Евгений Красницкий - Отрок. Богам — божье, людям — людское
— Эй! — позвал обозный старшина. Вернее, попытался позвать — то, совершенно неубедительное кряхтение, которое была способна воспроизвести пересохшая глотка, умерло, едва оторвавшись от губ. Впрочем, Бурей не услышал и его, так грохотали в голове копыта. Удушье не оставляло времени на размышления, надо было как-то выбираться. Несколько, сопровождающихся стонами движений, и суровая правда жизни предстала перед обозным старшиной во всей своей ужасающей неприглядности — выхода не было!
Дом обрушился и завалило? Нет… наверно воз опрокинулся и придавило мешками с… с чем? Судя по запаху, в одних мешках нестиранные портянки, а в других… да не возят это в мешках! И в коробах тоже не возят! И вообще не возят! Да куда обозники-то смотрят? Старшину придавило, а они… Шерсть!!! Медвежья!!! Медведь в берлогу затащил и придавил!!! Нож!!! На поясе… правая рука не шевелится… покалечил, зверюга, как не убил-то? Ничего, мы и левой… вот сейчас… Доски? В берлоге пол дощатый? Голоса? Люди!!!
— Куда поперлась? — спросил мужской голос. — Хозяин раньше полудня не проснется!
— Ой! Стой, куда? — невпопад отозвался голос женский.
— Чего такое?
— Да собака в дом забежала!
— Ну и ладно! Не шуми… не буди лихо, пока тихо!
Бурей напряг пересохшую глотку:
— Эй! Люди!!!
Не слышат… ушли… бросили на погибель… Доски, к которым обозный старшина приложил пылающий лоб, донесли какое-то клацанье. Что-то знакомое… Когти! Так клацают волчьи когти по камню!!! Обоз побили, люди ушли, теперь волки собираются на поживу… Вот, один уже и босые ноги лижет, сейчас вцепится…
— А-а-а!!! Гр-р-р…
Бурей, позабыв о том, что замурован, вскинулся, отбросил тулуп и схватил волка за горло… почти схватил — волк вырвался с истошным визгом и метнулся в угол горницы. Горницы? Волки в доме!!! Топор!!! Вон, в углу стоит… лестница какая-то… а, что б тебя… Что за хозяева? Лестница в горнице валяется, собака… Собака? А где волки? Бурей медленно начал приходить в себя. Обвел глазами помещение, опознал собственное жилье, рыкнул, ощерясь, на собаку, та в панике кинулась под лавку… что-то там важное было под лавкой… не вспомнил, плюнул и нетвердой походкой направился к двери — пить хотелось неимоверно. Уже собрался толкнуть дверь, как та сама распахнулась и за ней обнаружилась, собравшаяся входить холопка.
— А-а-а!!!
Глаза молодой бабы распахнулись чуть ли не шире орущего рта. Было с чего. Хозяин (и без того не красавец) с диким взглядом, опухшей и перекошенной на одну сторону рожей, волосы дыбом… и топор в руке!
— Стой, дура! — Бурей зацепил топором за плечо уже нацелившуюся сбежать холопку и подтянул к себе. — Рассол неси! Воды неси… ну, хоть что-то…
— А… а…
— Чего?
— А… Аист…
— Какой аист? Дура! Пить подай!
— Ребеночек… хозяин…
— Совсем охренели? Я говорю, пить… Какой ребеночек?
— Так это… в гнезде…
— Что-о? Ты в уме? Ты… да ты что несешь?
— Пяточка… хозяин…
— Какая пяточка? Издеваешься? Убью!!!
— Розовенькая!!! Хозяин!!! Из гнезда торчит!!! Без лестницы не достать, а лестницу-то ты вчера с собой унес!
— А?.. Я?.. Зачем?
— Да, хозяин… не убивай!!! Ты сам… спать с ней лег и ругался, что баба костлявая попалась…
Бурею очень хотелось кого-нибудь убить… ну, очень! Однако кто-то уже совал ему ковш с водой, а правая рука еще не отошла и топор пришлось бросить… кажется, кому-то на ногу…
В желании заиметь жизнеспособное потомство Бурей не пренебрегал никакими средствами, в том числе и весьма сомнительными, что уж там говорить про народные приметы! Так и появился у него на дворе высоченный шест, увенчанный тележным колесом. В положенный срок на этом колесе свила гнездо пара аистов, вывела птенцов, и, вот уже много лет каждую весну возвращалась на насиженное место. Своих-то птенцов они выводили ежегодно, а Бурею помощи от них что-то не было видно. Раз десять обозный старшина собирался перестрелять пернатых обманщиков из лука, раз двадцать сулил им награду (начал с ведра лягушек, потом обещал корзину, потом целую телегу и, в конце концов, дошел до обещания изловить всех лягушек во всех окрестных болотах). Аисты ни на угрозы, ни на посулы не реагировали, может быть потому, что Бурей всегда озвучивал свои намерения в пьяном безобразии? Один раз он даже выдернул шест с гнездом из земли и, не удержав равновесия, уронил его прямо на ворота, отчего колесо с гнездом соскочило с верхушки шеста и чуть не убило Варвару, наблюдавшую за процессом с улицы через щелку. Правда, это было зимой, и аисты о таком вопиющем акте вандализма ничего не узнали.
Сейчас Бурей стоял на крыльце и, щуря слезящиеся от яркого солнышка глаза, пытался разглядеть торчащую из гнезда пяточку. Действительно, что-то торчало… и даже, вроде бы, розовенькое… или желтенькое? В то, что аисты принесли ему ребеночка, обозный старшина не поверил ни на секунду — не привык он к подаркам судьбы. Тяжкое похмелье тоже не способствовало мечтаниям о внезапном счастье, а только что пережитая им отчаянная борьба за жизнь (не то под развалинами дома, не то под опрокинутым возом, не то и вовсе в медвежьей берлоге) настраивала, скорее, на мрачную решительность, чем на мечтательность. Но разбираться-то было надо!
— Лестницу давайте!
— Дык… в горнице…
— Несите сюда, чувырлы!
— Дык, хозяин… ты ее поломал вчера — в горнице не помещалась!
— Гр-р-р… убью, мать вашу…
— Хозяин!!! У соседей попросили… вон, смотри, несут уже!
— Ох… тогда не убью… рассолу мне!
Под взглядами разинувшей рты челяди, Бурей, со стонами и кряхтением полез по приставленной лестнице к гнезду. Едва он поднялся над уровнем забора, как сделался объектом пристального наблюдения еще и со стороны соседей. Преодолев примерно две трети пути, обозный старшина не выдержал и огласил окружающее пространство ревом:
— Чего вылупились? Лестницы не видали?.. Э!!! Погоди!!!
Последние слова адресовались уже не соседям, а шесту, который начал медленно крениться, выворачивая свой нижний конец из земли. Бурей рванул по лестнице вниз, но было уже поздно — шест кренился все больше и больше, и, в какой-то момент, окрестности огласило дружное «Ах!» — из гнезда выпал ребеночек! Лысый!!! С бородой!!! Зовут Сучком!!!
Холопы и холопки дружно кинулись ловить «младенца», а Сучок падал камнем, в той же позе, в какой и спал — свернувшись клубочком. Проснулся он, надо понимать, только тогда, когда сшиб с ног сразу двоих, пытавшихся подхватить его мужчин. Высота была уже невелика, да и «спасатели» смягчили удар, поэтому Сучок не разбился, а заметался — сунулся туда-сюда на четвереньках, натыкаясь на ноги окруживших его людей, ничего не понял, уселся на землю, и, с совершенной очевидность для окружающих, озадачился вопросом: «Где я, что я, и зачем?».
— Сучок!!! — взревел все еще стоящий в раскорячку на упавшей лестнице, Бурей. — Стебать тя оглоблей!!! На хрена ты туда залез?!!!
— А?
— Я говорю… Ох… Чурбан треснутый! Чего тебя в гнездо занесло?
— Сам просил уважить, — поведал Сучок — место под ребеночка пригреть…
— Врешь!!!
— Сам ты чурбан треснутый! Я бы без помощи туда взобрался? Ты же и подсаживал, жопа конячья!
Над подворьем обозного старшины повисла напряженная тишина. Молчал Бурей долго, но зато вопрос, заданный им после паузы был, что называется, не в бровь, а в глаз:
— Опохмелиться хочешь?
— Ох, и повезло же тебе, Кодрашка… — Бурей, прищурив глаз, как при стрельбе, уже в четвертый раз нацелился носиком кувшина с бражкой на чарку и опять промахнулся. — Да что ж ты вертишься-то?
— Кто? Я? — Сучок пощупал скамью, на которой сидел, и отрицательно покрутил головой. — Не, я не кручусь.
— Да не ты! Стол! — Обозный старшина склонился к столешнице и с хлюпаньем втянул вытянутыми в трубочку губами лужицу пролитой браги. — Или весь дом… или это… вообще все! Вот, опять пролил.
— Э-э-э, Серафимушка, не бывать тебе плотником… целкости должной нет. Это тебе не с луку стрелять, тут таинством владеть надобно!
— Э? — Бурей озадачено поскреб в бороде. — Каким таким таинством?
— Ага! Так я и рассказал! — Сучок приосанился и попытался придать себе неприступно-загадочный вид, но получилось неубедительно из-за застрявших в броде прядей квашеной капусты. — Таинство… оно… Выпьем!
— Не буду!
— Ну, не хочешь… как хочешь! — Сучок пренебрежительно махнул рукой. — Я и один могу… А почему?
— Ты меня обидел!
— Я?!! — изумился Сучок. — Да ни в жизнь! Серафимушка! Да ты ж тут единственный человек, который в своем уме! Все ж остальные дикие какие-то, сущие звери! И дети у них… вон, на Младшую стражу глянешь, жуть берет! Так и мнится, что бабы их прямо в доспехе рожали! Корней, ну прямо… как его? А! Скимен рыкающий! Ратники его — смерть ходячая! Архи… Ахри… страх… староста ваш! Как глянет! Как глянет… и баба у него лучница! Да что там ратники! Обозники-то! Илья… недавно мне такое сказанул… я чуть портки не потерял! Твое воспитание, между прочим, Серафим…
