Ярослав спешился и подошел к Хелье.
– Второй раз ко мне едешь, и второй раз цели не достиг. Понятно, почему ты отказался ехать с послом.
– Почему же? – нагло удивился Хелье.
– Потому что второй провал тебе бы не простили. Решил стать перебежчиком. Ты не дурак, поэтому наверняка что-то знаешь. С пустыми руками ты бы не сунулся ко мне, скорее бы с послом поехал и попытался бы убежать, не доезжая до другого берега. Говори.
