Виктор Барановский - Искусство татуировки
В 1835 году на остров Нуку-Хива высадился французский барон Шарль де Тьерри, пожелавший стать сувереном местных вождей. Переводчиком и проводником стал для заморских гостей живший там с 1829 года англичанин Моррисон, который не отличался от островитян ни одеждой, ни татуировкой. У Моррисона, пишет очевидец, все тело было покрыто татуировкой настолько густо, особенно на спине и груди, что на расстоянии он выглядел как негр. Моррисон легко завоевал расположение обитателей Нуку-Хива и даже добился статуса одного из вождей.
Hадо полагать, что на островах, рассеянных на пространствах Южных морей, в период европейской экспансии в данной части света проживало большое количество как «беглых» и «выброшенных на берег». Большинству из них счастье не улыбнулось в том смысле, что их имена не остались в истории, как, скажем, имена Робертса, Кабри. Xотя понятия «счастья» и «несчастья» в их сложных и запутанных судьбах относительны: прибытие корабля из Европы для кого-то из них могло обещать, например, виселицу за совершенные преступления. И тем не менее, кому-то не повезло: на острова, где они обитали, не добрался ни один европейский корабль. Если корабль добирался до острова, встрече могли помешать и туземцы. Во всяком случае возвращение в Европу «беглых» и «выброшенных на берег» не было зафиксировано ни в одном из документов. Первый документ, сообщающий о прибытии на остров Нуку-Хива корабля из Европы, датирован 1825 годом. В то же время записки английского миссионера Эллиса, проживавшего в начале XIX века на Гавайях, свидетельствуют, что в 1823 году на этом острове проживали 7 человек с белой кожей.
В ЧЕМ СЕКРЕТ ТАТУИРОВКИ ОСТРОВИТЯH?
Уточним вопрос, вынесенный в заголовок главы: почему все-таки татуировка островитян сыграла такую значительную роль в развитии татуировки в мире? Таитянская татуировка не была первой познанной экзотической разновидностью украшения тела, с которой познакомились европейцы. Причиной того, что именно татуировка жителей Таити, а несколько позлее и иных полинезийских островов, сыграла такую существенную роль в оживлении татуировки на Старом континенте, было, несомненно, то, что вокруг этого острова и вокруг всех других островов Южных морей со временем образовался ореол романтической легенды.
Рискованные путешествия первооткрывателей XVIII века Уоллиса (1767 г.), Бугенвилля (1768 г.), Кука (1769 г.), которые добирались до Таити и оставили (Бугенвилль и Кук) подробные описания хода руководимых ими экспедиций, стали животрепещущей темой, которая постепенно проникала в литературу многих европейских стран. Вот что писал по этому поводу один из исследователей: «Весь мир внезапно начал говорить о вожделенных идиллических островах, лежащих посреди вечно голубого океана, об их милых, увенчанных цветами женщинах и высоких, атлетически сложенных мужчинах, которые за охотой и ловлей рыбы проводили по-детски беззаботную, счастливую жизнь». А Бугенвилль в 1768 году во время акта торжественного присоединения Таити к французской короне назвал этот остров Новой Цитерой, делая тем самым намек на ионический остров, у побережья которого вышла из морской пены на землю Афродита. Французы восприняли открытие Таити по-философски в отличие от трезвых англичан, для которых Таити был всего лишь одним из тропических островов, которых так много в Тихом океане. Знакомство европейцев с жителями далекого
Таити проходило под «патронажем» идей Ж.Ж. Руссо о врожденной доброте первобытного человека. Весть о земном рае, который существовал и вследствие первородного греха был навсегда потерян для цивилизованного мира, была превращена мыслителями Просвещения в критику абсолютизма в Европе. Открытие Таити, если и не заслужило права называться самым важным географическим открытием столетия, было великим открытием для европейцев с точки зрения культуры. Учитывая сказанное, не приходится удивляться, что татуировка как часть культуры жителей Южных морей становится столь влиятельной в Европе?
Полинезийская татуировка имеет ряд местных разновидностей, отличающихся оригинальными стилистическими чертами. Их названия на основе географической принадлежности привели к определению таких разновидностей татуировки, как гавайская, маориская, маркизская, самоанская, таитянская и др. Каждая их них характеризовалась большим богатством и разнообразием мотивов и композиций – геометрических, линейных, растительных, антропоморфических, зооморфических и т.п. Они выполнялись в сложных сочетаниях и являлись частями больших по размеру композиций, не случайно расположенных на всех частях тела, иногда покрывая его сплошь с головы до ступней.
С другой стороны, нельзя провести четкие границы в полинезийской татуировке между функциями декоративной, символической и экспрессивной частей. Точнее: крайне трудно уловить момент, когда тот или иной мотив либо орнамент перестает украшать, а начинает нечто обозначать. И хотя заморские пришельцы переняли технику татуировки у островитян, они были не в состоянии перенести на соответствующем уровне осмысленные и понятные с точки зрения местных жителей сложные композиции полинезийской татуировки в татуировку европейскую. Функции и общественная значимость первой были непонятны тогдашним европейцам, а сам художественный принцип и манера исполнения иногда были совершенно чужими для непосвященных.
Даже скопировать татуировки карандашом было непросто. «Узоры татуировки жителей Нуку-Хива доставили бы хлопот даже хорошему рисовальщику, если бы он пожелал точно их воссоздать», – писал Лангсдорф. Другой знаток заметил, что европейские рисовальщики, воссоздающие по подобию маркизской татуировки сложные композиции, состоящие из кругообразных мотивов, упрощали их и придавали им формы, близкие солнцу и спиралям. Другими словами, чужие по культурному происхождению образцы с целью сделать их более понятными простодушно подменялись плодами собственного воображения.
Hа практике подобное восприятие загадочной татуировки приводило к тому, что какой-нибудь из стилизованных мотивов полинезийской татуировки был ошибочно интерпретирован заморскими пришельцами, скажем, как пальма, а позже добросовестно копировался всеми остальными европейскими татуировщиками и со временем, благодаря огромной популярности, превращался в Европе в мотив, символизирующий Южные моря. Учитывая возможность такой ошибки в интерпретации полинезийского узора, не следует забывать о той существенной роли, которую кокосовая пальма играет в хозяйстве и мифологии обитателей Полинезии, где ее всегда воспринимали как «дерево жизни». Кроме того, кокосовая пальма -это еще и один из наиболее характерных элементов пейзажа этой части света. Все эти культурологические и визуальные черты и обязаны были сделать пальму важным мотивом полинезийской татуировки.
Иначе воспринимали пальму европейцы. Им образ пальмового дерева был известен по текстам и иллюстрациям библейской тематики. Англичанина, француза или немца, для которых пальмовое дерево стало наиболее любимым мотивом татуировки, совершенно не интересовал тот факт, что библейское пальмовое дерево вовсе не является кокосовой или финиковой пальмой. Не случайно рисунок на коже с мотивом пальмового дерева был дополнен европейскими татуировщиками мотивом обнаженной Евы (Адам был носителем этой татуировки) и змеи, что, правда, не наблюдалось на Таити, но без чего не могла обойтись сцена из Райского сада в сознании цивилизованного человека. Змей как воплощение «обмана» открывает новую серию мотивов, символизирующих такие недостатки человеческой натуры, как вероломность, неверность и женскую хитрость. Фигура обнаженной Евы, обвитая змеем, со временем превратилась в выступающую на цирковой арене укротительницу диких бестий, а она, в свою очередь, – в укротительницу львов. Из таких мотивов, как пальма, змей, лев и человеческая фигура можно скомпоновать и сцену типа индейской охоты на львов. Таким образом, комбинационные возможности в области создания в татуировке новых мотивов и сочетаний посредством дополнения или замены ранее существовавших элементов на новые, совершенно не зависимые от уже существующих, поистине неограниченные.
Татуировка, таким образом, развивалась, приспосабливаясь к требованиям и вкусам публики, и находилась под влиянием идиллических настроений. Hезаметно возникала уверенность в тождественности райских кущ и пространства Южных морей. Миф о Южных морях как райской стране черпал свои жизненность и динамику прежде всего в фантазиях и извечной тоске. Сделать татуировку означало то же самое, что приобрести акцию этого рая на нашей планете и утвердить свою мечту о нем. А чтобы обрести этот рай, совсем не обязательно было отправляться в далекое путешествие к Южным морям. Достаточно было заказать на месте какой-нибудь экзотический мотив, здесь уже не играло существенной роли, был ли он точным воспроизведением полинезийского мотива или нет – значение имела атрибутика (пальма и пр.). В Европе начала XIX века каждая татуировка воспринималась не как европейское, а как таитянское явление. Татуированные прославляли своими разноцветными рисунками новую жизнь, которую они утратили или придумали для самих себя, прославляли обещанный им на земле рай.
