Николай Старостин - Звезды большого футбола
На поле, конечно, не то, что в цирке. Что ни говори, здесь ответственность больше.
Когда я спросил вратаря олимпийской сборной Владимира Лисицына, что он прежде всего делает перед одиннадцатиметровым, он ответил:
— Готовлюсь без страха сразиться. Мне терять нечего. Да еще прошу оставить без советов...
Ох, уж эти советы! Вратарь не играет на подсказках. Ему нельзя кричать: «Выбегай!.. Отступай!.. Выбивай!..» Каждый его поступок исходит от него самого, направляется собственной интуицией и порывом.
Вы крикнули своему партнеру защитнику: «Нападай!» Он напал и промахнулся. Тогда вы сами или ваш другой партнер, третий пришли на помощь и исправили положение. Но если вратарь ошибся, никто и ничто ему не поможет.
Я видел тренеров, которые, устроившись сзади ворот, командовали своими вратарями. Видел я и печальные последствия такого вмешательства. Помню, как подсказка даже умного и опытного наставника привела к потере почетного приза.
Осенью 1938 года «Спартак» приехал на полуфинал кубка в Ленинград. Его противником была отличная тогда команда местного «Динамо». В этой встрече мог определиться город, который будет владеть кубком, потому что другой участник финальной встречи уже был известен — ленинградский «Электрик».
На 89-й минуте счет был 0:0. Динамовец Киселев выбил руками мяч, летевший в пустые ворота. Пенальти был бесспорным. И вот Георгий Глазков один на один с динамовским вратарем Лихвинцевым. Вдруг со скамейки сзади ворот слышится спокойный, чуть ироничный голос тренера:
— Держи под правую руку, он бьет только туда.
Эти слова ясно слышат и вратарь, и Георгий Глазков, и все игроки, выстроившиеся за пределами штрафной площадки.
Жорж и правда всегда бил под правую руку вратарю. Лихвинцев сам отлично знал это.
И вот я вижу, как ленинградский вратарь смещается с центра ворот и занимает место ближе к правой штанге. Перед Глазковым альтернатива: «набитым» ударом пустить мяч в узкую щель или впервые польститься на пять свободных метров слева, ударить к другой штанге?
В недоумении и вратарь: если бы тренер свой совет прошептал ему на ухо, он, естественно, принял бы его за чистую монету. Но тут было больше похоже на то, что опытнейший мэтр хочет сбить с толку Глазкова.
«Он будет исполнять по-новому», — решает вратарь. Удар... Он кидается влево, а Глазков непоколебимо, только чуть сильнее обычного, бьет, как всегда, вправо.
Матч окончился со счетом 1:0, а затем «Спартак» выиграл и финал кубка.
Лучше не ставить перед вратарем дополнительные трудности в критические минуты. Сами события перегружают его нервную систему до отказа. Не прикасайтесь к нему — он в игре под током высокого напряжения!
3
ЗАЩИТНИКИ
Защитники прошлых лет. Стамбульский инцидент. Капитан. Рождение «тройки». Пятидесятники. Современники. Наши подвижные бастионы в Англии.
Зрители давно не видят причин восторгаться защитниками. Нападают они почти всегда двое на одного, и любой способ отобрать мяч представляется болельщикам закономерным. Раньше защитник нередко боролся один против двух форвардов, и его успех трибуны каждый раз встречали одобрительным гулом. Много удовольствия доставляли зрителям и часто возникавшие на поле соревнования в беге между форвардами и беками.
Правда, культура паса стояла тогда ниже, и это помогало защитникам. Но все же как разрушители они стояли выше сегодняшних стоперов, действовали без промедлений и отступлений.
Я вспоминаю беков двадцатых годов в сборной Москвы — Сергея Сысоева, Михаила Рущинского, Вячеслава Андреева.
В команде Замоскворецкого клуба спорта Сысоев играл справа и всегда стремительно шел на противника, зная, что партнеры его подстрахуют. Он был постарше нас, считался эрудитом, и мы звали его Сергеем Васильевичем даже в самых жарких схватках на поле. Может быть, потому, что он был с нами респектабелен и обращался: «Александр, Михаил», а не то что: «Сашка, Мишка», как мы все друг друга величали.
Сысоев преподавал спортивные игры и носился с внедрением у нас баскетбола, тогда мало известного в нашей стране. Вместе с другими энтузиастами новой игры он переводил книжки о баскетболе, разыскивал подходящие площадки, ставил щиты с корзинками. Ходил Сысоев всегда озабоченный, и мы никогда не знали, явится он на игру или нет, но из чувства почтительности прощали ему пропуски.
Михаил Рущинский (СКЗ) обычно пласировался сзади партнеров. Не обладая высокой скоростью, он мастерски выбирал место и потрясающе бил с обеих ног. Ему ничего не стоило пустить мяч на 70 — 80 метров.
Работал он фельдшером на заводе Ильича, ходил всегда спокойно, ставил по-утиному, как все футболисты, большие ступни крепких, слегка кривых ног. Смуглый, южного типа, широкоплечий, с гордой львиной головой и белозубой улыбкой, он чаще молчал, но был жизнерадостен и хохотал от души, раскатисто и громко. Все сердца невольно тянулись к нему. Звали мы все его за глаза «Руща».
Третий колоритный защитник сборной — Вячеслав Андреев из Орехова-Зуева. Старший брат его еще до революции играл центрального хавбека в знаменитой команде «морозовцев».
Беззаветно атаковать каждого, у кого мяч, — вот был девиз Вячеслава. Он никогда не грубил и не прятал ног в решающих схватках. Какая-то особая сноровка помогала Андрееву снимать мячи у лучших дриблеров тех лет. Думается, секрет заключался не только в уверенности защитника, но и в особой быстроте последнего усилия стопы. Вячеслав охотно применял подкаты. На отличном газоне поля в Орехове-Зуеве выработал он этот маневр, надолго потом забытый. Жесткие поля на других стадионах заставили Андреева подолгу лечить ободранные бедра и отвадили его последователей от этого радикального приема. Подкат вернулся в игру через тридцать лет, когда хорошие травяные покровы появились на всех крупных стадионах страны.
И мне, игравшему в разное время в сборной команде с каждым из этих трех беков, и зрителям тех лет очень нравилась их решительность, хотя часто им приходилось действовать в численном меньшинстве. Обычно хавбеки на защиту своих ворот не успевали. Команды играли по принципу: больше забить, а не меньше пропустить.
Еще складнее играли ленинградские защитники — Георгий Гостев из клуба «Коломяги» и Петр Ежов («Спорт»). По синхронности и блеску игры они долгие годы не знали себе равных. В Ленинграде Ежова и Гостева очень любили, им аплодировали не меньше, чем лучшим нападающим. Сейчас это звучит почти неправдоподобно. Защитников стало много, отличиться в толпе непросто. Тогда же не было никакой скученности на штрафной площадке: широкий простор для игры вперед на свободное место, рывки по 30 — 40 метров. Футбол не страдал еще очковой горячкой, а футболисты не боялись рисковать. Игра была зрелищной, результативной, и на трибунах год от году становилось все больше зрителей. Обилие почитателей способствовало росту новых талантов.
В 1924 году неожиданно триумфальным оказался дебют сборной команды Харькова. В ансамбле украинцев отлично выступали высокий, размеренный Николай Кротов и небольшой, стремительный Константин Фомин. Первый играл недолго, а второй вошел в состав сборной команды Советского Союза и почти десять лет считался сильнейшим левым защитником страны, выступая последние годы в московском «Динамо». Игру Фомина отличала особая скорость, резкость. Он всегда решительно шел в атаку.
По-другому действовали Павел Пчеликов (ОППВ — Опытно-показательная площадка Всевобуча, теперь ЦСКА) и Александр Старостин («Спартак»). К тому времени тактика нападающих стала прогрессивней. Форварды поняли, что выгоднее отдать мяч партнеру, чем рисковать потерять его в единоборстве с защитником. Неожиданные откидки мяча участились, и это потребовало от беков осмотрительности и маскировки своих намерений тогда, когда прямая атака запаздывала.
Александр Старостин внес новые принципы в игру защитника: самыми разнообразными способами вызывал он чужих нападающих на ошибки. Там, где не удавалось сбить противников с толку в технике, он хитро заставлял их грешить в тактике. Быстрота и разносторонность позволяли Александру с неизменным успехом многие годы выступать в сборной страны во всех разновидностях защитника, в зависимости от особенностей менявшихся партнеров. В паре с Ежовым он играл заднего бека, с Рущинским — переднего, с Пчеликовым — левого.
В 1922 году Александр выполнял роль центрального полузащитника в третьей команде «Красной Пресни», а потом вдруг скачок в первую команду на место защитника. От игры размеренной — к шквальной, от подыгрышей — к отбору. Наши противники утешались: «Скорость-то вроде не та». Но прикусили языки, когда увидели, как Александр приструнивал главных резвачей. В довершение всего на прикидке он отмерил 100 метров за 11,8 секунды. Для футболиста время и сейчас завидное. Тогда оно было выдающимся.
