Борис Порфирьев - Чемпионы
— Животные тоже грызут друг друга, — усмехнулся отец, — но такую мерзость может позволить себе лишь человек — «венец творения»…
— Ну зачем ты так? — с обидой возразил Рюрик.
Отец взглянул на него непонятно, но тут же засуетился и, смущённо потирая руки, пробормотал:
— Да, да, ты прав, это исключения… — и заторопился домой. — До свидания!
Рюрик, слыша, как раздражённо бренчит посудой на кухне Наташина мать, не смог сидеть в четырёх стенах и вышел на улицу. Метель засыпала тротуары сугробами. Над низенькими домами нависли снежные козырьки. Пухлые шапки лежали на столбиках штакетника. Впереди, по узкой тропинке, брела закутанная в платок девочка; её портфель волочился по снегу. Навстречу ей из калитки вышел подросток, стал на её дороге и, не доставая рук из карманов, столкнул её в сугроб. Жалость к отцу и возмущение словно пружиной подбросили Рюрика. Задыхаясь, он схватил парнишку за плечи и, бешено тряся его, закричал в лицо:
— Ах ты, негодяй! В какой школе учишься?
— Дяденька, не жалуйтесь. Я больше не буду, — заныл тот.
Слёзы на его лице вызвали в Рюрике брезгливость, желание избить его погасло. Пробормотав: «Тоже мне «венец творения», Рюрик поднял из сугроба девочку.
Он долго бродил по заснеженным улицам; домой возвращаться не хотелось. Зашёл в столовую, заказал вина; сидел, слушая радио. Когда начали передавать «Последние известия», встрепенулся. Бесстрастный голос диктора говорил:
— На закончившихся в Свердловске соревнованиях на первенство Советского Союза по скоростному бегу на коньках первое место и звание чемпионки страны завоевала заслуженный мастер спорта Мария Исакова. Чемпионка мира Наталия Горлова оказалась на втором месте…
Настроение его окончательно упало: и как только Наташа упустила первенство? Ведь ещё вчера она была впереди всех!.. Он призвал на помощь ещё порцию вина, но она казалась бессильна. И хотя Рюрик не пьянел, угнетающее состояние похмелья не покидало его два дня — до тех пор пока он не встретил Наташу. Посадив её в такси, он спросил с упрёком:
— Что же это ты, а? Не хотела быть трижды чемпионкой страны? Значит, напрасно тебя норвежские газеты называли «Охотницей за медалями»?
— Подумаешь! Маша Исакова — четырежды чемпионка. А медалей у неё столько, что она и сама всех не упомнит, — это было сказано с такой обезоруживающей беспечностью, что Рюрик даже растерялся…
Дряхлую машину бросало на вытаявших колеях; жалобно дребезжали её дверцы, стонали рессоры… Наташа украдкой покосилась на Рюрика, и в её глазах засверкали огоньки смеха. Сказала дразняще:
— А я везу тебе какую–то новость.
— Говори.
Она лукаво посмотрела на него, — нет, прямо–таки здесь выложить ему новость казалось ей роскошью, и она спросила:
— Надеюсь, ты ничего не разбазарил без меня? Не умыкал «Венеру»?
— Нет.
— Ну что ты дуешься? На–ка, съешь конфетку, может, она исправит твоё настроение.
Рюрик небрежно развернул обёртку и бросил карамельку в рот. Снова спросил с упрёком:
— Так что же ты это всё–таки, а? Ты ведь по двум дистанциям была на первом месте?
Следя за его пальцами, Наташа сказала по–прежнему беспечно:
— Ерунда. Через два месяца в Москве будет матч «СССР — Швеция», потом первенство мира, в марте у нас «Приз Кирова»; ещё не всё потеряно, — и, увидев, как он опускает боковое стекло, чтобы выбросить фантик, закричала испуганно: — Ты с ума сошёл? Посмотри, как называются конфеты! — Она выхватила у него фантик и торжественно расправила его на колене.
Аляповатая пошлость конфетных картинок всегда была противна Рюрику, но сейчас обезображенный и искажённый «Гол» вызвал у него смех.
А Наташа прижалась к нему, но когда он хотел её поцеловать, приложила палец к губам и кивнула на шофёра.
И только дома, бросившись ему на шею, заявила:
— Никогда не была так счастлива, как сейчас.
— А в прошлом году, когда завоевала лавровый венок? — напомнил осторожно Рюрик.
Она отстранилась, подумала немного и сказала:
— Нет. Там была заведомая удача. А здесь — конец твоего горя. Я — в тебе. Понимаешь? В тебе. И в прошлом году я не смогла бы стать чемпионкой, потому что вся тоской изошла из–за твоих неприятностей. А «Огонёк» был и моей радостью. Понимаешь, твоя победа помогла мне одержать победу… И потом — у нас проще. Ведь никто бы не додумался сунуть мне палку под ноги, когда я бежала на рекорд, как сделали тебе…
Рюрик перебил её:
— Я все эти дни чувствовал себя таким одиноким. А ты?
Она смутилась немного, но призналась честно:
— Я не успела, — и спросила виновато: — Ты не сердишься? — И тут же забыла о своём вопросе; стала рассказывать о соревнованиях. Через несколько минут вдруг спохватилась: — Я разболталась? Вот дура!
— Продолжай, — успокоил её Рюрик. — Я так люблю слушать твой голос.
Но Наташа снова обняла его и прошептала на ухо:
— Ты до сих пор любишь меня?
— И ты ещё спрашиваешь?..
Сердце его защемило от счастья, и жизнь снова стала хороша.
Через несколько месяцев его вызвали в Союз художников и предложили устроить персональную выставку.
Однажды Рюрик прибежал домой как ошалелый и сказал Наташе, что его приглашает к себе секретарь обкома партии Мокин.
— Может быть, тебе надеть медали? — осторожно предложила Наташа.
Рюрик засмеялся.
А Наташина мать сказала сварливо:
— Вы слушайте, когда вам дело предлагают. Медали пригодятся, когда вы станете просить квартиру.
Напоминание, что он до сих пор лишний в этом доме, огорчило Рюрика, и он пошёл в обком в скверном настроении.
Но обаяние и внимательность Мокина заставили его забыть обо всём, кроме выставки, и он даже осмелился напомнить:
— Удобно ли устраивать выставку, Геннадий Дмитриевич? Ведь обо мне писали…
— А, — небрежно махнул тот рукой, — читал. На всякий роток не накинешь платок.
Тогда Рюрик осмелился ещё больше:
— А что, если устроить выставку двух поколений Коверзневых: мою и отца? У него есть прекрасные изделия из дерева. Кроме того, он автор нескольких книг о русских борцах. К открытию выставки у него выйдет книга воспоминаний. Эта книга разоблачает нравы дореволюционного цирка, и выход её оказался мыслим только при Советской власти. Разрешите, я вам прочитаю немного?
— Читайте, — поощрительно улыбнулся Мокин.
Рюрик достал взятые с собой гранки:
«…Попытки организовать настоящую борьбу делали граф… — Графа можно зачеркнуть, — пробормотал Рюрик. — …Рибопьер и я, но из этого ничего не вышло: борцы, привыкшие к «шике» в течение двух десятилетий, отказывались…» Вот, вот, дальше: «Работая с Татауровым и другими чемпионами России в течение нескольких лет, устроив более 50 чемпионатов и имея в них до 500 борцов, я ни разу не видел, чтобы с кем–либо из этих борцов Татауров и другие чемпионы боролись серьёзно. Обыкновенно перед борьбой я или они назначали борцу, как бороться, то есть делать «ничью» или ложиться через назначенное количество минут и с известного приёма. Но я однажды видел, какой вид имел Татауров после серьёзной борьбы с Улановым, проходив в стойке час и не сделав ни одного приёма. Татауров был весь побит и поцарапан, тело его покрылось массой фурункулов, и в течение двух недель он не мог прийти в себя, отказывался первые дни бороться даже со своими «яшками»…
Рюрик читал ещё; Мокин трижды снимал трубку со звонившего телефона и говорил приглушённо: «Занят».
Свернув гранки и уже стоя, Рюрик сказал:
— И ещё одно, Геннадий Дмитриевич: отца просят вместо фамилии поставить псевдоним, а он — очевидец, свидетель…
Мокин улыбнулся и сказал:
— Насчёт фамилии мы позвоним в издательство. А вашу идею о выставке двух поколений я приветствую: она подчеркнёт, чего смог добиться русский спорт, когда стал свободным. А то ведь на Стокгольмской–то олимпиаде в тринадцатом году — последнее место? А? А сейчас? Ваша–то жена? Ну, ну, скромность… Желаю вам успехов!
После этого разговора Рюрику сам чёрт стал не брат. Он просыпался по утрам возбуждённый, полный энергии. А тут ещё пришёл номер журнала «Физкультура и спорт», в котором были не только репродукции и статья, но даже сообщение, что Рюрик награждён значком «Отличник физкультуры». Скромный значок приобретал для него значение ордена, потому что обозначал признание его работы спортсменами. Рюрик взял в руки Наташину Большую золотую медаль и, пытаясь прочесть латинские слова, погрозился, что оторвёт от неё ленточку и будет носить значок на ней, как орден Подвязки…
Мир ещё бешенее закрутился вокруг оси и безжалостно сбрасывал листок за листком с отрывного календаря. Рюрик не успел оглянуться, как подкатило время матча «СССР — Швеция».
Когда подходили к вокзалу, отец сказал ему:
![Никита [ИАКИНФ] Бичурин - Письма](/uploads/posts/books/no-image.jpg)