Прорвемся, опера! Книга 4 (СИ) - Киров Никита
— Задрал ты.
— Нет, нет! Там кое-что интересное.
Тело Миши Зиновьева под простынёй лежало в голом виде, а когда мы его нашли, он был в грязной майке-алкашке и шортах. Ваня стянул с трупа простынь теперь уже полностью.
— Вот, гляди, порезы.
— А это разве не после вскрытия остались? — с интересом уставился я на следы.
— Нет, мой разрез — вот, через грудину и живот вдоль оси тела. А это преступник оставил.
На теле было несколько небольших, но глубоких порезов, на груди, в животе. А при осмотре на одежде крови не было.
— Раны нанесли после смерти, и потом, получается, нацепили одежду на тело, майка ведь изнутри измазана, но ничего почти не проступило наружу, я тогда подумал, что грязь это, — Ванька будто прочитал мои мысли. — И я, знаешь, что думаю… вот когда названия органов на прошлом месте преступления писали, так теперь будто именно их и хотели забрать. Как трофей, наверное. Лёгкие, поджелудочная… трахею только не тронули, ну и прямую кишку тоже, извини за подробности.
— Чё ты извиняешь, я и не такое видал. Но вырезать, получается, не стали?
— А потому что нужен подходящий инструмент, — судмед показал на секционный нож, лежащий на столике. — А тут будто резали чем-то тупым, потом поняли, что бесполезно, и бросили. Будто даже стыдно стало показывать, вот и спрятали от греха подальше, чтобы мы не видели. Ну или новичок это был, — он пожал плечами, — а может, и опытный, раз знает, что где находится. Просто с руками что-то не то, нервы, может, или пьяный, или псих с шизой.
На месте преступления, под диваном, мы нашли складной нож с точками ржавчины на клинке. Кто-то его бросил и запинал под диван, но мы заглянули и туда, нашли. Вполне этот ножик могли использовать, как инструмент, так что мы его изъяли, надо будет направить на экспертизу.
— Но этот кто-то органы знает, — задумчиво произнёс я. — И на латыни у него бзик.
Две версии — маньяк, которому понравилась идея с органами, но не хватило ума или навыков довести дело до конца, и он бросил — или Сафронов решил избавиться от слишком много знающего подопечного, маскируя всё под маньяка, о котором в городе, конечно, уже начали трепаться.
И третья — ведь может быть наоборот, что маньяк решил замаскировать всё под разборки братвы. Короче, они так всё запутали, что уже не поймёшь, кто кем вдохновлялся и кто под кого косит.
Одно я знаю точно — Кащеев из СИЗО задушить Зиновьева не смог бы никак. Да и этот плюгавый озабоченный не смог бы повалить молодого здорового спортсмена, а схватка в подвале, судя по следам, была яростная, Миша защищался изо всех сил, пытаясь сбить душителя, пару раз даже впечатал его в стену. Но потом нехватка кислорода дала о себе знать…
Я забрал справку, поблагодарил Ваньку и пошел в больницу. Она находилась недалеко. Там я проведал бледного как смерть Толика и пообещал навещать его чаще и принести какие-нибудь книжки, потому что читать он обожал, а до смартфонов и электронных книг у нас ещё дело не дошло. Куртку его забрал у медсестёр, унесу куда-нибудь на чистку и ремонт, будет ждать хозяина, когда он выпишется. Ну или куплю ему новую, если ничего не выйдет, деньгиу меня пока есть.
После этого я отправился в прокуратуру вместе с Сан Санычем, а то время позднее, надо проводить Ирину, ведь на улицах сегодня совсем неспокойно. И хрен знает, что с этим маньяком, но недобрые подозрения не утихали.
Наверное, эти дни поживу у неё, пока не станет ясно. Она-то хотя бы, в отличие от двух моих жён из первой жизни, не удивится, если опер вдруг посреди ночи отправится на работу. И сама, в общем-то, такая же.
— Что там сегодня было? — Ирина кинулась обниматься прямо в коридоре, не обратив внимания, что на нас таращатся помощники прокурора. — Паша, да что там было? Я чуть курить не начала, пока новости слышала. Стреляли в вас?
— Курить начинать не надо, — успокоил её я. — Толика задели, но выкарабкается, а мне только вот, ерунда, — я показал на пятно на джинсах, у колен, которое никак не мог очистить платком. — Упал в грязюку, не оттирается.
— Ну, мне принеси, постираю, — шёпотом сказала Ирина, отойдя на шаг. — У меня работа ещё, но ты подожди, скоро закончу. Ломается там злодей, хотя чистосердечное уже писал.
Она заметила помощников, но не смутилась, будто так и надо, погладила Сан Саныча, который всё ждал её внимания, нетерпеливо маша хвостом, а после вернулась в кабинет.
Кобылкина не было, только у стола Ирины сидел небритый жулик в спортивном костюме, который жевал спичку, и за своим столом расположился следак Димка Румянцев, отвечающий за сегодняшнюю операцию с налётом на зал Сафронова. Он всё писал и писал, и стопка бумаг перед ним росла.
— Пиши-пиши, Димон, — я поздоровался с ним. — Писанины тебе много предстоит.
— Больше бумаги — чище жопа, — выдал он свой жизненный принцип.
Сидящий у стола Ирины жулик заблеял тонким смехом, но после наших тяжёлых взглядов заткнулся.
За последние несколько недель Димка сильно похудел от нервяков, лицо осунулось, под глазами мешки. Беспокоился, что его подтянут к одному делу, когда по наводке покойного бывшего важняка Рудакова он испортил улики, но я отмазал Димку от соучастия. Дальше я особо и не напоминал об этом случае, ну а ему хватало ума не вредничать и работать вместе со мной на совесть.
— Взяли Сафронова, — рассказал новость Румянцев, — прямо на вокзале, он вернулся сегодня. Но он всё отрицает, и никто на него ничего не рассказал, сюда уже адвокат едет его. Самый вредный гад достался ему.
— Домрачев? — уточнил я.
— А кто ещё-то, он как иголка в жопе… у него в клиентах три наших подследственных, и с каждым геморрой.
— А ты всё о жопах и о жопах, — пошутил я. — Будет отмазывать?
— И отмажет, — следак кивнул. — Прямых доказательств нет, все косвенные, показаний на Сафронова из его банды никто не дал. А заодно этот Домрачев и родственничка своего тоже будет тянуть из камеры, мол, было убийство, пока он сидел — надо выпускать, не виноват, значит. А Генка злится, что версия срывается. Его бы на повышение забрали, если бы маньяком Кащеев оказался.
— Забрали бы, — я кивнул.
Ну вслух я не сказал, что случилось бы это только через год или два, Кобылкин уехал бы в Питер, где стал бы следователем по особо важным делам, как было в первой моей жизни. Не сказал, конечно, просто отметил это себе обдумать получше…
— Филатов, хватит паясничать, — тем временем устало сказала Ирина, продолжая допрос своего «клиента». — Свидетели видели, как вы тащили ковёр с завёрнутым в него телом Иванова в машину, причём на тот момент Иванов ещё был жив и звал на помощь. Но вы были пьяным и не слышали этого.
— Да я ничё не знаю, чё вы мне шьёте по беспонту! — огрызнулся жулик. — Сидел я себе, ящик смотрел, а тут менты врываются, по почкам мне настучали, пинали, беспредельщики. И в кабинете били, и справочником били, и слезоточивым газом пытали, и собаку натравили…
— Есть показания, где вы признались…
— Выбили пытками, на! — с видом победителя заявил он. — Мы жаловаться будем-на…
Ирина закатила глаза и посмотрела на меня. Допрос явно затянется. Я аккуратно поманил Ирину к себе.
— А у него же тоже Домрачев? — я показал на жулика и подмигнул Ирине. — Вроде бы его назначили государственным защитником, да? Бесплатным.
— Да, его, — Ирина кивнула, — денег-то на своего адвоката нет, а никого другого в коллегии под рукой не было, назначали Домрачева. Хотя наши говорят, что тот со своими коллегами поругался недавно, вот ему в отместку и этого кадра в нагрузку дали. Домрачев его и научил, как петь надо, вот и ломается теперь.
— Но сильно стараться адвокату смысла нет, раз бесплатно… Димон, — воскликнул я специально погромче. — Раз Домрачев сюда едет, то будет тянуть отсюда основного клиента, а не какого-то алкаша. И раз ты говоришь, что Сафронова всё равно придётся выпускать, можно предложить адвокату сделку. Мол, мы Сафронова выпустим без проволочек, а ты этого сильно не защищай, так только, для приличия, — я показал на оробевшего Филатова. — Он согласится, делать ему будто нефиг, алкаша спасать, — я глянул на жулика, — и вот тогда мы тебя сразу подтянем и за дачу ложных показаний, и за всё остальное. Тогда тебе будет не просто убийство по неосторожности, а убийство с отягчающими. Ведь убиваемый-то ещё был жив, а ты его хотел живьём прикопать. Это сразу двадцатку тебе дадут, а то и расстрел выпишут.