Михаил Ромм - Я болею за «Спартак»
— Он обессилил, не хотел быть нам обузой и просил его оставить. Мы вырубили во льду яму, чтобы его не заметили медведи, и покинули его.
Мариано молчал, не подтверждая и не опровергая слов Цаппи. Он молчал и на ледоколе, где ему ампутировали отмороженную ногу, и на допросе в следственной комиссии в Риме.
— Судя по тому, что на вас одежда Мариано, вы и его собирались покинуть? — спросили у Цаппи.
Цаппи замялся.
О судьбе Мальмгрена ничего более достоверного никогда и никому узнать не удалось.
Вечером 12-го июля Бегоунек, выйдя из палатки, услышал какое-то далекое гудение. Он прислушался: басистый голос судовой сирены оповещал о приближении «Красина». Ледокол продвигался с трудом, влезая на льдины и давя их своим весом. Отступал, брал разгон и снова крошил двухметровый лед. Он шел вперед, и ничто не могло его остановить. На корме развевался флаг страны Советов...
...Весть о катастрофе застала Амундсена в его домике, где он два года назад принимал Нобиле, обсуждал с ним подробности трансарктического перелета на «Норвегии» и пригласил принять в нем участие.
Какое-то странное чувство шевельнулось в душе старого полярника, когда он представил себе, что его соперник, этот беспомощный «представитель полутропической расы», борется за свою жизнь где-то на дрейфующем льду или на каком-нибудь необитаемом острове. Амундсен вспомнил свои нападки на Нобиле, вспомнил, как его друг капитан Вистинг, справедливейший человек на свете, выслушивая их, смущенно молчал и отводил взгляд в сторону. Капитан был совсем другого мнения об итальянце. Да и что, честно говоря, можно поставить в вину Нобиле, кроме излишней для пилота импульсивности, и нерешительности, и ребячьего тщеславия? Руал почувствовал угрызения совести. Великий исследователь творил суд над великим честолюбцем и признал его виновным. А раз так, значит, надо искупить свою вину, надо принять участие в поисках «Италии». Но на чем лететь? Итальянское правительство поручило руководство спасательными работами не ему, а Рийсер-Ларсену. У Амундсена нет самолета и, как всегда, нет денег. Но это его не останавливает: он радирует своему другу и спутнику по двум трансполярным перелетам Элсворту с просьбой представить ему нужные средства. Американец на этот раз скуповат: не отказывает, но высылает меньше, чем нужно, чтобы купить «Дорнье-Валь», самый надежный в полярных условиях самолет. Приходится подыскать что-нибудь подешевле. И Амундсен покупает «Л-47», летающую лодку «Латам», хотя отлично знает, что для Арктики она мало пригодна.
«Л-47» в полной готовности: французский летчик-истребитель Гильбо собирается совершить на ней трансатлантический перелет. Гильбо охотно соглашается лететь с Амундсеном: знаменитому асу первой мировой войны, сбившему не один десяток немцев, по душе рискованные предприятия.
Он поднимается в воздух с Сены, описывает круг над Парижем и на следующий день, покрыв с одной посадкой тысяча пятьсот километров, подруливает к маленькому домику на берегу фьорда. Вскоре «Л-47» с Амундсеном на борту стартует в Тромсё, чтобы взять в географическом институте сводку погоды.
На другой день «Л-47» покинул Тромсё. Он поднялся в воздух и скрылся в тумане. Через несколько часов от него была принята радиограмма: Амундсен запрашивал сводку погоды в районе острова Медвежьего. Это была последняя весть с летающей лодки.
Полуторамесячные поиски, в которых приняли участие все корабли и самолеты, находившиеся в районе Конгс-фьорда, были безрезультатны: льды и разводья Баренцева моря надежно хранили свою тайну. Только два с половиной месяца спустя рыбачий катер «Продд» выловил у норвежских берегов из воды поплавок гидроплана с алюминиевой пластинкой, на которой было выгравировано «Л-47». Арктика взяла реванш у того, кто не раз ставил ее на колени...
Воздадим же должное полярному викингу, чья несгибаемая воля, непреклонная целеустремленность, спокойное бесстрашие не знали преград, чьи подвиги принадлежат норвежскому народу, а недостатки взлелеяны миром, в котором человек человеку — волк.
...Специальная комиссия расследовала обстоятельства катастрофы с дирижаблем «Италия». Нобиле был признан виновным в неумелом руководстве экспедицией, лишен генеральского чина, орденов и титула маркиза, ошельмован фашистской прессой. Цаппи и Мариано, раздевшие и покинувшие на произвол судьбы Мальмгрена, а быть может, повинные в более тяжелом преступлении, были оправданы: они действовали в духе фашистской морали.
Судьба шестерых итальянцев, унесенных взмывшим в небо дирижаблем, неизвестна. Они, конечно, погибли, но где, когда и как — этого не знает никто.
Нобиле приехал в Москву. Ему дали возможность применить свои знания и талант в научно-исследовательском институте дирижаблестроения.
И вот теперь он едет с нами на «Малыгине» на Землю Франца-Иосифа, и в его глазах, когда он задумчиво смотрит на покрытое льдами море, появляется такое выражение, словно он хочет и не может избавиться от нахлынувших на него тягостных воспоминаний.
А в мировой печати все еще продолжается полемика: большинство журналистов обвиняют Нобиле, некоторые его защищают. Сам «подсудимый» молчит. Он заговорит через четырнадцать лет, когда рухнет фашизм и когда он при поддержке коммунистов станет депутатом итальянского парламента как независимый. Тогда он напишет книгу, чье название говорит само за себя: «Я могу сказать правду»...
Нет худа без добра:
«Красин», спасая Нобиле, доказал, что мощный ледокол в содружестве с опытным летчиком, указывающим ему путь, может преодолеть самые тяжелые льды, и уже на следующий год «Седов» высаживает в бухте Тихой первую смену зимовщиков, через четыре года «Сибиряков» впервые в истории арктических плаваний проходит в одну навигацию из Архангельска в Берингов пролив, а еще через два года «Литке» совершает тот же путь в обратном направлении.
Осуществилась давнишняя мечта русского народа о северном морском пути из Архангельска через Берингов пролив в Тихий океан, мечта, ради которой Петр Первый рассылал по устьям сибирских рек отряды Великой северной экспедиции, Ломоносов изучал воздушные и морские течения в полярном бассейне, талантливый флотоводец и ученый Макаров построил мощный ледокол «Ермак» и ходил на нем к Земле Франца-Иосифа и к Новой Земле, великий химик Менделеев подавал докладные записки царским министрам, в которых предлагал возглавить полярную экспедицию: «Завоевав себе научное имя, на старости лет не страшусь его посрамить, пускаясь в страны Северного полюса».
Северный морской путь освоен, и ледоколы ведут караваны судов, груженных лесом и углем, из устьев сибирских рек в Архангельск и в зарубежные страны.
Однако ледоколы недолго держали первенство в освоении арктических просторов. В 1933 году ледокольный пароход «Челюскин» был раздавлен льдами в районе Берингова пролива. Не девять человек, как в лагере Нобиле, а сто четыре человека, и среди них женщины и дети, оказались на плавучих льдах в тысячах километрах от аэродромов и посадочных площадок.
В лагере царит полное спокойствие. Сильные не собираются покидать слабых, чтобы добираться по льдам до Чукотки. Все уверены, что их не оставят в беде. И действительно, блестящая плеяда советских летчиков — Ляпидевский, Водопьянов, Галышев, Доронин, Слепнев, Каманин, Молоков — спасла всех. Опыт спасательных работ показал, что арктические просторы доступны для тяжелых самолетов.
И уже через четыре года целая эскадрилья четырехмоторных воздушных кораблей, базируясь на острове Рудольфа, высаживает на Северном полюсе папанинскую четверку, и Чкалов, Байдуков и Беляков открывают серию трансарктических перелетов из СССР в США.
Наступает советская эпоха освоения Арктики, с другими целями, другими методами, другими результатами...
Героизм одиночек, снаряженные на подачки миллионеров экспедиции уходят в прошлое. Начинается планомерное освоение Арктики, хозяйственное и научное. Мечты Нансена и Пинегина — дрейфующие в полярном бассейне научные станции — становятся обыденностью.
Пройдет двадцать пять лет после дрейфа папанинцев, и уже семь станций «Северный полюс» будут дрейфовать в Северном Ледовитом океане, и находящиеся на них научные работники будут держать непрерывную радиосвязь с Большой землей, разговаривать со своими семьями. Корреспондентам не надо будет подниматься на палубы ледоколов, чтобы побывать на этих станциях или зимовках. Они будут вылетать на рассвете из Москвы и возвращаться на следующий день, передав «дрейфовщикам» письма и подарки от родных.
3 Дирижабль в бухте Тихой
Льды дрейфуют, разводья появляются и исчезают. «Малыгин» упорно пробивается к Земле Франца-Иосифа.
Розенфельд ставит рекорды корреспондентской изобретательности: даже в эти однообразные дни он находит материал для ежедневных радиограмм в «Комсомолку».
