Корректировка 2 (СИ) - Ледов Вадим

По горизонту, позади черепичного города, уступами вставали друг за другом горы, разделенные занавесками дымки. Последние из видимых — уже в Иране.

Розы круглый год цветут, даже под снегом, с гордостью, будто он их сажал, рассказывал Рафик. Снег в Ленкорани редкость, но если выпадет, то на высоту до метра, добродушно врал он. Пока мы пробирались узкими городскими улочками, Рафик вдохновенно вещал мне о местных достопримечательностях. Вот Ленкоранский маяк — символ города, тридцать четыре метра высотой! Его надстроили над уцелевшей башней старой крепости. А вон Ханский дворец — построен по французскому, понимаешь, проекту! А вот Тюремная башня — сам Сталин там сидел, мамой клянусь! За бандитизм сидел… сбежал оттуда, через подземный ход!

Город на две неравные части делила мелкая речка со смешным названием — Ленкораньчай.

— Мост пленные немцы строили, — прокомментировал Рафик, – сразу после войны.

Мост был рамного типа, сооруженный из металлоконструкций, до сих пор служивший верой и правдой.

Когда мы, наконец, добрались до адреса, день близился к концу, багровый диск солнца завис над горизонтом, готовясь оставить город без своего тепла. Даже летом из-за близости гор в Ленкорани темнеет рано, в девятом часу.

Город буквально напичкан войсковыми частями Советской Армии. А что делать — граница близко, а враг не дремлет. Рядом с каждой частью, располагался, военный городок, в котором жили семьи офицеров. Городков было целых четыре. Они назывались «площадками».

Стас жил на четвертой «площадке» от Танкового полка.

Его папаня, бывший майор и «зампотех», после увольнения в запас устроился главным инженером в рыбхоз.

Я угодил прямо к ужину.

Стол был накрыт во дворе под широкой кроной дерева, которое, как я позже узнал, называлось дамирагач — железное дерево.

Мы со Стасом обнялись, как давние друзья и он представил меня родителям.

Отец Стаса — кряжистый квадратный мужик, похожий на татарина (татарином он и оказался), с хитрыми глазами на красном, заросшем пегой щетиной лице и красными же кулачищами. Говорил Марат Рамазанович мало, между словами сопел, но быстро организовал гостеприимство и пригласил меня отведать «чем бог послал».

Бог в тот вечер, послал семье Сафиных: консоме из дикой птицы и кастрюльку шашлыка из осетрины. Свежайшие лепешки чурека, помидоры и пряные травки лежали грудами. Ради воскресного вечера стол украшала бутылочка водки, а посреди всего изобилия на невзрачной миске с отбитым краешком антрацитно поблескивала горка черной икры с воткнутой столовой ложкой — бери и накладывай. На десерт, разрезанный арбуз.

Мать Стаса — Ольга Николаевна, русская женщина лет сорока, сухая, жилистая, с молодыми ясными глазами, беспокойная, тут же побежала в дом и вернулась со столовым прибором для гостя. Разлили водку, мужчинам по полной рюмке, хозяйке чуть-чуть. Марат Рамазанович сказал лаконичный тост:

— За знакомство!

Выпили и приступили к трапезе.

Вкуснотища, я вам скажу, необычайная — чуть язык не проглотил. Бульон был вкуснейший, а шашлык нежнейший. Черную икру я раньше пробовал, но видно та была несвежая — с местной вкус не сравнить. Я сожрал две столовых ложки и больше брать постеснялся. Да и Стас не дал долго рассиживаться, он оказывается собирался на танцы.

Стоит ли говорить, что мне уставшему после долгой дороги в дюнах, да еще и обильно поужинавшему, никаких танцев, разумеется, не хотелось. Даже думать про них желания не было, но не отказывать же новому другу.

Дом офицеров, сокращенно ДОФ, — находился на главной площади, которая, как и все центральные площади городов СССР, носила имя Ленина. Но это официально. Между собой же местные жители называли её Площадью фонтанов. На неё выходили фасады зданий всех важнейших учреждений: банк, почта, райком партии, ДОФ; и сюда же, выходил забор военного гарнизона.

Немного поодаль, через дорогу, находился Дом интеллигенции, имеющий функции источника азербайджанской культуры, но не в обиду оной, особой популярностью у населения он не пользовался.

Итак, молодые люди, то есть мы, дымя сигаретами, прогуливались, можно сказать, фланировали, или даже — совершали променад по Ленкоранскому Арбату.

Одеты молодые люди (не я) были по тогдашней ленкоранской моде — в нейлоновые рубашки и в брюки-клеш.

Июньский воздух был напоен запахом цветов и молодой листвы, а по поводу слуха можно было сказать, что птицы и насекомые разошлись в этот час не на шутку.

Дом офицеров выглядел помпезно — огромное трехэтажное здание с колоннами. Фасад был отделан гранитом и мрамором. Если бы не советская символика на фронтоне, в сумерках его можно было принять за античный храм.

Внутри, на первом этаже располагалась анфилада из нескольких залов. Первый — самый большой и пустой служил танцплощадкой, следующим шел зал для заседаний с открытыми галереями на уровне второго этажа, и далее большой зимний кинозал.

Летом кино крутили в летнем кинотеатре, в парке за ДОФом. Сегодня шли «Джентльмены удачи» и народ валил валом.

На втором этаже размещалась библиотека и еще какие-то культурные учреждения.

Всё это рассказал мне Стас, который в детстве был завсегдатаем библиотеки и начитанным пацаном.

Так в чем же причина популярности ДОФа и такого наплыва местных мужских особей?

Здесь, как везде и во всем, «шерше ля фам» — ДОФ посещали свободные русские девушки, в то время как азербайджанские барышни, в основном, как это не дико на пятьдесят пятом году Советской власти, соблюдали устои шариата.

На площади группками стояли аборигены, пришедшие поглазеть на полуголые (по их меркам) тела русских женщин, на оголенные руки и плечи, на обнаженные выше колен ноги.

Молодые светловолосые девчонки в летних платьях по двое, по трое, под взглядами огнедышащих абреков, с опаской проходили к кассам. Некоторые, взяв билеты, тут же, огибая здание, уходили в летний кинотеатр, другие в ожидании танцев останавливались у колонн, недалеко от входа.

Когда фильм начался (об этом можно было судить по донесшимся звукам из киножурнала «Хочу всё знать»), количество зевак поредело, часть из них отправилась смотреть кино.

Меж тем у касс, где началась продажа билетов на танцы, уже собрался народ. Кроме молодых и не очень молодых, но незамужних или разведенных «солдаток» из батальона связи, танкового полка, и погранотряда, на танцы приходили и ученицы старших классов Ленкоранской русской школы.

Короче говоря, здесь было чем поживиться озабоченным самцам.

Стас высматривал девушку дивной красоты, которую, по его словам, приметил в прошлый раз. Надеялся, что она придет и ему представится случай подойти и познакомиться.

Девушка действительно скоро появилась в компании молодых людей своего возраста. Увидев их, Стас потянул меня за рукав и направился к кассе. Оркестр располагался на низком подиуме, меж двух колонн. Барабанщик в ожидании начала дискотеки легонечко выстукивал какой-то ритм по ободу барабана.

Пришедшие на танцы офицеры периодически исчезали за дверью, где во внутреннем помещении находился буфет военторга, и возвращались порозовевшие, с повышенным тонусом.

Наконец, оркестр заиграл. Это была музыка Нино Рота из кинофильма «Крестный отец», который в то время еще никто и не видел. Закружились пары.

— Иди к своей избраннице, — вдохновил я его, подталкивая в спину.

Стас обреченно вздохнул и направился к девушке, огибая танцующих. Но когда уже почти достиг цели, перед ней возник какой-то подвыпивший лейтенант и увлек на танец. Обескураженный Стас, не останавливаясь, сделал обманный маневр и вернулся на исходную позицию.

— Осечка, — сказал ему я. — Быстрее ходить нужно! Между прочим, зря вернулся, надо было там остаться — пока в следующий раз подойдешь, опять уведут.

— Плевать, — гордо ответил Стас и закурил, — не больно-то надо.

Но я видел, что ему сильно надо — придушил бы этого летёху (попили они ему крови на службе).