Роберт Твиггер - Злые белые пижамы
Наконец, мы увидели, как японские учителя пронесли гроб Канчо и водрузили его на катафалк. Японские катафалки — лучшие из когда-либо виденных мной. Мне они так понравились, что я захотел купить один подержанный и отвезти его в Англию в качестве примера восточной роскоши и неумеренности. Современные японские катафалки — это чудовищные медные пагоды на колесах, черный грузопассажирский автомобиль, у которого на месте кузова-универсала расположен сильно разукрашенный вариант храма с высокой крышей. Похоже на нечто из Безумных Гонок. Мой последний беглый взгляд на Канчо был брошен, когда гроб был передан на руках в подобный катафалк, перед тем как его увезли в крематорий. Почти все японцы кремируются, поскольку уже не осталось достаточного количества земли для захоронений, как было в прошлом.
Внезапно возникло какое-то волнение — Толстяк Стумпел двинулся как телохранитель, чтобы блокировать проворную Долорес в тот момент, когда она сделала прорыв в сторону черного микроавтобуса скорбящих. Дон Фернандо заходил в него вместе с другими ведущими учителями для заключительной процессии в крематорий. Он отвернулся, устыдившись происходящего, когда Стумпель конвоировал Долорес сквозь напирающую толпу.
История с лицом Пола постепенно выходила наружу. Стефан разболтал большую часть истории Бэну, а Даррен обеспечил остальную часть. И затем все услышанное было логически связано с состоянием одежды учителей.
На маленькой буддистской церемонии за день до похорон присутствовали только члены семьи и преподаватели айкидо. После церемонии иностранные учителя пошли выпить в Роппонджи. Некоторые из них тренировались вместе в Японии много лет назад и прилетели специально: Пайе, Дэвид Рубенс из Англии, Дон Фернандо и другие. Роберт Мастард и Фернандо благоразумно отправились домой рано, когда Роланд Терминатор наехал на бармена в клубе в Роппонджи. Замахиваясь для удара, бармен упал, но прежде он успел вызвать главного вышибалу. Затем бывший член Французского Иностранного Легиона, главный вышибала сделал большую ошибку: он положил руку на чье-то плечо — чье, никто точно не мог сказать, но, без сомнения, это была серьезная ошибка. Ни один из иностранных учителей не был ниже черного пояса третьего дана. Они все были в высшей степени крепкими, агрессивными и пьяными. Должно быть, это было первой неприятностью, с которой экс-легионер был вынужден разбираться — он относительно недавно поступил на эту работу. Его неправильное поведение в этой ситуации привела также к его увольнению, но до того его вырубил Роланд. Даррен добил его удушающим приемом и затем наступил ему на шею, пьяно покачивая пальцем: «Ну, только дернись, твою мать.» Потом началась заваруха и иностранцы задали еще несколько выволочек, прежде чем спуститься вниз и устроить другую драку там. «А там было айкидо?» — спросил Бэн. «Я не видел, — сказал Отто, медленно имитируя сильный удар новичка. — Это была просто драка.» Даррен не согласился: «Тренировки айкидо пригодились, когда я провел на нем удушающий. Мне удалось расслабиться и направить весь свой вес на его шею.» Пайе, встречу с которым в подобной ситуации счли летальной, был задвинут Стефаном в угол якобы из-за уважения к его высокому уровню. На самом же деле Отто заметил, что Пайе глазами головореза выискивал возможность подвергнуть проверке свое смертоносное искусство.
Они перешли в другой бар, но слухи уже расползлись по округе. «О, нет, — швейцар упрашивал, — только не банда черных галстуков!» Все еще одетые как подобает на похоронах, в черных костюмах и черных галстуках, неуправляемая банда начала новую драку, когда приехала полиция.
Полиция в Раппонджи давно привыкла к сумасшедшим иностранцам — пьяным морякам торговых и военных судов в поисках приятного времяпровождения — и потому набрасываются с дубинками при малейшем знаке сопротивления.
Рубенс принял на себя командование в казавшейся весьма серьезной ситуации — преступное причинение ущерба, опасные телесные повреждения, фактические телесные повреждения, возможно даже наказание в виде краткого лишения свободы. Рубенс владел очень хорошим японским и он начал перечислять имена всех японских полицейских, которых он мог припомнить — ему требовалось найти ключик к офицерам с беспощадными выражениями лиц, готовых упрятать их за решетку. Люди, с которыми Рубенс тренировался в далеком 1986-ом к этому моменту должны были продвинуться вверх по служебной лестнице от уличных полицейских; люди, которых он знал, должны были быть дома в четыре утра в эту липкую летнюю ночь. В конце концов, он убедил полицию, хотя учителям пришлось щедро рассыпаться в извинениях перед полицейскими с суровыми лицами. В Японии все, кто имеет черный пояс выше третьего уровня, обязаны регистрировать свои руки в полиции. Никто из этих парней не был зарегистрирован, и если они были учителями, как утверждали, то они подавали плохой пример, разве нет? Пристыженные старшие чины айкидо в унисон кивали, склоняя головы, и молились, чтобы их отпустили. Газеты бы с удовольствием напечатали историю: ИНОСТРАННЫЕ МАСТЕРА АЙКИДО ОТМЕТИЛИ ПОХОРОНЫ ОСНОВАТЕЛЯ НОЧНОЙ ПОТАСОВКОЙ. С другой стороны, японская пресса настолько повязана интересами менеджмента и владельцев, дружки Канчо по военному времени в издательском бизнесе могли легко замять дурную огласку.
В изорванных и грязных костюмах, дебоширившие учителя легко выделялись по одежде, которую надели на вторую похоронную церемонию. Без исключения они выглядели потрепанной компанией, щурящейся от яркого солнечного света, некоторые с порезами от бритья и синяками. Не удивительно, что Пол так стремился отвести интерес от ночного происшествия.
Я набрался смелости поговорить с Жаком Пайе, «головорезом», используя в качестве повода для начала разговора мое короткое владение одним из его доги. Невысокий и жилистый, Пайе выделялся даже среди японских учителей. Он провел десять лет в Японии, последние пять в качестве близкого друга Канчо. Из-за жесткой иерархичности было невозможным для японца младше Канчо общаться с ним на равных. Пайе это удалось потому, что он был иностранцем. Это вызвало негодование в рядах японцев, но Канчо все устраивало, а потому Пайе на это не обращал внимания.
— Пять лет я пытался быть японцем, а затем поехал обратно во Францию. Я немного преподавал, пока не понял, что учу только тому, чему меня учили. Я давал те советы и учил тем уловкам, которым научили меня, и постепенно у меня стали заканчиваться слова. Я понял, что не знаю айкидо. Так что я вернулся обратно в Японию, и в этот раз я уже признал, что я — не японец, а иностранец. Хорошо, а в чем же преимущество быть иностранцем? Я могу игнорировать японские правила и пойти прямо к Канчо, именно это я и сделал.
— Я посмотрел на Канчо и сказал себе: Как этот ничтожно маленький человечек, который наверняка с каждым годом становится физически слабее, который только пьет чай и смотрит телевизор в своем офисе, а еще читает газеты и курит, как может он становиться сильнее в айкидо с каждым годом? Как это возможно? Потому что, я уверяю тебя, это действительно так — он был сильнее в свои семьдесят три, чем в семьдесят, и это продолжалось до тех пор пока он не заболел раком. Однажды я увидел как перегородка шоджи упала на Канчо и он упал. Он не устоял против веса бумажной перегородки, и я понял, что у него есть какой-то секрет, который сильно отличается от обычного понимания физической силы. А потому я попытался добраться до этого секрета.
— И в чем секрет? — спросил я.
— Есть три вещи, которые связаны друг с другом и усиливают друг друга. Как слова они ничего не значат, но если ты сможешь понять их, то сможешь заниматься айкидо. И для этого не потребуется всей жизни. Уесиба учился всего несколько лет; Канчо, возможно, пять с перерывами. То, что они поняли — это равновесие, центр и уверенность. Когда ты знаешь, где твой центр, тогда у тебя есть равновесие. После этого ты находишь в себе уверенность, которая в свою очередь помогает равновесию. Техники в айкидо необходимы только для того, чтобы развить эти вещи. Я дрался с мастерами карате. Я не мог применить шихонаге или котэгаэши — поэтому мне приходилось импровизировать, но я добился успеха потому, что использовал равновесие, центр и уверенность.
Пайе скромно улыбнулся. Я обратил внимание на огромные предплечья, несоответствующим его телосложению. По его словам все было очень просто.
— Во-первых, продолжай настраивать свой центр, двигай его назад и вперед, пока не обнаружишь его. Учитель традиционных японских танцев посмотрел мою видеозапись и сказал мне, что я сдвигаю свою центр тяжести слишком далеко назад. Мне это очень помогло.
— А каким был Канчо? — спросил я.
— Вообще, он был очень простым человеком, с простыми вкусами. Его не волновало, иностранец ты или японец. Иногда я думаю, он ненавидел свою зависимость от организации, которую он создал. Ему были нужны ученики, но он также презирал раболепие среди учеников; но это японский подход. Он был в душе бунтарем. Он очень любил пиво. Иногда он вызывал меня посреди тренировки и говорил: «Давай, Жак, выпьем пива у меня в офисе. Говоришь, у тебя не выходит тай но хенко? Так и у меня тай но хенко не выходит тоже, а ведь я изобрел его!» Когда он заболел, я почувствовал к нему жалость. Он стал похож на одинокого старика, который создал что-то, что вышло из-под его контроля. Именно поэтому я уехал из Японии и вернулся во Францию. Я научился всему, чему он должен был меня обучить.
