Марат Ахметов - Сталин. Разгадка Сфинкса
— Кто есть Жуков? — осведомился Сталин, что-то не припомню такого военачальника. Тогда Ворошилов напомнил ему, что речь идет о том самом дерзком командире, который в 37 году прислал им телеграмму о несправедливом привлечении к партийной ответственности.
— Ну и чем дело кончилось? — поинтересовался Сталин. Ворошилов ответил, что ничем — оснований для привлечения к ответственности не оказалось.
Так, в самом начале июня 39 года Жуков оказался в Монголии. Он самостоятельно командовал там сначала 57-м особым корпусом, а затем советско-монгольскими войсками, получившими официальное название 1-я армейская группа, и напрямую подчинялся Москве.
Первоначально Жукову было приказано «разобраться в обстановке, доложить о принятых мерах, доложить свои предложения». Решительные действия военачальника понравились руководству наркомата обороны и Жуков был окончательно утвержден. Тогда на Халхин-Гол съехалось много командиров выше его рангом, но Жуков не дал себя подмять. Уже тогда выпукло проявились его основные качества, такие как чрезмерные крутость, упорство и своеволие. Стремление добиться успеха ценой любых потерь, порою совершенно неоправданных. Еще в тот период разгорелись дискуссии о его полководческих качествах, в частности, авторства плана генерального сражения с японцами.
Тогда же, в период решающих боев, у него сложились непростые отношения со Штерном, более старшим по должности и званию. На последнего в качестве командующего особым соединением возлагались «функции фронтового управления с задачей координировать действия советских и монгольских войск». Вмешательство Штерна в оперативные дела Жуков не потерпел и отверг категорически, равно как и ранее распоряжения командарма I ранга Кулика.
За успех в Монголии правительственным указом от 29 августа 1939 года он получил первую звезду Героя Советского Союза. Но Штерн также был награжден подобным образом, что могло усугубить у Жукова чувство неприязни.
В мае 1940 года Тимошенко напомнил Сталину о напористом военачальнике, отличившемся на Халхин-Голе и застрявшем в Монголии. Жуков впервые был ему представлен и получил изрядное повышение по службе — назначен командующим Киевским военным округом. Тогда же получил звание генерала армии. Введение правительством института офицерства, вновь свидетельствовало о повышении внимания к армии и следующего этапа нивелирования былых предубеждений.
Ввиду скоротечного фиаско Франции Сталин более пристально присматривается к высшим должностным персонам своей армии, а также руководителям, причастным к выпуску оружия и боеприпасов. Его мнение при назначениях на тот или иной пост достаточно весомо, но чисто технически они производятся с чьей-либо подачи, как-то наркома и других лиц.
Отсюда, весьма важным моментом является отношение сталинских военачальников друг к другу. Несомненно, многие из них ревностно и даже завистливо относились к чьим-либо успехам, кроме собственных. Не исключены были и служебные трения по причине чисто психологической несовместимости индивидов. К сожалению, редко кто из них высказывался определенно, в подобном случае сыграла свою роль и партийная цензура. Даже в третье издание мемуаров флотоводца Кузнецова, датированное 1989 годом, не вошла отдельная глава, посвященная его сложным отношениям с Жуковым.
Суть не только в обоюдных амбициях.
Кузнецов отказывался понимать, что вверенные ему военно-морские силы относительно сухопутной армии должны выполнять только подчиненную роль. Отсюда, хотя флотоводец занимал должность наркома, оперативно он подчинялся начальнику Генштаба Жукову. Что Кузнецов и делал, но слишком вынужденно, как бы стиснув зубы.
Уже после смерти Сталина он окончательно разругался с Жуковым (тогдашним министром обороны) и был уволен из вооруженных сил «без права на восстановление» и понижением в воинском звании. Как, не без бахвальства, признавался бравый морской волк, все четыре адмиральские ступени ему покорялись по два-три раза. В итоге контр-адмиралом и полным адмиралом Кузнецов был дважды, а вице-адмиралом и Адмиралом флота Советского Союза — трижды. Случай, надо полагать, беспрецедентный. В полемическом запале Кузнецов существенно приукрасил свои действия в роковые часы 21-22 июня. Местами опустившись в своих мемуарах до прямой лжи, что, впрочем, свойственно и воспоминаниям Жукова.
Определенную известность получила малообоснованная история послевоенной вражды Конева и Жукова.
Отношения последнего со Штерном перед войной также усложнялись. В то время как Жуков поднимался всё выше, Штерн столь же ощутимо понижался. Перед самой войной в должности командующего войсками ПВО страны он был и вовсе арестован за плохую работу вверенных подразделений. И, надо полагать, менее всех склонен был замолвить за него словечко начальник Генштаба и одновременно заместитель наркома обороны Жуков. Тем паче, что Штерн напрямую ему подчинялся по линии наркомата обороны.
Аналогично, за неделю до начала войны, должности начальника Главного артиллерийского управления лишился Кулик, замененный ставленником Жукова генералом Н.Д. Яковлевым.
Несколько ранее Главное управление Военно-Воздушных Сил страны возглавил генерал П.Ф. Жигарев, однако его назначение не спасло гибель многих самолетов в первый день войны.
Жигарев добился в самый канун войны специального постановления СНК и ЦК по маскировочной покраске самолетов и аэродромных сооружений в соответствии требованиями современной войны.
Из того же документа следует, что строительство взлетно-посадочных полос, рулежных дорожек и якорных стоянок на полевых аэродромах было далеко от завершения. Ответственным за их сооружение был НКВД и лично Берия.
Непрерывно нараставшая угроза военного нападения принуждала Кремль нервничать и ошибаться, толкая порой на не совсем оправданные кадровые перемещения. Помимо прочего непрестанно шел поиск не только наиболее эффективных образцов оружия, но и оптимальных путей организации их ускоренного выпуска. Была развернута высококонкурентная борьба (иногда нечистоплотная) за каждый новый тип вооружения.
Чтобы максимально приблизить структуры управления к заводам-изготовителям отдельные наркоматы в 39 году были разукрупнены. Так был создан, в числе прочих, наркомат вооружения, главой которого за 10 дней до войны стал молодой управленец Д.Ф. Устинов. А его предшественник Б.Л. Ванников необоснованно подвергся прессингу органов НКВД. Гэбисты, в свою очередь, пристально наблюдали за всеми перипетиями противоборств и нередко, в целях профилактики арестовывали того или иного фигуранта. Естественно, субъект нестойкий в моральном отношении (суть мало виновный) мог существенно пострадать.
Соответственно воспоминаниям советских маршалов, адмиралов и генералов, далеких от конъюнктурных соображений, что делает им честь, представляется возможным реконструировать отношение вождя к высокопоставленным военным, преимущественно, в последний отрезок его жизни. А также, соответственно, их отношение к Вождю и друг другу.
Кузнецов отметил, и Жуков с ним солидарен, что Сталин никого, за исключением маршала Шапошникова, не называл по имени-отчеству. В любой обстановке, почти домашней, он обращался сугубо официально по фамилии с непременным добавлением слова «товарищ». Ему самому также необходимо было говорить только подобным образом: товарищ Сталин. Выражением «товарищ» вождь подчеркивал официальность и одновременно дружественность своего обращения. В то же время Сталин создавал тем самым некоторую дистанцию со своим визави во избежание возможного панибратства.
Сталин, безусловно, стремился всегда учесть сильные и слабые стороны своих генералов, по мере их познания в ходе военных действий. Каких-либо особенных любимчиков у Вождя не было, хотя, исходя из своей шкалы ценностей, он выделял некоторых из военачальников.
Сталин был хорошо осведомлен о том, что в силу своих характеров Жуков и Конев весьма нахраписты во многих отношениях. Склонны к самоуправству и самодурству, вплоть до рукоприкладства к подчиненным. Спокойный Василевский являл в этом отношении их полную противоположность. А Рокоссовский вообще был рыцарем без страха и упрека. Еременко же отличался чрезмерной хвастливостью и лучше проявлял себя в оборонительных действиях. Сталин так и величал его «генералом от обороны».
Вместе с тем, никто из генералов и маршалов, даже имевший самые немыслимые заслуги перед страной, в случае провинности не мог рассчитывать на чрезмерную снисходительность Верховного.
Судя по всему, довольно серьезные трения были со Сталиным во время войны лишь у флотоводца Кузнецова (в силу его амбициозного характера), а также у Жукова, но по другим причинам. Последний порою вел себя недостаточно уважительно, о чем поведали конструктор Яковлев и Рокоссовский.
