Марат Ахметов - Сталин. Разгадка Сфинкса
Вольский отправил Сталину личное послание, в котором высказал глубокое сомнение в успехе операции. Вследствие чего Верховный срочно вызвал Василевского с фронта и в его присутствии ободряюще переговорил по телефону с командиром-танкистом. Окончательно вопрос о Вольском как командире корпуса постановили решить позже по результатам его действий, о чем Василевский обязался доложить отдельно. После разговора со Сталиным танкист, естественно, воспрял духом и действовал успешно. Позже Верховный, разговаривая с Василевским, не забыл осведомиться о Вольском и отдал соответствующее распоряжение.
«Наградите пока от моего имени чем-нибудь, — сказал Сталин, — и скажите, что главные награды впереди». Встретившись с Вольским несколько позже, Василевский поздравил его с успехом, поблагодарил за отменные действия, передал слова Сталина и от его имени пистолет. Они стояли затем молча, смотрели друг на друга, и с Вольским случилось такое потрясение, что он зарыдал в присутствии Василевского, как ребенок.
Эпизод с Вольским, который в глазах Василевского и до этого и в дальнейшем был превосходным танковым начальником и отличным человеком, весьма характерен.
Каждодневные колоссальные психические и физические перегрузки военного лихолетья изматывали многих. На войне были возможны и случались неоднократно и не такие эксцессы, в мирное время казавшиеся дикими. Некоторые военачальники не выдерживали и пытались постоянно расслабиться посредством алкоголя, как это практиковал весьма даровитый военачальник М.М. Попов.
В неординарной ситуации с Вольским Сталин не стал прибегать к скоропалительным оргвыводам. Он совершенно точно оценил его психологическое состояние. В доверительном разговоре с генералом-танкистом Верховный утвердился в мнении, что комкор в одномоментном порыве слабости поделился с ним своими сомнениями.
Существует малообоснованное суждение, заключающееся в том, что Сталин относился ревностно к успехам своих генералов и маршалов. В подобную схему, казалось бы, укладывается случай с Коневым, произошедший в конце августа 41 года.
Верховный соединился тогда с главным редактором «Красной Звезды» Ортенбергом и произнес всего одну фразу:
— Довольно печатать о Коневе.
После чего повесил трубку телефонного аппарата. Естественно, Ортенберг был изумлен до предела и принялся немедленно наводить справки. Но несколько позднее сообразил, что его газета чрезмерно превознесла действия «командира Конева». На фоне в целом неблагоприятно складывающейся обстановки, в то время как тысячи офицеров столь же самоотверженно сражались, «Красная Звезда» создавала иллюзию, что помимо Конева защищать родину некому.
Весьма характерно, много позже Ортенберг уже по иному трактовал данный эпизод, убедив себя в том, что Сталин попросту завидовал Коневу…
Наряду с несомненными ошибками при назначениях на высшие командные посты в Красной Армии были и отдельные удачи, во многом повлиявшие на ход войны. В самом начале 41 года Штерн был смещен с должности командующего Дальневосточным фронтом. Его место занял переведенный из Ташкента (с поста командующего Среднеазиатским военным округом) генерал Иосиф Родионович Апанасенко. Старый знакомый Сталина еще со времен царицынских сражений и Первой Конной армии.
Лишь сравнительно недавно выдающаяся роль последнего в Великой Отечественной войне оценена историками. Благодаря незаурядному мужеству Апанасенко, его стратегическому дарованию, неутомимой деятельности на востоке страна во многом обязана победами на западе. Без отмобилизованных до предела многочисленных подкреплений с Дальнего Востока, несомненно, Москва не устояла бы зимой 41 года. В то же время Апанасенко отнюдь не оголил восточные рубежи государства. Под свою ответственность, без должного согласования с Центром, который еле как едва отбивался от германцев, бравый генерал организовал пополнение своим частям, не страшась обвинений в самоуправстве и бонапартизме.
По свидетельству Е.А. Боркова, во время войны первого секретаря Хабаровского крайкома, Сталин в критический момент нацистского наступления на Москву пригласил его в Кремль вместе с Апанасенко. Причем предварительно Верховный заручился лояльностью видного партийца, а также договорился с ним вместе воздействовать на склонного к упрямству военачальника. Но Апанасенко, понимая исключительную серьезность ситуации на западе, безропотно согласился в некоторой степени обнажить рубежи на востоке. В то время как позиция Японии была далека от ясности. Вместе с тем его покладистость имела четко очерченные пределы.
Лишь только Сталин вознамерился забрать некое количество противотанковых пушек, как Апанасенко немедленно взорвался и наотрез отказался (к ужасу Боркова) выполнять распоряжение, которое посчитал неправомерным. Верховный вынужден был уступить, причем в довольно примирительной форме, что также было воспринято Борковым с удивлением.
Апанасенко постоянно бомбардировал Сталина просьбами отправить его в действующую армию. И лишь когда в германо-советском конфликте наметился перелом, Верховный исполнил просьбу генерала. В конце мая 1943 года Апанасенко был назначен заместителем командующего войсками Воронежского фронта генерала Ватутина, чтобы очень скоро геройски погибнуть. Апанасенко не успел отличиться в боях и сражениях, но его вклад на Дальнем Востоке в дело общей победы соизмерим с деяниями наиболее виднейших советских полководцев.
Производное недостаточной квалификации военных кадров
Вслед за импульсивным исследователем Ю.И. Мухиным лишь с не слишком существенными поправками можно утверждать, что Сталин и его ближайшее окружение вручили советскому генералитету армию, «практически равную по численности немецкой», довольно прилично вооруженную и оснащенную технически. При этом существенно, почти до минимума, снизив риск ведения боевых действий на два фронта.
Иными словами, в Кремле имелись основания полагать, что красные военачальники с честью незамедлительно исполнят свой долг перед Родиной. В конечном счете, подобное произошло. Хотя уже в первые недели войны Советский Союз в одночасье лишился всех территориальных приобретений — результата почти двухлетних политических усилий Сталина.
Исключительно вследствие инсинуаций Хрущева единственно лишь на последнего возлагается ответственность за первоначальные крупные поражения русских в войне с Германией. По причине спекулятивной акцентированности на данном этапе боевых действий практически нивелируется в целом деятельность Сталина. А иные горе-исследователи договариваются до полного абсурда: война де была выиграна лишь вопреки его участию. Встречаются и такие пассажи, что Сталин абсолютно все делал неправильно.
Но в подобном случае ответ на вопрос, кем персонально был организован германцам столь сильнейший отпор, становится совершенно неразрешимой загадкой.
Полностью игнорируются сокрушительные поражения, нанесенные вермахтом полякам и французам, то есть теоретически Россию могло ожидать нечто подобное, если бы не железная воля ее Вождя.
Не снимая со Сталина определенной части ответственности, следует признать, что причинами начальных тяжелых поражений, помимо чисто психологических факторов, явился целый ряд недоработок и упущений в деле обороноспособности страны.
Главным в комплексе ошибок, несомненно, являлась глубоко порочная концепция высшего военного руководства государства, заключавшаяся в чисто декларативных лозунгах типа: «ни пяди советской земли агрессорам» и прочая, а также чрезмерной уверенности в том, что «от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней». Планируя грядущие военные действия, красные военачальники фактически упустили из виду главную цель, которая состояла в том, чтобы нанести агрессору максимальный урон, а затем уже переходить в наступление. Советское военное руководство не сумело до середины войны обстоятельно и детально разобраться с проблематикой стратегической обороны. Понятие стратегической обороны как фактора, позволявшего в значительной степени нейтрализовать ударную мощь противника, практически отсутствовало в оперативных планах развертывания войск советские полководцев.
Их красочные диспозиции на картах означали суть встречное сражение, уместное лет двадцать назад, в период гражданской войны. Когда противоборствующие конные лавы и пешие когорты сходились в яростных схватках в лобовую.
О том, что Красной Армии, возможно, придется отступать, мало кто из русских военачальников задумывался серьезно. Поэтому запасы боеприпасов размещались на складах вблизи дивизий первого стратегического эшелона, что многократно повышало риск их потери в случае отхода войск.
