Гаджимурад Гасанов - Зайнаб
— Ау-ув-ввв…. Аввввв-вввв.
— Теперь нам еду готовит зеленоглазая тетушка Пери, — все жаловалась матери Шахрузат. — Говорят, что она, сразу же, как только ушла из дома помирилась с отчимом. Теперь они друг в друге «душу не чаят». Она свою дочку сватает за нашего отчима. Это и я вижу невооруженным взглядом. По вечерам они стараются меня укладывать спать как можно раньше, думают, что я ничего не понимаю. А я-то слышу, как они, уткнувшись нос в нос, шушукаются насчет предстоящей свадьбы…Вчера вечером отчим за себя засватал дочку этой стервятницы. Я подумала, что эта старая карга даже спать к себе не пойдет. Так и вышло, на ночь она осталась у нас. Сказала, что свою ненаглядную дочь на несколько дней отправила в Дербент к тете, а она теперь днюет и ночует у нас. Она днями и ночами чистит полбу на свадьбу… «Радуйся, малая, — говорит вчера мне за обедом, — на днях твой отчим тебе приведет маму, красивую, как куклу. А тебя, говорит, выкинь из головы. Если, говорит, она тебя любила, тебя бы, как волчонка, не оставила бы у чужого человека, а сама бы не сбежала к чужому мужчине». Я-то знаю, мамочка, она на тебя наговаривает. Мамочка, милая моя мамочка! — щекой приложилась к стволу яблони, растущей у их ворот, и горько-горько заплакала. — Прошу тебя, умоляю тебя, приходи, как можно скорей, и забирай меня с собой из этого дома. Этот дом опротивел мне. Слышишь меня мамочка? Я больше не хочу здесь оставаться.
Только мама не видела горьких слез дочери, только мать не слышала воплей и стонов дочери. Ей со двора воем вторил Тарзан, единственный и верный друг на всем белом свете…
Состояние Шахрузат становилось все хуже и хуже: губы потрескались, глаза стали неестественно большими, из них исчез живой блеск, какой бывает у девочек семи лет. От нее остались одни кости да кожа. Она с постели больше не вставала, организм из пищи ничего не принимал, только часто пила воду небольшими глотками. И воду она не видела, когда отчим уходил из дома по своим делам.
— Мама, — слабым голосом звала дочка, — мама, я воды хочу… Богом прошу, дай, пожалуйста, мне глоток воды… — с ресниц ее правого глаза вдруг сорвалась крупная капля слезы, она покатилась по щеке в уголок рта. — Мама, где ты так долго находишься, почему не приезжаешь ко мне. Почему? Тогда, выходит, зеленоглазая тетушка Пери права?
Когда Шахрузат перестала ждать свою мама, она стала звать к себе отчима:
— Папа, миленький папочка, у меня внутри все горит, пожалуйста, дай воды, заклинаю тебя, дай глоток воды!
Ему сегодня было не до сопливой девочки! Он вот уже четвертый день с друзьями обмывал свое сватовство.
— Воды хочешь, встань, выпей, в коридоре в большом кувшине этого добра хоть отбавляй, — хихикал Мямуч.
Девочка перестала пищать, уснула, успокоилась. Мямуч встал с тулупа, вытащил из внутреннего кармана куртки бутылку вина, распечатал, запрокинул и булькающими глотками стал жадно пить. Осушил всю бутылку, перевернулся на другой бок, и захрапел.
Девочка в забытье слышала, как с огромной горы, блестя в солнечных лучах, разноцветными красками падает целый водопад. Вдруг девочка так громко рассмеялась, что Мямуч вздрогнул во сне.
— Никто меня не любит! — вдруг горькая мысль, которая поставила ее с реальностью, ошеломила девочку. — Никто…никто…никто… Вы так с нами? Тогда мы с Тарзаном уходим от вас, уходим навсегда… Далеко-далеко, в лес… к волчьей родне… Пусть, отчим приводит себе женой дочку зеленоглазой колдуньи… Без меня, путь, живут припеваючи! Пусть без меня рожают себе, сколько хотят, зеленоглазых детей! — ее душили горячие слезы, которые превратились в жалобные стоны.
Она попыталась встать с постели, держась за стену, упираясь ногами. Кружилась голова, сердце ее не слушалось. Приложив огромные усилия, она, держась за стены дома, спотыкаясь и вставая, стала медленно выходить в коридор. Самое трудное для нее было преодолеть расстояние сверху вниз, по лестнице. Она села на верхнюю лесенку, держась о поручни, на мягком месте стала скользить вниз. Выходные двери, на пьяную голову, отчим почти всегда оставлял незапертыми, так и было сейчас. Распахнула створку дверей и вышла во двор.
А Тарзан давно почувствовал в доме Шахрузат неладное. Скуля, взвизгивая, по-собачьи виляя хвостом, поджидал свою хозяйку. Она привычными движениями непослушных рук долго снимала петлю с шеи Тарзана, наконец, она поддалась. Она отпустила его с возгласом: «Беги, Тарзан! Стремись к своим родичам! И я тоже последую за тобой!» — Тарзан, будто понял ее, шершавым языком лизнул ее по щеке, переметнув через каменный забор, пулей устремился за двор…
Шахрузат не успела моргнуть глазом, как Тарзан исчез из глаз. Не соображая, чего она делает в такую темень, куда она торопится, следом за волком, ослабленная болезнью, падая и вставая, ушла в темноту. Слезы, размывая по щекам, капали из глаз. Не помнит, куда и сколько времени ходила, но спотокнулась о торчащий пенек в лесу, упала лицом вниз и больше не встала…
Тарзан увидел, как упала Шахрузат, своим волчьим умом понял, что она в большой опасности и любое время может умереть. Лизнул ее один раз по щеке, другой, понял, что она в беспамятстве, и ей нужна человеческая помощь. Что есть мочь побежал в сторону дома Мямуча, переметнулся через забор, воя и рыча, стал прыгать на стены дома, на входные двери, которые открылись под его напором. Он все-таки разбудил Мямуча. Тот долго соображал, что происходит у него дома, что за волчий вой, что за возня? Где Шахрузат? С керосиновой лампой в руках обошел весь дом, сеновал, двор — нигде не было этой противной девчонки. Да и волк сегодня вел себя совсем непонятно: вместе того, чтобы на него кидаться, на него нападать, кусаться, он вопросительно смотрел ему в глаза, визжал, жалостливо скулил, выбегал за двор, а когда за ним не следовал Мямуч, зовя его, опять забегал обратно.
Мямуч вмиг отрезвел, понял, что случилось сташное. Он, с фонарем, не мешкая, последовал за волком в лесную глушь.
Шахрузат вся в крови лежала под кустом. Она еле дышала. Мямуч поднял ее на руки и поспешил домой.
Шахрузат в агонии пролежала дома ровно неделю, она была ни живая, ни мертвая. Сегодня перед ней на коленях ползал Мямуч, плача, прося пощады: «В мире у меня никто не остался, кто бы меня любил, кого бы я любил, кроме тебя, моя кровиночка. Заклинаю тебя, не умирай! Прости меня, если можешь! Я исправлюсь, я стану лучше, я буду любить тебя. Обещаю, клянусь. Если ты не согласна, не буду жениться на дочери зеленоглазой колдуньи. Завтра же верну кольцо, другие атрибутики сватовства. Клянусь, сам пойду и верну». Но пойти за врачом, отвезти ее в районную больницу он почему-то не решался…
Шахрузат не приходила в себя, перегорала, как свечка. Дышала еле слышно, но сегодня у нее дыхание участилось, она была в агонии, видно было, как ее молодой организм борется с болезнью. По временам она приходила в себя. Тогда ей казалось, что кто-то тащит ее за волосы и сбрасывает в глубокую темную яму.
Сейчас она увидела, как кто-то пинает ее голову ногами. «Вот опять я вижу сапоги с высокими голенищами, подошвы кованные железом… Один…два…три…десять…двадцать…О боже, сколько их, этих сапог?! Чьи же они? На ком я их видела? Давай-ка вспомню… Целый табун сапог, и он стремится на меня… Да, лучше умереть — в ее еле живом сердце вдруг зажглась такая мысль. — Если я исчезну с глаз отчима, может, его будущая зеленоглазая жена родит ему сына? Ведь так он мечтает о сыне, даже больно на него смотреть…»
К рассвету Шахрузат тихо отошла. Напоследок, открыла глаза, голову повернула в сторону окна и ясно позвала: «Тарзан, мой ласковый, милый Тарзан-ннн…». Вздохнула, закатила глаза и тихо отошла…
Тарзан вдруг запрыгал, завизжал, так жалобно стал скулить, что Мямуч заткнул уши пальцами и навзрыд заплакал. Каким-то образом Тарзан понял, что Шахрузат от дала богу душу. Он как-то резко успокоился, задраг голову к полной луне, который вдруг взглянул из-за облаков на него всем своим полным ликом, и завыл. Он безостановочно выл до утра. Утром куда-то исчез. По ночам он приходил на могилу Шахрузат и до утра выл. Так каждую ночь…
После похорон Шахрузат Тарзан потерял весь свой покой. Своим волчьим умом он понял, что во всем случившемся виноват Мямуч. Виноват в гибели его подруги, значит он должен был наказан. Теперь он днями о ночами сторожил каждый шаг Мямуч. Мямуч тоже понял, что Тарзан объвил ему войну и, пока он его не накажет, он не отступится. Поэтому он никогда из дома не выходил без оружия, даже во двор, свои лесные угодья всегда объезжал в сопровождении своих друзей, которые знали о проблемах Мямуч. Слух о том, что Мямуча преследует его волк, облетел весь округ, и все внимательно следили, чем этот поединок закончится.
Вечером, ночью, рано утром, когда около села выл одинокий волк, все сельчане догадывались, что это воет Тарзан. Он никого из людей не трогал, женщин и детей, чтобы они не пугались, далеко обходил стороной. Они знали, по ком он плачет, по ком тоскует, кого он ищет и на кого он охотится.
