Татьяна Шередеко - Дыхательные практики для оздоровления, релаксации, высвобождения подавленных эмоций и многого другого
Ничего. Или почти ничего. Наши чувства притуплены. Они утратили ту тонкость и свежесть, имя которым «юность». Они пресыщены. Не умеют ни удивляться, ни восхищаться.
Мы закрыты в наших собственных условностях, которым придаем так много значения и которые являются лишь тем, чем являемся мы сами.
Что это значит?
Следите за моей мыслью.
Что мы видим в ландшафте?
Земледелец – земли, где вырастает урожай. Финансист – разделение на участки. Инженер мостов и дорог – мосты, которые надо соорудить, дороги, которые надо проложить. Художник – тени, облака, горизонт. А артиллерист – место для пушек!
В реальности – тысяча пейзажей.
Кто видит ландшафт в целом?
Слава Богу, никто: несчастный мог бы мгновенно сойти с ума.
Таким образом, наши условности, привычки прячут от нас мир, защищают нас от его ошеломляющего, бесконечного многообразия.
Ничего подобного у только что родившихся малышей: их ощущения полны, они не отфильтрованы, не упорядочены. Какие же уверенность и легкость нужны рукам, которые выведут маленькое существо на берег! Один неловкий жест, мгновение невнимания, нетерпение в движениях – и нить порвана! Ребенок принимается кричать.
24Мы снова говорим:
«Что же, наконец, мешает нам увидеть, проникнуть в „другое“ в „его“ реальности?»
Теперь мы это знаем: это наше гаденькое «я», это туманная совокупность наших желаний, наших аппетитов, а еще больше – наших страхов.
На это ослепление, которое кажется собственностью человека, эпизод с обрезанием пуповины бросает особый свет.
25Чего не хватает еще?
Рискуя упустить что-либо, нам надо в последний раз вернуться к крику. Этот крик стал нашей точкой отсчета.
«Нужно ли, чтобы ребенок кричал?»
Вопрос чрезвычайно важный. Здесь мы рискуем вызвать очень и очень большие недоразумения. Ответ ясен и прост: «Да, надо, чтобы ребенок закричал». Важно даже, чтобы крик был таким, что мы называем, хорошим. Звонким и сильным. Крик свободный, в котором участвует все тело малыша.
Этот крик – общий ответ всего тела, свидетель удовлетворительного тонуса. Если ребенок родился вялым, он слабо пищит, вместо того чтобы достичь крика свободного и удовлетворительного в самые короткие сроки. Все это должно быть ясно и не должно оставлять места никаким недоразумениям. Добавим к этому, что если ребенок родится удушенный собственной пуповиной, не раздумывая ни минуты, надо перерезать ее, чтобы освободить ребенка. Так же, как мы не будем готовить к безболезненным родам женщину, если мы наверняка знаем, что ей предстоит перенести операцию кесарева сечения. Может показаться, что здесь мы противоречим себе и перечеркиваем несколькими линиями то, что говорилось перед этим.
Ничего подобного.
Надо, чтобы ребенок кричал при рождении. Один вскрик. Или два. И этого более чем достаточно. А затем пусть он дышит. Или кричит от ощущения силы, жизни, удовольствия.
А не от боли, тоски, страха, горя. Пусть не будет плача, рыданий! Не надо обладать изощренным слухом, чтобы различить это. Достаточно слушать внимательно, чтобы открыть, как широк и разнообразен диапазон новорожденного. И как много он может сказать… не говоря ни слова.
После того как уделено столько внимания, никого не сможет испугать крик жизни, крик победы и крик огорчения, боли, испуга.
Всем ли детям дано родиться с подобной легкостью?
Да… и нет.
Вопреки тому, о чем говорят, пишут и чему учат, каждый ребенок сразу проявляет свой характер, свою личность. Все матери это засвидетельствуют. Не в пику психологам и психофизиологам будет сказано.
Каждый ребенок рождается по-своему.
Все дети, тем не менее, следуют через одни и те же этапы, которые можно пройти более или менее быстро, более или менее легко, но следуя собственному ритму, который, безусловно, подчеркивает их характер, их темперамент. Можно даже сказать: свидетельствует об их понимании.
Понимании…
Да.
Если внимательно следить за лицом ребенка, увидим, что он борется, протестует, так как он не понимает.
Не понимает? Чего же?
Да то, что он рожден!
Для того, кто берет на себя труд проследить за тем, что говорит выражение лица ребенка, оно так ясно: когда, наконец, открываются глаза, все в них говорит: «Но… где я? Что случилось со мной?» И борьба, конечно, кончается, когда ребенок окончательно почувствует и поймет: «Но… я родился!»
Можно еще сомневаться в том, что понимание уже есть?
Понимание? Сознание? Или просто смелость?
Это, возможно, одно и то же.
Никто не знает, насколько в этом случае различны человеческие качества. Голос матери утешит, успокоит, усмирит бурю. Если мать не здесь, если она находится под наркозом, пусть отец будет рядом: его голос так близок. И как бы то ни было, даже после травматического рождения ванна делает чудеса.
Еще – нужно уметь ждать, остаться неподвижным, нейтральным, ничего не ускорять, дать ребенку время «найти себя». Минут десять, иногда больше, необходимы, прежде чем мы почувствуем, что тело малыша расслабилось и страх начал таять. Если не постараться в это время стереть малейшие остатки пережитого, эмоциональный шрам останется навсегда. У этих детей останутся на всю жизнь иррациональные страхи.
Как понять, что «дело сделано»?
Очень просто: когда глаза открылись и больше не закрываются. После трудных родов как долго нужно ждать, прежде чем ребенок решится!
Он приоткрывает глаза. И снова закрывает. Ему так страшно. Он никак не осмелится. Глаза снова открываются и снова закрываются. Ребенок здесь, совсем близко. Не двигайтесь. Не делайте ничего, что может усилить его страх. Именно здесь надо стать «великим ловцом человеческой души».
Наконец глаза широко открываются.
«Да где же я? Что произошло со мной?» – Мы чувствуем, что малыш делает нечеловеческие усилия, чтобы понять. И наконец мы видим, что он понял! «Ну да… я рожден!»
Да, теперь все.
Ребенок здесь. Он останется.
Еще одна неожиданность: нет уродливых детей. Есть такие, кого уродует страх. Когда дети рождаются, они чаще всего напуганы. Как не отступить перед таким неблагодарным?
А ведь это уродство – лишь маска. Маска страха. Она падает, как только страх побежден. И появляется человек. Преображение невероятное. Даже самый страшный малыш становится красивым. Нет, не бывает уродливых младенцев. Те, кого мы называем обиженными судьбой, лишь носят маску.
Дело любви – заставить ее сбросить.
26– Ну хорошо, допустим, – скажут некоторые, – возможно, вероятно, что в рождении нет ничего приятного для ребенка. И может быть даже, что для малыша – это ужасное событие. Но в этом возрасте нет памяти. О своем рождении не помнит никто. Значит, это просто неприятный момент в прошлом.
– Нет памяти? Позвольте!..
– Но с помощью чего ребенок запомнит, чем зарегистрирует происходящее? Все знают, что после рождения мозг, по крайней мере, его большая часть, еще не работает.
– Ну вот, опять! Может быть, мозг еще не функционален, но в нем происходит все, что можно прочесть на лице ребенка.
– Да, да, безусловно. Но что происходило в момент рождения, никто не помнит.
– Вот где ваша ошибка. Наоборот, рождение – в памяти каждого. Но эксперимент был настолько болезнен, что он находится глубоко в подсознании, откуда пытается иногда всплыть.
Иона и кит, Моисей, спасенный из вод, – символизм прозрачен: речь идет об этой смерти, об этом утоплении, которого удалось едва-едва избежать.
– Ладно, если вы так считаете, это вполне возможно на самом деле. Но знаете, эти символы мне никогда не мешали спать.
– В самом деле? И у вас никогда не было кошмаров?
– Правда, были…
– Вы никогда не просыпались, будучи ребенком, покрытый холодным потом, умирая от страха, прячась под одеяло?
– Но… да, это было.
– А в ближайшем прошлом вы никогда не имели проблем с дыханием?
– С дыханием?
– Не случалось ли такого, что в напряженный момент ваш голос срывался?
– Да, я это должен признать…
– Даже в области, такой близкой и простой, вы видите, насколько ограничена ваша воля. Ваш голос не слушается хозяина. Скажем так даже – он предает вас.
– Боюсь, что придется признать и это.
– А не начинается ли дыхание с рождения?
– Это очевидно. Вы знаете… Вы убедили меня.
Родиться – значит перейти в это измерение, всеобщие колебания и пульсацию, что и является жизнью. И что дыхание утверждает в нас? Это – открыться, отдаться ему, отплыть в путь в хрупком челне, который несет нас теперь от берега к берегу.
Это – участвовать в великом «все». Все, что наполнено дыханием. Сотворение мира – дни, ночи, смена времен года, солнцестояния – это лишь дыхание. И в нас – дыхание затруднено или свободно – вот перемены в нашей жизни.
Не приходилось ли вам говорить: «Да, мне надо поучиться дышать»?
Как будто этому можно научиться! Как ужасно, хотя бы частично, – существование, когда невозможен настоящий смех. Или даже вздох. Знаете ли вы, что психически больные люди не способны глубоко дышать? У несчастных как бы корсет на груди, который лишает их возможности полноты дыхания. Таким образом, свобода дыхания зависит просто от вашей спины, а значит, от позвоночного столба. Малейшая блокировка, малейшее напряжение – и дыхание затруднено. А ваша жизнь испорчена. Вы искалечены. И навсегда.
