Николай Старостин - Звезды большого футбола
Конечно, к началу сражений на Кубок Жюля Риме и Банников нахватал немало синяков. Но все-таки яшинской стойкости ему пока недостает. Правда, это дело наживное. Придет такая психологическая зрелость и к нему.
Киевлянин талантлив, а будет ли творцом? По характеру Виктор романтик и склонен к уединению. Это мешает ему командовать на поле, ставит в зависимое положение от защитников. Партнеры его любят, но мало слушаются. Дружная игра у них получается только в тех случаях, когда все серьезно боятся противников. Первенство мира в этом отношении дало благие и незабываемые уроки.
Нельзя не сказать еще об одном интереснейшем нашем вратаре, входившем в число кандидатов на поездку в Англию, — Владимире Маслаченко.
Он вырос в Кривом Роге на Украине. Как во всех промышленных городах, футбол там любимое зрелище. Молва о криворожском вратаре сначала достигла Днепропетровска, а затем докатилась до Москвы: с 1957 года Маслаченко в воротах московского «Локомотива».
Новичок сразу стал притчей во языцех. Он больше походил на лондонского денди, чем на украинского парубка, как следовало бы ожидать. Ломали голову — где нахватался всего этого парень? Кого брал за образец? Было в нем что-то от Бориса Разинского, но чувствовалось, что дарование Маслаченко глубже и содержательнее. Там, где Разинский опирался на мощь и темперамент, у Маслаченко бросалась в глаза отточенная техника.
Прошел сезон, и Владимир — первый соперник Льва Яшина. Мало того, он признанный вожак нового направления в советской школе вратарей. Направления акробатического, игры подчеркнуто эффектной, где не только удача, но и промахи окрашены очень яркими красками. Что-то есть у Маслаченко и его последователей от столь модных ныне мимистов.
Но вместе с тем Маслаченко, как, скажем, и Марсель Марсо, абсолютно не ломака. Трудно найти более вдумчивого и преданного футболу молодого человека.
Пока он играл в «Локомотиве», меня тоже иногда смущала претенциозность его одежды, но за пять лет, прожитых вместе в «Спартаке», я убедился, что человек он настоящий, принципиальный, натура широкая.
Вот почему у него столько последователей из вратарской среды. Им импонируют его манеры на поле и в быту. Они копируют его походку, рукопожатие, костюмы. А тут еще такие успехи... Апогей был достигнут в 1962 году. Но судьба устроила ему западню. По дороге в Чили, выступая за сборную на острове Кюрасао, Владимир получает перелом челюсти. Тяжелое повреждение лица обычно каждого выбивает надолго из строя. Тем более трудно вратарям. Вспомните, как часто кидается вратарь лицом вперед прямо на занесенную для удара чужую ногу.
Маслаченко же скоро вернулся на поле. Изобретая методы страховки, он к тому же отработал непревзойденную технику игры кулаком. Постепенно, с возрастом, исчезла и вычурность. Это сразу отразилось и на игре его последователей. Акробатика стала у них не самоцелью, а средством к совершенству.
А не сотрутся ли в конце концов грани между манерами игры Яшина и Маслаченко?
Нет, они художники разных направлений, с собственным вкусом к игре в воротах, с различными взглядами на будущее футбола. Пусть доказывают, что лучше. От этого только польза советскому спорту.
Заканчивая главу, хочу сказать еще об остром моменте футбольного зрелища. Вы, конечно, догадываетесь, что речь пойдет об одиннадцатиметровом штрафном ударе.
Обычно не вратарь виновник катастрофы. Но он единственный, кто может ее предотвратить. Он последняя надежда команды, он главный из двух действующих лиц. И в какое же невыгодное положение он поставлен!
Вратарь прикован до удара к месту. Он напоминает промахнувшегося дуэлянта, стоящего под чужим заряженным пистолетом. Мука длится до свистка. Дальше все как в кино: мелькание рук, ног и тела вратаря, согнутая под острым углом фигура форварда, трассирующий мяч и наконец извержение трибун. По первой звуковой волне ясен исход поединка. Ликующий рев — гол. Овации — победил вратарь. Свист — мяч пробит мимо.
Одиннадцатиметровый удар вызывает жгучий интерес. Оно и понятно. Ведь пенальти — это сфинкс. Кому он улыбается — не торопитесь решать. Правда, лицом он повернут к форварду. Когда тот бьет, ему никто не мешает, никто не торопит — целься на выбор, перед тобой целых восемнадцать квадратных метров уязвимой площади ворот. А мячу нужно в четыреста раз меньше места, чтобы проскользнуть в сетку.
Но пусть не обольщается форвард: в воротах — чужой вратарь. Чуть-чуть самоуспокоенности или, наоборот, нервозности — и расплата неминуема. Мы знаем, что бывает, если нападающий пустит мяч в руки вратарю или мимо ворот.
А ведь забить пенальти-кик совсем не так просто.
Ударить ли сразу или потянуть время, поиграть на нервах вратаря? Подрезать мяч или, не мудрствуя лукаво, с прямого подъема сильно пробить в угол? Где избрать щель — вверху или внизу?
Мне возразят: теоретически доказано, что отразить удар средней силы в пятидесяти-семидесяти сантиметрах от штанги вратарь не успевает. Верно. Но когда перед пенальтистом такие кудесники, как Лев Яшин, Анзор Кавазашвили или богатырь Рамаз Урушадзе, то у исполнителя создается впечатление, что мяч можно забить только в самый угол. Подмывает ударить впритирку к штанге, и — на тебе! — промах.
Из-за таких казусов в 1965 году треть мячей, пробитых с пенальти, не попала в цель. А разве в 1964 году «Торпедо» не упустило в известной мере золотые медали из-за того, что удар Валентина Иванова в матче с киевским «Динамо» отразил Виктор Банников? В итоге — потеря драгоценного очка и ничья, уравнявшая положение «Торпедо» и еще одного лидера — тбилисского «Динамо». Переигровка между ними закончилась победой тбилисцев, ставших чемпионами. Думаю, что в злополучной неудаче чемпиона немалую роль сыграла очень высокая в тот сезон репутация украинского вратаря, заставившая торпедовца нервничать.
И вместе с тем в 1938 — 1939 годах Жмельков отразил все до одного пенальти в ворота «Спартака», а Георгий Глазков забил подряд двадцать девять одиннадцатиметровых.
Вот еще блестящий исполнитель одиннадцатиметрового удара — Сергей Сальников. Все при нем: мощный удар, техника, опыт, самообладание.
Ставит мяч на отметку. В воротах напротив Лев Яшин. Впиваются глазами друг в друга. Каждый тщится разгадать замысел другого. Вдруг Сергей направляется к судье и что-то говорит. В чем дело — непонятно ни нам, ни зрителям. Свисток, удар в угол, Яшин с блеском отбивает мяч. Вот тебе и формула: вратарь не может успеть!.. Теоретически — нет, а практически — да.
Но что это? Судья снова показывает на пятно, откуда только что бил Сальников. Перебить! Вратарь чуть раньше удара сорвался с места, отгадав маневр форварда. Но какой молодец судья, не дал себя перехитрить. Второй удар, мяч в том же углу, но на этот раз — в воротах...
Потом выясняется: Сергей тоже не промах, он знал повадки Яшина, играл с ним вместе в «Динамо» и просил судью последить, как бы вратарь до удара не принял старт.
А вот тот же Сальников бьет пенальти в игре с ЦСКА. В воротах Разинский, сильный игрок, но все же рангом ниже Яшина. Мяч попадает в верхнюю штангу, гола нет. Игра, правда, выиграна (2:0) и без этого пенальти, но уязвлено самолюбие пенальтиста. На разборе игры, через день, Сергей взрывается:
— Больше кики не бью!
— Почему?
— Не желаю, чтобы жена на трибунах в обморок падала!
Хохот. Но оратора понесло:
— Сам две ночи не спал. Забьешь, все считают — положено. Смажешь — проклинают. Кончено, не бью...
И не бил целый месяц. Шлифовать этот удар перестал. Держался до тех пор, пока судья не присудил в пользу «Спартака» такую награду снова.
Еще колоритная фигура — Станислав Леута. Опытнейший футбольный волк. Мастерство фундаментальное, выдержка железная.
Матч трех городов в Харькове. Играют Москва — Ленинград. Ничья не устраивает. За десять минут до конца при счете 1:2 сбивают москвича. Пенальти-кик в ворота Ленинграда. Штатный исполнитель в нашей сборной — Станислав.
И вдруг он идет ко мне и мямлит:
— Пусть другой кто-нибудь...
А Василий Смирнов рядом:
— Дайте я.
Обязанности капитана заставляют решать.
— Леута! Возьми себя в руки и бей!
Станислав бьет и — в боковую штангу. Матч проигран...
Мне и самому представлялась возможность узнать характер сфинкса.
Принципиальное сражение между «Пищевиком» и «Трехгоркой». 1:1, и меня укладывают в чужой штрафной. Думаю: к черту просьбы, забью сам. Взбудораженный, ставлю мяч, гляжу — и не нахожу места, куда бить. Ворота представляются заполненными могучей фигурой вратаря, его длиннейшими руками и ногами. Зияют, правда, дырочки по углам, но разве туда угодишь? Взяла меня оторопь. «Вспомнил тут Казбич своего Каракеза»... Хоть снова обращайся к Леуте. Да отступать поздно. Разбегаюсь и со всей силы бью гвоздем, стараясь не попасть во вратаря. Гол, но чисто случайный.
