ХОВАРД ФАСТ - ПОСЛЕДНЯЯ ГРАНИЦА
Пролежав без сна первые, медленно ползущие часы ночи, Мэррей отказался от попыток уснуть. Встав, он натянул сапоги и набил табаком трубку. Затем зажёг спичку и, раскурив трубку, снова лег на свою походную кровать, согнув колени, зацепившись шпорами за одеяло. Но, как и всегда в темноте, трубка не доставила ему удовольствия, так как он не мог следить за дымом.
Кто-то приблизился к палатке и, отогнув полу, вошёл.
– Кто тут? – спросил Мэррей.
Это был сержант Келли.
– Я увидел, что вы зажгли спичку, и подумал, что, может быть…
– Мне ничего не нужно! – резко оборвал его Мэррей.
– Слушаю, сэр.
– Подождите, – сказал Мэррей. – Жалею, что был резок. Когда не спится, становишься раздражительным.
– Я и сам не могу заснуть, – невозмутимо сказал Келли. – Я делал обход.
– Всё спокойно?
– Как в могиле, – заявил Келли. – В палатках горят костры. Но для чего они понадобились им в такую жаркую ночь, право не знаю.
– Для освещения, вероятно.
– Сэр?…
– Нет, ничего, – вздохнул Мэррей.
– Для освещения, сказали вы? Может быть, чтобы осветить их чёрным душам дорогу в преисподнюю?
– Сержант, – каким-то странным тоном сказал Мэррей, – завтра будет бой. Вы довольны, я думаю?
– Сэр?
– Я сказал: вы довольны, что завтра будете убивать, не правда ли?
– Никогда не рассматривал бой с этой точки зрения, сэр, – сказал Келли смущённо.
– А с какой же?
– За это хорошо платят. А бывает работа и похуже.
– Ступайте и поспите, сержант, – сказал Мэррей, вздохнув, и, когда солдат ушёл, встал с кровати и вышел.
Как и говорил сержант, в неярких отблесках костров всё ещё вырисовывались силуэты конусов индейских палаток. Небо было чёрное и беззвёздное, а нестерпимая духота предвещала дождь в ночь или наутро.
Минуя часовых, Мэррей шёл по гребню холма, пока не очутился возле пушки. Артиллеристы лежали под повозкой со снарядами и громко храпели. Мэррей приложил руку к влажному, холодному стволу пушки, а затем, не вытирая, провёл ладонью по лицу.
Он ходил взад и вперёд, пока не выкурил двух трубок. Изредка тишина ночи нарушалась глухими раскатами грома, следовавшими за белыми вспышками молний. Первые две вспышки были для Мэррея неожиданными, но при третьей он внимательно поглядел на индейскую стоянку: ему показалось на миг, что в середине её мелькнул одинокий верховой.
Он спросил одного из часовых, но солдат не видел ничего. Мэррей вернулся к себе в палатку. Он сел на край койки, закинув ногу за ногу и играя шпорой. Дождя всё не было. Он просидел так, пока в палатку не просочился серый, влажный рассвет.
Тогда он пошёл к Уинту и разбудил капитана.
– Проснитесь, уже утро, – хрипло сказал он. – Пора выходить.
Уинт сел, протирая глаза:
– В чём дело? Что за чёрт, Мэррей, ведь ещё темно!
– Уже утро. Вставайте, я хочу сделать обход, и лучше, если бы вы не спали во время моего отсутствия.
– Да ведь всё спокойно, – сонно пробормотал Уинт, ощупью отыскивая сапоги.
– Что-то уж слишком спокойно. Я пойду вниз.
– Это безумие! Почему вам не подождать?
Мэррей пожал плечами. Он не собирался идти на стоянку один: страх заставил его бросить этот вызов полупроснувшемуся Уинту. А сейчас ему ужасно захотелось выпить. Он отправился к себе в палатку, отыскал в походном мешке до половины наполненную фляжку и выпил почти всё. Набив рот мятными лепешками и захватив бутылку, он вышел. Миновав часовых, он зашвырнул её в кусты. Затем пошёл дальше. Проходя через влажные заросли, он промочил себе бриджи. Маленькая лощина была полна мглы, и вскоре он мог разглядеть палатки, выступавшие из мягких, пухлых клубов тумана. Почти со всех палаток были сняты шкуры. Торчали только остовы из жердей, напоминавшие скелеты.
Он не удивился, обнаружив пустую стоянку. Скорее он был поражён собственной глупостью. Как это он не разгадал их простой уловки: оставить огни в половине палаток, снять шкуры с остальных, обернуть копыта лошадей чем-нибудь мягким и спокойно уйти со стоянки! Когда именно это случилось?… А теперь расхлёбывай… Вдруг Уинт учует запах виски и донесёт об этом?
Мэррей закурил трубку: табак отобьет вкус выпитого виски; он надеялся, что заглушит также и запах.
Он прошёл через всю стоянку. Туман поредел, растянувшись волнистыми лёгкими прядями. Мэррей заглянул в дикарские жилища, где ещё тлели остатки костров, и с любопытством принялся рассматривать брошенный их обитателями скарб: есть что-то трогательной в местах, только что покинутых людьми. Никогда ещё Шайены не были для Мэррея такими реальными и живыми, как сейчас. Он поймал себя на том, что поднимает то одну, то другую вещь: расщепленный лук, которого уже не стоило брать с собой; маленькую куклу, сшитую из оленьей шкуры, искусно и изящно разукрашенную бусами; стоптанные мокасины; лучину для растопки…
Он представил себе и другое течение событий: пушку, осыпающую снарядами стоянку; кавалеристов, несущихся через гребень; поддавшихся слепой ярости людей, в которых стреляют, – ярости, заставляющей убивать всех и всё: лошадей, ребят, женщин. А ведь в обычное время это простые и достойные люди. Ему рассказывали о жестокой расправе над Шайенами на берегу Песчаного Ручья, после чего было специальная комиссия долго расследовала действия военных, и Мэррей по-детски радовался, что ему не придётся принимать участие в такой же бойне.
Возвращаясь в лагерь, он с удивлением заметил, что даже напевает что-то под нос.
Вот теперь он устал; хорошо бы лечь и поспать.
Поднимаясь на гребень, Мэррей встретил Уинта. Облака рассеялись, и солнечные лучи заливали лощину. Капитан Уинт, поглаживая маленькие чёрные усики, растерянно глядел на разорённые палатки.
– Сбежали, – заявил Мэррей.
– Все?
– До одного. Как им удалось добиться, чтобы не заржала ни одна лошадь, – не постигаю! Индейцы хитры, как дьяволы, когда имеют дело с лошадьми.
– Надо было ночью захватить их! – с досадой сказал Уинт.
– Чтобы нам попало за убийство женщин и детей?
– С индейцами иного выбора нет.
– Будьте добры, составьте рапорт, а я вздремну. Я плохо спал эту ночь, – сказал Мэррей.
***
Полковник Мизнер только что кончил завтракать и направился через плац к конюшням. Никаких сообщений от эскадронов «А» и «Б», посланных к Реке Коттер, не поступало, а они должны были уже вернуться со своими пленными. И Мизнер даже начал немного тревожиться.
Он намеревался было съездить верхом в Дарлингтон, чтобы узнать, не получил ли агент Майлс новых распоряжений от начальника управления по делам индейцев или из Вашингтона, но затем решил подождать донесений от своих офицеров. Придя в конюшню, он осмотрел лошадей и приказал седлать через час его вороную кобылку Дженни.
Возвращаясь к себе, он увидел солдата Энджелуса, въезжающего в ворота на загнанной лошади. Мизнер продолжал свой путь, скрывая нетерпение, хотя и знал, что если бы ночью произошёл бой, Мэррей послал бы ему рапорт.
Он уселся у себя на веранде и, закурив сигару, спокойно смотрел на Энджелуса, спешившего через плац. Солдаты сходились на утреннее ученье, но, понимая, что случилось что-то важное, стали собираться маленькими группами, поглядывая то на полковника, то на покрытого пылью Энджелуса.
– Донесение от капитана Уинта, сэр, – тяжело дыша, сказал Энджелус.
Мизнер взял донесение, но прежде чем прочесть его, крикнул капитану Трибоди:
– Пусть люди не слоняются по двору, капитан! Быстро прочитав донесение, он сказал Энджелусу:
– Пойди поешь и вернись сюда. Расскажешь, что произошло. Подожди… Не знаешь ли ты – сделал капитан Мэррей попытку захватить прошлой ночью индейцев или нет?
– Я не думаю, сэр.
Мизнер пошёл в канцелярию и здесь вторично перечёл донесение. В результате всё возраставшего гнева его первым побуждением было вернуть эскадроны «А» и «Б» обратно в форт и арестовать Мэррея за преступную небрежность, допущенную перед лицом врага. Но после короткого размышления он решил, что нельзя доводить это дело до военного суда – слишком много всплывёт сомнительного. Во-первых, обязан ли он был арестовать индейцев или ему просто следовало не допустить их ухода из резервации? А во-вторых, что произошло бы, если бы Мэррей решился обстрелять из пушки индейскую стоянку?
Сведения об избиениях индейцев каким-то путём неизменно попадали в газеты восточных штатов, и давление общественного мнения на Вашингтон не раз губило карьеру честолюбивых офицеров.
Однако при данной ситуации задача значительно упростилась. Шайены покинули резервацию, и его долг – вернуть их. И если эту операцию проделать толково, без лишнего шума и тем предотвратить новую индейскую войну, то очень возможно, что вместо полковника Мизнера окажется генерал Мизнер. Всё же действовать осмотрительно – самое правильное. Если он посоветуется с Майлсом, а потом дело пойдёт неудачно, можно будет переложить ответственность на чиновников из управления.
