Александр Кузнецов - Наградная медаль. В 2-х томах. Том 1 (1701-1917)
Но это был опять не конец войны, а только передышка. Наполеон, не ожидавший такой быстрой развязки, начал провоцировать Александра I к новым военным действиям, теперь уже на территории самой Швеции. В то же время Англия — ближайшая подруга Швеции — подстрекала её к продолжению войны.
1809 год. Болота, реки и озёра скрыты подо льдом, земля промёрзла, Ботнический залив, насколько хватало глаз, запорошен белыми глубокими снегами. Февраль шёл к концу. День стал прибавляться. Можно было снова разворачивать военные действия, чтобы к весенней распутице довершить разгром Швеции.
Наступление русских войск намечалось вести согласно плану, разработанному генералом Н. М. Каменским, одновременно в трёх направлениях. Корпус П. И. Багратиона из Або должен был двинуться к Аландским островам; корпус М. Б. Барклая-де-Толли — из Вазы, через пролив Кваркен, что в средней части Ботнического залива, к Умео; корпус Шувалова, действовавший на севере Финляндии, — из Улеаборга к Торнео. После занятия Аландских островов и Умео корпусы Багратиона и Барклая-де-Толли должны были объединиться и совместно двинуться на Стокгольм. План этот был чреват опасностями. В случае неожиданной оттепели, а ещё хуже — при южном ветре, пролив мог вскрыться, и тогда можно было погубить всю армию.
Главный удар выпал на корпус П. И. Багратиона. 26 февраля 1809 года он выступил из Або к острову Кумлинге — будущему плацдарму для основного наступления. За пять дней весь корпус был сосредоточен в указанном месте. 3 марта начался знаменитый ледовый переход. Авангардом командовал генерал-майор Я. П. Кульнев, который постоянно находился впереди — среди солдат, вдохновляя их своим примером. Движение по льду Ботнического залива, засыпанному глубоким снегом, было невероятно тяжёлым. Время метелей оправдывало себя. С первых же вёрст на войска обрушился сильный буран. На пути оказывались огромные полыньи, хаотичные ледовые торосы. Отдыхали только по ночам, зарывшись в сугробы. Костры разжигать было нельзя.
Перед походом корпус разделили на пять колонн, четыре из которых двигались прямо на Аландские острова, а пятая обходным манёвром с юга островов создавала обстановку окружения. Шведский генерал Диобелен был вынужден отказаться от обороны, и его войска откатились к родному берегу. «…Следы бегущих колонн неприятельских по всему необозримому пространству от островов Сигнильскера до противулежащих берегов Швеции, — писал Багратион, — покрыты были разбитыми фурами, пороховыми ящиками, ружьями, снарядами, ранцами и партикулярными обозами…».[563]
Аландские острова были заняты. Теперь предстоял переход через пролив, отделяющий побережье Швеции. Кульневу поручили «…испытать дорогу на шведский берег и разведать неприятельские силы». «Господа шведы не единожды у нас гостили, давно пора визит отдать»,[564] — писал ему П. И. Багратион.
За Я. П. Кульневым на всю жизнь закрепилось прозвище «Дон-Кихот». К солдатам он относился с большой заботой. И на этот раз перед походом он дал распоряжение — «…людей обмыть в банях и выкатать в снегу, укрепятся нервы. Онучи и сорочки обмыть: человек свеж и силы удвоятся».[565]
И вот в ночь с 6 на 7 марта кавалерийский авангард Кульнева, состоявший из пяти казачьих сотен и трёх эскадронов кавалерии, выступил в последний переход. А чтобы было веселее двигаться, вперёд послали песенников.
За 8 часов кавалеристы Кульнева покрыли расстояние от острова Сигнильскер до шведского берега и с ходу атаковали неприятельские сторожевые посты. Шведы в растерянности не приняли боя, и древняя крепость Гриссельгамн, расположенная в 100 километрах от столицы Швеции, была взята. «…Столь быстрый и нечаянный переход… кавалерии нашей, непонятный самому неприятелю, — писал в донесении Багратион, — привёл прибрежных жителей в трепет. Сигнал о сем телеграфа ужаснул столицу вандалов; дорога до Штокгольма была покрыта трепещущими жителями… обозами, войсками, которые поспешно шли для защиты берегов; всё сие представляло картину повсеместного смятения и страха и останется незабвенным в летописях времён позднейших и беспримерной славе российского оружия».[566]
Корпус М. Б. Барклая-де-Толли начал продвижение от города Ваза к Умео 20 марта. С юга веяло весной. Лёд давал трещины, хотя и был покрыт глубоким снегом. «…Переход был наизатруднительнейшим, — писал Барклай-де-Толли. — Солдаты шли по глубокому снегу, часто выше колен… Понесённые в сем походе трудности единственно русскому преодолеть только можно».[567]
Но трудный переход был совершён и Умео взят.
Тем временем усиленно развивались наступательные действия на третьем направлении. Двинутые на север воинские части графа Шувалова проделали изнурительный переход к Торнео, находящемуся на самой дальней северной точке побережья Ботнического залива. Преодолев при 30-градусном морозе огромное расстояние от самого Улеаборга, русская армия 13 марта у Каликса отрезала все пути к отступлению 7-тысячному шведскому корпусу, пленив самого командующего генерала Гриппенберга.[568]
После таких поражений шведскому правительству ничего не оставалось делать, как просить Россию о мире. Предложение было принято. По инициативе командующих всех трёх корпусов русские войска немедленно покинули территорию Швеции. Такая необходимость возникла в связи с надвигающимся резким потеплением, которое бы прервало связь и снабжение армии провиантом и снаряжением.
Этим воспользовались шведы, и вскоре военные действия возобновились. Тогда М. Б. Барклай-де-Толли, сменивший к этому времени главнокомандующего Кнорринга, двинул войска вокруг Ботнического залива, через Торнео, вдоль берега и вновь захватил Умео. Угроза Стокгольму была очевидна, и мирный договор был подписан во Фридрихсгаме 5 сентября 1809 года. Швеция уступила России Финляндию и Аландские острова. Таким образом, планы императора Александра I были с успехом осуществлены. Финляндия вошла в состав Российской империи как автономное государство — «Великое княжество Финляндское», управлявшееся по своим внутренним законам.
Участники этих сражений были щедро награждены: штаб- и обер-офицеры за отличия были жалованы орденами и чинами, П. И. Багратион произведён в полные генералы, Я. П. Кульнев — за успешный переход на шведский берег в авангарде корпуса — получил высший знак ордена св. Анны, а «…За вящие заслуги, оказанные на поле брани (за взятие в плен начальника штаба шведских войск генерала Левенгельма), и другие отличия получил орден св. Георгия 3-й степени и золотую саблю «За храбрость».[569]
Для нижних чинов были отчеканены два типа серебряных медалей, с установившимся с этой поры диаметром 28 мм. Аверсы обеих медалей идентичны: на них изображён, во всё поле, вензель Александра I, увенчанный императорской короной. А оборотные стороны разные. Для награждения корпусов П. И. Багратиона и М. Б. Барклая-де-Толли, которые совершили беспримерные переходы по льду Ботнического залива, на медалях была помещена четырёхстрочная надпись: «ЗА — ПЕРЕХОДЪ — НА ШВЕДСКИЙ — БЕРЕГЪ». Под фигурным прочерком — «1809». Вдоль бортика, по всему кругу медали, мелкие бусы.
Для награждения участников перехода в составе корпуса генерала графа Шувалова (из Улеаборга, вдоль берега Ботнического залива, через Торнео, Швецию) медали имели следующую надпись: «ЗА — ПРОХОДЪ — ВЪ ШВЕЦИЮ — ЧЕРЕЗЪ ТОРНЕО». Под точно таким же фигурным прочерком стояла та же дата — «1809».
В указе Александра I о награждении этой медалью пишется следующее: «Его Императорское Величество объявляет совершенное своё удовольствие корпусам войск: Вазовскому под командою Генерала от инфантерии Барклая-де-Толли за отважный и многотрудный переход через Кваркен на Шведские берега и сражение при Умео, а Улеаборгскому под командою Генерал-Адъютанта графа Шувалова за отличие под Торнео и нижним чинам тех корпусов жалует по 2 рубли на каждого человека; а сверх того в память подвигов сих двух корпусов и Авангарда Аландского корпуса под командою Генерал-Майора Кульнева жалует нижним чинам серебряныя медали для ношения в петлице на голубой ленте».[570]
За взятие Базарджика. 1810 г.
Наполеон считал, что первым врагом России издавна была и есть Турция. В ней он видел значительную потенциальную силу, которую решил использовать в своих грандиозных планах завоевания Москвы… И если с правителями европейских стран он обращался свысока, как хозяин, то к турецкому султану он писал своё обращение с восточной цветистой витиеватостью, пронизанной заискивающей угодливостью и лестью: «…Молю всевышнего, великий, всемудрый, всемогущий, благороднейший и непобедимый властелин, дражайший и наисовершеннейший друг наш, да продлит он дни вашего величества, да преисполнит их славой и благодеянием и ниспошлёт благое завершение всем делам вашим…».[571]
