Дмитрий Шидловский - Самозванцы
Крапивин вытянулся по стойке «смирно». Он всего лишь второй раз видел императора «живьем». В первый раз это было в четырнадцатом, сразу после объявления войны, когда толпы восторженных петербуржцев пришли на Дворцовую площадь и Николай появился на балконе Зимнего дворца поприветствовать их. Вадим тоже был тогда в этой толпе, но, кажется, единственный не разделял всеобщего ликования. «Чему вы радуетесь, идиоты?! – хотел кричать он во всю мощь своих легких. – Тому, что погибнут миллионы? Тому, что толстосумы снова поделят мир, оплатив свои приобретения вашей кровью? Тому, что военные неудачи приведут к одной из самых кровавых революций и развалу империи? Почему вы не хотите просто мирно жить и работать?! Почему вам нужно обязательно воевать, отнимать, подавлять?!»
Но кричать было бесполезно. Его бы никто не услышал, не захотел бы услышать. Оттерли бы в сторону, объявили сумасшедшим, не более. Кто способен услышать голос разума среди всеобщего ликования? А тогда ликовали все. Даже сам император, подтянутый, улыбающийся, буквально пьющий народный восторг и, кажется, действительно уверенный в скорой победе.
Не таким предстал Николай перед Крапивиным теперь, после провала наступления четырнадцатого года, после великого отступления пятнадцатого, после тяжелых и кровопролитных боев шестнадцатого. Сейчас, в сентябре тысяча девятьсот шестнадцатого года, это был смертельно уставший, измотанный человек с огромными мешками под глазами, согбенный под грузом непосильных для него забот.
– Здравия желаю, ваше величество! – отрапортовал Брусилов. – Как вы приказывали, прибыл с подполковником Крапивиным. Это он был инициатором создания специальных диверсионных отрядов, которые так помогли нам при прорыве линии фронта противника.
– Здравствуйте, подполковник. – Император вяло скользнул взглядом по мощной фигуре Крапивина и отвел глаза. Похоже, он, как многие люди маленького роста, чувствовал себя неуютно, находясь рядом гигантом.
Крапивин щелкнул каблуками:
– Здравия желаю, ваше величество!
– Генерал рассказывал мне о действиях ваших отрядов, – произнес император. – Своеобразная тактика. Надо сказать, что генерал Брусилов славится новаторством и в наших войсках, и у союзников. Ваш метод атак перекатом, генерал, – повернулся он к Брусилову, – уже по достоинству оценен ведущими стратегами современности. Но вот действия специальных диверсионных отрядов, объединенных под единым командованием, – это совершенно новое слово. Скажите, подполковник, – государь повернулся теперь к Крапивину, – как вы пришли к этой идее?
– На основании опыта участия в колониальных войнах.
– Подполковник участвовал в англо‑бурской войне и сражался в Северной Америке, ваше величество, – пояснил Брусилов.
– Ах, эти туземные войны, – ухмыльнулся император. – Вряд ли опыт участия в них применим на европейском театре военных действий.
– Однако, ваше величество, предложенная подполковником тактика оказалась чрезвычайно эффективной, – возразил Брусилов.
– Я полагаю, это частный случай.
– Осмелюсь доложить, ваше величество, методы ведения войны в двадцатом веке претерпели значительные изменения, – вступил в разговор Крапивин. – Война, которую мы ведем сейчас, характеризуется четкой, основательно укрепленной линией фронта. В этих условиях действия небольших, хорошо подготовленных мобильных групп за линией фронта способны существенно дезорганизовать оборону противника.
– Но это же партизанская война, – заметил император.
– Не совсем, ваше величество. Партизанская война предполагает действия гражданского населения. Мы же планируем использование специальных групп, наилучшим образом подготовленных и вооруженных. При меньшей численности они обладают значительно большими возможностями. Кроме того козырь партизан – отличное знание местности и поддержка местного населения. Но при удалении от родных мест партизаны в значительной степени теряют свои преимущества. А на территории противника они практически бесполезны. Созданные же нами отряды могут действовать на любой территории, в том числе и во враждебном государстве.
– Что же, это весомый аргумент, – согласился Николай. – Пожалуй, ваш опыт следует признать удачным. Давно ли вы в чине подполковника, Крапивин?
– Месяц, ваше величество. Произведен за ряд операций во время прорыва австро‑германских позиций летом этого года.
– Да, недавнее повышение. А я смотрю, вы полный георгиевский кавалер.
– Ваше величество, подполковник Крапивин проявил себя как отважный офицер, – доложил Брусилов. – Он не только создал специальные подразделения в моей армии еще в декабре четырнадцатого года. Он еще и сам неоднократно участвовал в операциях в тылу противника. Он лично захватил в плен и доставил в мой штаб для дачи показаний пятерых офицеров противника, в том числе одного генерала. Кроме того, на его счету уничтожение водной переправы, которое существенно замедлило наступление противника летом прошлого года. За эти и другие заслуги он неоднократно представлялся мной к награждению.
– Отлично, – улыбнулся император. – Благодарю за службу, подполковник. Надеюсь, вы и дальше столь же верно будете служить престолу и отечеству.
– Рад стараться! – отчеканил Крапивин.
– Что же, не смею вас более задерживать, подполковник.
Лицо Крапивина вытянулось от удивления.
– Виноват, ваше величество, когда я получил вызов в ставку, то полагал, что речь пойдет о распространении опыта наших отрядов на другие армии, – проговорил он.
– Да, конечно, подполковник, я уже рассказал командующим армиями о вашем опыте на последнем совещании в ставке, – ответил император.
– Но простого рассказа недостаточно, ваше величество, – поддержал подчиненного Брусилов. – Необходимо обучение. Необходим отбор лучших бойцов, формирование их в специальные отряды, вооружение.
– О каком вооружении идет речь? – спросил император.
– Практика показала, что для подобных операций лучше всего подходит легкое оружие, обладающее максимальной скорострельностью, – ответил Крапивин. – С этой точки зрения наилучшим образом подходят автоматические винтовки Федорова. Кроме того, как нам стало известно, недавно на Сестрорецком заводе были проведены испытания новой модификации подобной винтовки, которая позволяет вести огонь пулеметными очередями. Для выполнения задач, стоящих перед моими отрядами, это наилучшее оружие.
– Я всегда был против массового использования автоматического оружия в войсках, – произнес император. – Очевидно, что солдат, находясь на поле боя, чтобы спасти свою жизнь, будет вести непрерывный неприцельный огонь и расходовать боеприпасы без пользы.
– Однако опыт наших союзников и немецкой армии показывает, что это совершенно не так, ваше величество, – возразил Брусилов. – И английская, и французская, и немецкая армии вступили в войну с автоматическими винтовками, и это не привело к беспорядочному расходу боеприпасов. Кроме того, большинство солдат уже приобрели достаточный боевой опыт, а войска не испытывают недостатка ни в патронах, ни в снарядах. Я не вижу препятствий для широкого распространения нового оружия.
– Все это так, генерал, – недовольно поморщился Николай. – Я даже знаю, что во время прорыва фронта вы приказали писать на снарядных ящиках: «Снарядов не жалеть». Слава Богу, что вы могли себе позволить подобное. Но вы забыли крылатую фразу нашего великого полководца: «Пуля дура, а штык молодец».
– При всем моем уважении к генералиссимусу Суворову, ваше величество, это было сказано в восемнадцатом веке. Притом на основании опыта войны с турками. А вот англичане уже тогда одерживали победы на полях сражений именно из‑за высокой плотности огня, даже не подпуская противника для рукопашного боя. В наши дни, когда огнестрельное оружие приобрело невиданную доселе мощь и скорострельность, мы должны иметь огневое превосходство.
– Высшее превосходство, генерал, – это превосходство духа русского солдата, верного престолу и крепкого в православной вере, – наставительно произнес император. – И зря вы недооцениваете штыковой бой. И у нас, и на Западе это все же очень распространенное явление.
– Совершенно справедливо, ваше величество, – отозвался Брусилов. – Но штык уходит в прошлое. Его значение на поле боя неуклонно снижается. И на нашем фронте, и у союзников есть немало примеров, когда один пулеметный расчет, занявший выгодную позицию, на длительное время задерживал наступление батальона или даже целого полка. Разумеется, положив несколько сотен православных душ, я могу продолжить наступление. Но куда лучше без всякого героизма подавить огневую точку противника одним‑двумя снарядами. Если, конечно, в моем распоряжении есть орудие и снаряды. Что же касается тактики подполковника Крапивина, то это как раз тот случай, когда профессиональные действия небольших групп способны сковать или дезорганизовать значительные соединения противника. Я считаю, что этот опыт необходимо распространить на всю армию.
