Борис Дедюхин - СЛАВА НА ДВОИХ
Анилин печально повернул голову в сторону денника, в котором стоял Аншлаг.
Николай тоже перевел туда взгляд.
Вчера после скачки, радуясь победе над Сен Мартином, он был менее внимателен к Анилину, чем обычно, и больше, чем обычно, обласкал Аншлага. Так, может, этим остался недоволен Анилин? Ревнует?.. Но возможно ли такое?
Точного ответа Николай найти не мог, но одно было ясно: Анилин желает, чтобы сейчас его жокей, вопреки заведенному правилу, первым подошел и оказал бы какие-то особые знаки своего благорасположения.
Насибов почесал Анилину шею под гривой, достал из кармана загодя подобранный в ворохе привезенной на ипподром травы букетик полевого осота. У Анилина много любимых лакомств — приносит ему Николай снопики, сложенные из богородской травы, тмина, душицы, мяты или цикория, пучочки тысячелистника или чебреца. Ну и, само собой, люцерна и клевер, райграс, овсец, овсюг и настоящий овес. Но не было для него угощения слаще, чем этот колючий, с нелепыми, на репей похожими цветочками белокровный осот — растение, в деревнях презираемое и безжалостно преследуемое. Этот сорняк и изгой, отвергаемый и коровой, в желудке которойможет перевариться, кажется, едва ли не ржавый гвоздь, приводил всегда Анилина в восторг и делал его бодрым и веселым.
Сейчас он, конечно, не мог не понять, что такое роскошное угощение мог поднести лишь истинный и бескорыстный друг. Жадно проглотив пучок осота, Анилин выразил свою признательность за него голосом: начал с низких, густых нот, затем бархатный тон постепенно перешел в высокий, будто звенящий.
Восстановились мир и дружба. Но как начался этот день необычно, так необычно он и кончился...
Приз Европы оспаривало десять лошадей: пять из ФРГ, по две из Франции и СССР и одна английская.
Анилин, как прошлогодний победитель, нессамый большой вес — шестьдесят два килограмма, почти на полпуда больше второго фаворита скачки Сальво(это,наверное, несколько десятков ключей, причем вместе с замками!).
Николай распределил плоские свинцовые грузила — часть в потник, часть в седло, остальные себе в карманы. Сделал круг, проверяя надежность подпруги и приглядываясь к главному сопернику — гастролеру из Англии: Сальво прохаживался рядом, шлепая по лужам и нетерпеливо взбрасывая голову. Скакун от ноздрей до пят, легкий и гибкий в движениях, он выделялся своим порядком: крепкий, блестящий, горячий! Впрочем, и другие лошади были сухи и готовы.
Дул сильный ветер, дождь сек в лицо, и лошади норовили встать к стартовой сетке задом, выстраивались долго и неохотно. А одна кобылка до того рассердилась, что остановилась в сторонке и набычила голову, этой своей позой объявляя: бейте — не бейте, что хотите делайте, не побегу. И вправду не побежала, осталась на старте.
Вчера Николай выиграл «концом», но сегодня надо идти «на класс» — на мокрой дорожке и с очень большим грузом Анилин не сможет сделать броска на финише, надо брать на силу — так решил Насибов. Он правильно решил, но допустил одну ошибку, которая чуть не стала роковой.
Анилин сразу же бесцеремонно занял бровку и повел скачку. Лидировал уверенно. Ни одна из девяти лошадей даже не пыталась обойти.
Обычно все волнения случаются на финишной прямой, но Николай решил на этот раз лишить зрителей удовольствия: резко прибавив скорость, он далеко ушел от всех, чтобы даже и видимости соперничества не было.
Каких-то тридцать—сорок метров оставалось до столба, казалось — уж и пешком можно пересечь черту вперед всех. Поверив в победу, Насибов сложился — так говорят спортсмены про пассивное поведение жокея на финише. Он стал оглядываться по сторонам, засмеялся даже, увидев, как в коротко и ровно остриженных кустах на внутренней бровке заскакали испуганно, словно зайцы, фото- и кино корреспонденты. А раз ослаблен посыл, значит, борьба окончена: Анилин начал останавливаться. В пересказе все это выглядит длинно и может показаться, что на это много времени ушло, но нет — тут всего несколько секунд было упущено, но их хватило английскому жокею Мерсеру на то, чтобы изменить положение на дорожке.
Не зря эта лошадь выделялась порядком: Сальво сделал невероятнейший бросок. Насибов спохватился, когда уж почувствовал на затылке его дыхание.
Вожделенную черту пересекли вместе, и диктор долго не объявлял имя победителя: опять все должен решить фотофиниш.
— И чего ты головой вертел? — огорченно спрашивал Кулик.
— А для чего же тогда шея человеку? — отшучивался Насибов, но было ему очень невесело. Вытирал Анилина махровым полотенцем, сочувствие у него искал: — Вот какую рюху дали мы с тобой, Алик... Надо же — никогда такого не случалось!
На этот раз фотография была в нашу пользу — белый нос Анилина высунулся вперед на несколько сантиметров, а объявили так:
— Анилин выиграл «голову».
Через три дня западногерманская газета «Спортивный мир» под огромным — через всю полосу — заголовком «Превосходство Анилина поставлено на карту», хоть и попыталась как-то принизить значение победы, вынуждена была признать:
«Русская чистокровная порода благодаря исключительной лошади Анилину держит нас много лет в рамках так же, как и наших соседей на юге и на западе. Это, конечно, огорчительно для нас, но Анилин, который второй раз получил Большой приз Европы, сейчас в таком порядке, что в этой самой Европе у него нет соперников. Тому, кто не был здесь, трудно по фотографии судить о фактическом превосходстве Анилина».
О кёльнской победе рассказали всему миру газеты, радио, телевидение, кино. Анилин был назван лучшей лошадью 1966 года.
ГЛАВА XI,
На самой подробной карте мудрено отыскать ту точку которой обозначен конезавод «Восход», однако знают про него в обоих полушариях земли. И гости приезжают из самых дальних стран.
Когда пришла телеграмма о том, что прилетает господин Каскарелло из Соединенных Штатов Америки все подумали, что коннозаводчик желает купить интересующий его молодняк. Но совладелец Лорельского ипподрома приехал с другой целью: он привез Анилину персональное приглашение участвовать в розыгрыше Вашингтонского Интернационального приза. Насибов спросил:
— В Соединенных Штатах ежегодно стартуют почти сорок тысяч скаковых лошадей, а в Советском Союзе их всего несколько сот, так зачем вам наши гастролеры?
— Свинья может быть очень большой, но она все равно не слон, — иносказательно ответил гость, а когда Николай возразил и сказал, что в США очень много лошадей экстра-класса, Каскарелло согласился с этим, но напомнил: — А что в прошлом году говорил мой тесть Джон Шапиро, вы не забыли?
Нет, Николай не забыл: после выступления трехлетнего Анилина в скачке на Вашингтонский приз президент Лорельского клуба, выступая по радио, дал исключительно высокую оценку советскому скакуну. Он особо подчеркнул, что Анилин вышел на дорожку с травмой и тем не менее уступил лишь двум лучшим лошадям — хозяевам соревнований и оставил в побитом поле всех гастролеров — крэков Ирландии, Франции, Венесуэлы, Италии и Японии.
— Уступить хозяевам — это вовсе уж и не так зазорно, это даже и неизбежно, необходимо, потому что у них путь на ипподром куда короче, чем у европейцев, — увещевал Каскарелло, полагая, что Николай огорчился при воспоминании прошлогодней скачки в США.
— Да, конечно, перелет через океан много сил отнимает...
— Но это еще что! — Каскарелло приехал с твердым намерением заполучить на соревновании Анилина и, боясь отказа, торопился выкладывать свои козыри: — Раньше лошади доставлялись морским путем — иные, выгрузившись на берег, еле на ногах держались. Мы, как вам известно, оплачиваем приглашенным лошадям путь на самолете в оба конца. Причем не оговариваем сроки акклиматизации. Прилетайте заблаговременно, не так, как в прошлом году.
Да, в прошлом году все было нескладно. Собственно, так же было и в Париже на призе Триумфальной арки. Приехали самыми последними, а условия ипподрома совсем непохожи на европейские, начиная уж со времени: Анилин принимал старт, когда в Москве было двенадцать часов ночи. Непривычен климат, удивительны денники в конюшнях — восьмиугольные, которые, может, и удобнее, но неуютны без наметки-то... Да и вообще,чужое и неизвестное поле всегда по рукам и ногам вяжет и стесняет в движениях, кто играл в футбол, знает: на своем стадионе тебе любая выбоина в травяном покрове знакома, а в другом городе даже и ворота иными кажутся.
Объявили, например, какой вес должен нести Анилин. Но измеряли не в килограммах, а в фунтах. Пустяк? Конечно. Николай сто сорок пять фунтов умножил в уме на четыреста и разделил потом на тысячу, получилось пятьдесят восемь килограммов — пустяк, но если такие пустяки на каждом шагу? Притом есть пустяки и не такие уж безобидные.
