Евгений Загорянский - Повесть о Морфи
Полу стало грустно: почему так медленно ползет время?
Внизу, под окном, послышался хриплый старческий кашель. Пол высунулся. В лунном свете белая голова дяди Эба казалась металлической. Он закуривал трубку, искры летели вверх, в синеватую, полупрозрачную мглу. Пол окликнул его.
– Господи Иисусе, мастер Пол! Что это вы сидите тут, как привидение, негр чуть не умер со страху… Вам тоже не спится? Ложитесь-ка в постель да подумайте о чем-нибудь хорошем. Хотя бы о пироге с голубями, что будет завтра у массы Аллисона.
– А помнишь, дядя Эб, – умоляюще сказал Пол, – помнишь, ты обещал мне рассказать про старые годы?
– Ты не спишь, и я не сплю… Иди ко мне и расскажи, хорошо?
Старик колебался.
– Ну пожалуйста, дядя Эб…
– Ладно, мастер Пол, иду. Только не говорите ничего миссис Тельсид, а то негру попадет за болтовню по ночам. Иду, мастер Пол.
Пол свернулся под одеялом в тесный клубочек. Дядя Эб загасил трубку и улегся на край постели.
– Я старый негр, мастер Пол, – заговорил он торжественно, – я очень старый негр. Я помню не только англичан, я помню и французов…
Долго рассказывал старый негр…
Пол молчал, громко стуча зубами. Светало, пробуждались первые птицы. В окно потянуло предутренней свежестью. Дядя Эб поднялся и разогнул затекшую спину.
– Поспите немножко, мастер Пол. Дайте-ка я вас укрою.
Стараясь не шуметь, негр спустился по лестнице.
IV
Над черным зеркалом пруда взлетела и рассыпалась первая ракета.
Тр-рах, тр-р-р-рах, трах!
Огненный дождь падал с вечернего неба, отблески медленно угасали в темной воде. Большой низкий с закругленными крыльями дом Аллисонов сиял желтыми огнями. Китайские фонарики – красные, голубые, полосатые – пятнами освещали темную зелень парка. Гравий скрипел под ногами. Светлые платья дам и жилеты джентльменов мелькали среди черных деревьев. Пахло цветущей магнолией.
Бум! Бумм! Ударил барабан в павильоне. Высоко взлетели звуки скрипок, завздыхали фаготы, змеями поползли вкрадчивые флейты. Закрывая глаза, раскачиваясь на стульях, играли негры в красных ливреях. Седой капельмейстер строго помахивал смычком, но хмурился он больше для виду: оркестр играл отлично, с филигранной чистотой выводя пассажи Филидорова «Дровосека».
У ворот усадьбы, увитых гирляндами, шла суета, экипажи подъезжали непрерывно. Джеральд Аллисон в черном сюртуке принимал гостей.
– Миссис Симпсон! – Он склонился к руке толстой дамы в лиловом платье. – Рад вас видеть, Джэк! Гарри, старина, отдайте лошадь конюху и ступайте в сад… Мистер Баркер, мистер Мак-Лиш, добрый вечер! Рад видеть вас у себя… Миссис Дюваль, примите мои восторги: сразу видно, что платье из Парижа… В сад, джентльмены, в сад! Добрый вечер всем, добрый вечер!
Негры проворно подхватывали под уздцы лошадей и исчезали с ними во мраке. Поодиночке и группами гости входили в сад. Перед домом, на веранде, стояло огромное кресло, в котором утопала высохшая фигурка леди Аллисон. Накрашенная, древняя, несгибающаяся, она напоминала не то мумию, не то злую фею Карабосс из сказок Перро. Черными бусинками глаз она обшаривала проходившую мимо вереницу гостей. Дамы низко приседали, мужчины целовали синеватую, сморщенную ручку – и седые букли благосклонно кивали.
Никто не говорил ни слова: старуха была совершенно глуха.
Недавно и память покинула ее – своего единственного сына она называла то Джоном, то Генри…
А гости все подъезжали.
– Вот и судья! – приветливо сказал Аллисон. – Добрый вечер, миссис Морфи, рад видеть вас у себя. Эй, Дик! Дикки, иди сюда. Вот тебе новый товарищ, Пол. Видишь, какой черноглазый?
Плотный, краснощекий Дик Аллисон смотрел на Пола без особого любопытства.
– Добрый вечер… Ричард, – Пол протянул ему руку искренно и сердечно. – Хотите дружить со мной?
– Конечно, Пол! – весело ответил Дик. – Хотите посмотреть ручного оппосума? У нас есть.
– Совсем ручного? А чем вы его кормите?
– Рубленым яйцом. Так сбегаем, посмотрим?
– Конечно!
Они побежали по темной аллее. Пол вежливо бежал сзади, стараясь не обгонять пыхтящего отпрыска Аллисонов.
Оппосум и в самом деле был совсем ручной. Он с удовольствием съел из рук Пола – страшного чужеземца! – ванильный сухарик.
– А есть у тебя пони, Дик? – блестя глазами, спросил Пол.
Дик даже обиделся. Разумеется, у него есть пони. Папа всегда говорит, что джентльмен не может существовать без собственной лошади.
– А какой он масти?
– Гнедой. Его тоже можно посмотреть, пожалуйста…
Сбегали на конюшни, пони и в самом деле был гнедой.
Пол сразу увидел, что Панчо лучше, но из вежливости не сказал это Дику и похвалил гнедого, деловито уминавшего корм.
– У нас в парке недурные качели, – небрежно сказал Дик. – Хочешь, сбегаем?
Они помчались в парк. Взошла луна, мягкий свет облил молоком неподвижную листву. На площадке, где висели качели и торчали столбы «гигантских шагов», мелькали светлые платьица, слышались смех и взвизгивания.
– Долой с качелей, Мэй! – закричал Дик. – Качели не для девчонок! Идем, Пол…
Пол стоял неподвижно. От качелей отделились три белые девичьи фигурки. Средняя, повыше ростом, подошла к мальчикам совсем близко. В тринадцать лет Мэй Аллисон была тонка, как ивовый прутик. Серебряный свет обливал ее косы и большеглазое, серьезное лицо. Оно глядело на Пола в упор, сверху вниз, вопросительно и немного надменно. У Пола перехватило горло.
– Я… я Пол. Пол Морфи… – залепетал он, чувствуя, как заливает лицо огненная волна. Он шаркнул ногой и поклонился.
– Здравствуйте, мистер Морфи. – Она говорила совсем как взрослая, спокойно и важно. Пол мгновенно ощутил себя семилетним. – Я Мэй Аллисон, а это Кэт Джонсон и Маргрет Холл, мои подруги…
Фигурки чинно присели, одна фыркнула довольно явственно.
– Мы увидимся за ужином, мистер Морфи… – Мэй метнула на виновную презрительный взгляд. Пол поклонился еще раз. Никакие силы не заставили бы его раскрыть рот.
Светлые фигурки давно растаяли в сумраке аллеи, а он все еще стоял, глядя им вслед.
– Иди сюда, Пол, помоги мне подтянуть веревки, заворчал Дик. – Можно подумать, ты никогда не видал девчонок!
Девчонок? Таким словом назвать серебряное чудо, мелькнувшее перед ним на одно неповторимое мгновение!
– У меня есть младшая сестренка Эллен, – нерешительно сказал Пол. Честное слово, – он всей душой любил восьмилетнюю Эллен, любил ее, пожалуй, даже больше, чем своего Панчо. Но разве она вселяла в него этот восторг, этот священный трепет…
– Все девчонки одинаковы! – важно сказал Дик. – Ты мне поможешь или я должен работать один?
Он сопел. Пол послушно двинулся на помощь. Оцепенение прошло, волна непонятной радости качала его на высоком гребне.
Качели взлетали с громким скрипом. Еще… Еще… Выше!
Сильными толчками, сгибая и разгибая колени, раскачивал Пол тяжелую доску. Выше, выше!.. Посеребренные луной верхушки деревьев мелькали в глазах светящимся колесом.
Еще выше! Еще!
– Тише, Пол! – орал побелевший Дик. – Останови! Не надо так сильно, мы перевернемся.
Но Пол не слушал его. Еще выше – к этой полной луне, к ласковым звездам!..
– Тормози! Останови, Пол, я не могу больше, мне плохо… – Голос Дика звучал так отчаянно, что Пол очнулся и начал тормозить. Все тише скрипели веревки. Стоп!
Пол соскочил на землю и помог слезть Дику. Круглые щеки Дика побелели, глаза были выпучены.
– Никогда больше не буду я с тобой качаться! – сказал он, переводя дух. – Ты, наверное, сумасшедший!
– Прости меня, Дик! – Пол был очень огорчен, и ему вовсе не хотелось огорчать Дика. – Прости меня, пожалуйста, я больше не буду…
– Нескоро я приду теперь на качели! – буркнул Дик, и мальчики медленно пошли к дому. На веранде накрывали столы к ужину, гости рассыпались по дорожкам, на всех скамейках слышались смех и голоса.
– Читали вы «Памелу», милочка? – прощебетали справа. – Ах, мистер Ричардсон – такой великий писатель!
– Контракт подписан, мистер Броун! – хрипло торжествовал кто-то на скамейке за жасминовым кустом. – Контракт подписан, и отвертеться от него невозможно!
Мальчики остановились на ступеньках. Под присмотром толстого мажордома негры-лакеи накрывали столы. Руки их летали над ослепительной скатертью, словно черные птицы. Все молчали, слышалось лишь негромкое покрикивание мажордома и тонкий звон потревоженного хрусталя.
Мажордом вышел на ступеньки и трижды пристукнул по ним булавой.
– Леди и джентльмены, прошу пожаловать к столу! – прокричал он торжественно в темную зелень сада.
Опять заиграл оркестр. Со всех концов медленно стекались гости. Огромный стол сиял хрусталем и фарфором. Шеренгами стояли кувшины с вином, бутылки с виски, джином и ромом.
