Гаджимурад Гасанов - Зайнаб
Мямуч со дня похорон Шахрузат собирался к тетушке Пери с твердым намерением отказаться от ее дочки, но почему-то все откладывал и откладывал свое решение. Он страшно похудел, от него остались одни кости да обросшая на похудевшем лице до самых крыльев ноздрей борода. От этого большой, топорный нос с хищными ноздрями на его худом лице еще сильнее выделялся, делая его похожим на Кощея.
Сегодня он решил: «Пойду, зеленоглазой колдунье скажу все, что задумал! По пути меня встретит волк, на то божья воля…» Как решил, так и поступил. Затянув шапку на самые брови, оседлал коня, сел и направил его в сторону соседнего селения. А дальше конь уже знал, куда держать путь, потому что в этом направлении находился только двор зеленоглазой подруги хозяина, которая всякий раз давала ему вкусного ячменя.
Тарзан от самого дома с подветренной стороны сопровождал всадника, только вот ждал удобного случая, напасть и растерзать своего врага. Вот тот враг, который лишил его подруги Шахрузат. Этот день он не забудет никогда! Только не надо спешить, а то все испортишь. Скачок на спину коня, рывок, вот и его враг валяется на земле, захлебываясь свой кровью.
Вот и такой момент настал. Прыжок с макушки торчащей у лесной дороги скалы, с которым он сравнился своей серой массой. Мямуч лежал под ним с вырванной гортанью…
После похорон Мямуча его коллеги по работе вместе с охотоведами района Тарзану объявили войну. Не были равнодушны и сельчане покойного. В селении: на годекане, у родника, в школе — везде говорили о страшной мести Тарзана, которой многие, не скрывая своих эмоций, радовались.
Сегодня в делянке Мямуча была объявлена большая охота на волка. Руководством лесоводческого хозяйства на кон поставил большую денежную премию, кто живым поймает убийцу их сотрудника. Опытные охотники, заранее зная об этом призе, везде, куда бы могла ступить волчья нога, расставили капканы, петли. Капканы были поставлены и у могилы Шахрузат.
Волк, зная, что на него охотятся, предусмотрительно избегал всех мужчин с ружьм. Своим тонким обонянием определял, где в лесу затаилась опасность, где расставлены капканы, где спрятаны петли, где вырыты волчьи ямы с остро наточенным колами в них. Его пока не задела ни одна охотничья пуля, он не попал не на один клык охотничьих собак. Все он предусмотрел, кроме волчьей ямы, вырытой у могилы Шахрузат и сверху облощенной дерном. Он угодил в эту яму.
Вот он, палач, убивший своего хозяина! Когда на верху объявились охотники с собаками, он злобно рычал, порывался с разбегу на них наброситься. Только яма была глубокой, он с разбегу запрыгивал на стены ямы, падал на спину, рычал, визжал, опять подпрыгивал, пытаясь добраться до своих врагов, напасть и убивать. Вдруг он понял, что сопротивление бесполезно. Вот сколько врагов окружили его и жаждали его смерти. Он затравленно лег на дне ямы. Только одни глаза говорили о его непобедимой воле. Они горели в темной яме фосфорическим светом, жаждой крови.
Почему после смерти Шахрузат он остался рядом жить с этими страшными и беспощадными людьми? Что его здесь удерживало, какая сила, какую привязанность? Ушел бы в стаю себеподобных зверей или собрал бы свою стаю! Жил, как хозяин, царь зверей. Но нет же! Может, он никак не мог оставлять без присмора могилу Шахрузат? Возможно. В этом жестоком мире только эта девочка научила его любви, верности, преданности и самопожертвованию. И эти качества не давали ему уходить от людей… И эти качества его погубили…
Он не видел, как они тяжелой дубиной оглушили его. Как ногами и руками привязали к длинной жерди и, подвесив вниз головой, несли его в сторону дома Мямуч. Тарзану первые в жизни сегодня стало страшно. Он захотел завыть, призвать своих сородичей на помощь, но сообразив, не к кому ему обращаться за помощью, замолк.
С его глаз скатились крупные слезы. Они ручьями текли по его морде, залезая в рот, уши, закатывая за холку. Вдруг он успокоился, злобно выкатил глаза в сторону собак, которые следовали за охотниками, любопытными людьми из селения Мямуч и пытались его укусить. Он так зарычал, что те от страха взвизгнули. Даже в этом состоянии волк внушал собакам неудержимый страх.
По просьбе, глубочайшей просьбе сельчан, охотники уступили им волка. Они сказали, дайте нам решать, как дальнейшем с ним поступить. Сельчане никому не дали поднять оружие на этого благородного волка, который отомстил за свою хозяйку. Каждый из них думал, оказался бы на месте волка, поступил бы как волк. Он ни чьих кур, барашек не тоскал, никого из сельчан не обидел.
Его во дворе Мямуча опять посадили на цепь, перед ним поставили целый казан мяса, рядом ведро с водой. Обещали, через каждый третий день по очереди сельские мужчины его будут посещать, приносить пищу, заменять воду.
На третий день его нашли во дворе мертвым. Он, как лег, положив морду на передние лапы, так и застыл. Перед его мордой лежала кранная косынка Шахрузат, в которой сельчане всегда ее видели…
1997 г.
Поцелуй жабы
Горы окутаны теменью ночи. По южной стороне горы зигзагами, то резко поднимаясь в ее темную вышину, то неожиданно опускаясь в самую ее глубину, в сторону гор тянулась серая пыльная дорога. Для человека не знакомого с коварством горных дорог, случайно оказавшегося на ее петлистой неровности, каждый проделанный шаг вслепую, на ощупь мог обернуться гибелью в пропасти. Внизу, в самом дне каньона, который начинал свою жизнь из самых глубин Джуфдага, куда бы не дотянулся человеческий глаз, падая и спотыкаясь о большие и малые круглые камни, с шумом и гомоном несла свои чистейшие воды в сторону моря небольшая река. Этот гул, чем выше, тем больше заглушали горные отложения, большие и малые вершины, тянущиеся вверх как горбы верблюдов, и там, на самом верху гул реки превращался в тихий плеск ветра, отражающийся в ветвях деревьев, растущих, там и сям по краям каньона. Случайный пеший человек мог спотыкнуться и провалиться в бездонную его глубину, и там, в этой ненасытной утробе, куда горные вершины закачивали сотни тысяч тонов, и никогда не насыщалась, вряд ли бы собрали его кости. Только бы горный остроглазый орел мог спикировать на них, пытаясь подцепить оголившуюся со временем кость, поднять на одну из горных вершин и сбросить на них вниз. Тени, отбрасываемые с этих горных вершин далеко на змеевидную дорогу, делали ночную тишину еще больше загадочной и призрачной.
Над каньоном, в мерцающем мириадами звезд синем небе, под напором воздушных масс гурьбой двигались тучи. Они от усиливающегося ветра в небе, широко раскрыв свои пасти, с разбегу набрасывались друг на друга, превращаясь то в белых пушистых медведей, то в стаю лошадей, то в одно и двугорбых верблюдов. Вдруг из-за огромной пасти мечущихся в смятении облаков неожиданно выглянула и скрылась бледная луна. Опять показалась в своей бледноликой красе. Холодные снопы лучей, струящиеся с его холодного и бесстрастного лика, заглядывали в сердце пешехода, отражаясь в нем загадочной призрачностью, величием и неповторимостью мироздания. Ночной путник привыкшими к темноте глазами искал в таинственной глубине неба магическую силу луны, в своем круглолицем величии, как он не раз замечал, сводящую с ума волчьи стаи и сельских дворовых собак.
У Мусы «уши были на макушке горы», а глаза тревожно шарили по дорожным обочинам между кустами, земляными насыпами, серыми валунами, пытаясь уловить элементарные шорохи, не упустить из виду любую подозрительную вещь и рукой машинально тянулся к кобуре на правом боку. Когда сегодня на железнодорожном вокзале Дербента он услышал рассказ двух пассажиров, которые рассказывали друг другу о бандитах, ваххабитах, просочившихся в Дагестан из Чечни, Ближнего Востока, чтобы замутить жителей этой республики, он не удивился. Подозрительно оглядываясь по сторонам, говорили, что они прячутся в лесах и горах Дагестана, в том числе и на его южной территории. Нападают на населенные пункты, на дорогах, связывающих Дербент с райцентрами, стерегут одиночных пешеходов, автотранспорт, если попадается мусульманин софистского толка, неверующий, их уводят в лес, над ними измываются, режут, как баранов. И с кем бы в городе не встречался — на рынках, магазинах, автобусных стоянках — разговор шел только о бандитах и ваххабитах. Поэтому, хотя Муса не исключал, что страх перед неизвестностью у людей вызывает повышенные ассоциации опасности, тем не менее, в дороге ночью не мешало бы ему быть более собранным.
Порывы ветра с вышины иногда с воем опускались на дорогу, поднимая и подбрасывая пыль и ветошь на дороге. Вдруг облака, наталкиваясь друг на друга, мечущие по небосклону, проглотили луну. Глаза муссы хотя давно привыкли к ночи, она превратилась в мглу. Со склона с дерева сорвалась сухая ветка и упала, вызывая камнепад на дорогу. Он вздрогнул от неожиданности и замер на месте. Он взглянул на то место, куда совались камни: за кустом с кинжалом в приподнятой руке застыл человек. Сердце Мусы запрыгало так, что оно опять готово было выскочить из груди, на спине рубашка прилипла к ней, руки и ноги. Хотя на войне с чеченскими моджахедами, он не раз сталкивался лицом к лицу со смертью, ощущение страх перед неожиданностью он всегда испытывал как первый раз. Он резко упал за камень на обочине и на лету вытащил пистолет из кобуры, прицелился. Вдруг облака опять выпустили месяц из своих клещей: сердце Мусы отпустило. Это был всего лишь мимолетный страх и пошатнувшие нервишки. Он мельком заметил, там не прятался человек: на обочине дороги всего лишь водружалась загнившая пень дерева, похожая на очертания человека.
