Виктория Абзалова - Фантазм
Филипп с задумчивым интересом выслушал немного сбивчивые соображения и доводы юноши, получая искреннее удовольствие и чувствуя себя в этот момент разве что не Пигмалионом. Полгода не прошло, а парень так сильно изменился, пусть и сам этого пока не замечает! Пройдет еще немного времени и Фейран своего «котеночка» не узнает абсолютно.
И черт бы его побрал, но он хочет на это посмотреть! Может быть, хоть кто-то заставит брата задуматься и увидеть вокруг кого-то еще, кроме себя любимого.
- Да, ты прав, - обратился крайне довольный Филипп к юноше, и удовлетворенно отметил после этих слов в синих глазах какую-то искорку.
Вряд ли Айсен сам понял, что ощутил от этого охотного согласия, но уж слишком оно напоминало обиду!
- Хорошо, что ты решил поговорить со мной, - поспешил объяснить Филипп. - Это значит, что ты переживаешь за них, не хочешь причинить вред даже неосторожно, по незнанию, случайной обмолвкой…
Рассуждая формально, общество бывшего раба для удовольствий не подходящая компания для невинной девушки и подростка!
Однако дело было в том, что как раз в таких вопросах мужчина доверял Айсену полностью. И то, что юноша заговорил об этом сам - только усугубляло впечатление.
Право! Спокойная рассудительность Алана, ни чуть не противоречившая его любознательности, не оставляла места для беспокойства, а бойкость Фей вполне возможно окажется заразительной и пойдет юноше на пользу.
Метр Кер озвучил свое решение за семейным ужином: Айсен умеет читать и писать, хорошо воспринимает язык, благодаря музыкальному слуху, но кому-то необходимо помочь ему освоить латинский алфавит и цифры. Возможно и не только.
Постановление отца было воспринято старшими детьми в диаметрально противоположном ключе.
Алан определил поручение, как знак доверия: ему поручают ответственное дело, ведь для Айсена он будет почти наставником. Статус юноши его ни коим образом не смущал, поскольку с этой стороной жизни он был знаком только по строчкам Святого Писания вроде: «не возжелай ни раба его, ни вола его» и тому подобное, в довершении ко всему, как обычно и случается, не имея ни малейшей склонности раздумывать над тем, что требовалось зазубрить.
Алан наоборот обрадовался возможности сблизиться с парнем, разговорив его куда больше, чем Айсен отвечал обычно. Застенчивость юноши и явная неуверенность то и дело сквозившая в его манере держать себя, вызывала в подростке некое бессознательное покровительственное стремление. Что-то похожее он испытывал к младшим брату и сестренке, с той разницей, что по возрасту у них пока было немного общих интересов и увлечений. Айсен же совсем другое дело!
Энтузиазм подростка был искренним и ненаигранным. Знание, что родители, которых он безмерно уважал как образец всего, чем он хотел бы стать и что хотел бы встретить, - успешный преуспевающий уважаемый мужчина, глава семьи, заботливый отец, любящая мать, достойная жена, хозяйка с большой буквы, которые тем не менее никогда не злоупотребляли своим авторитетом и властью, - всецело одобрят его выбор приятеля, придавало уверенности в своих действиях.
Лучшего товарища для Айсена трудно было представить, и Филипп это знал. Разница в возрасте была совсем незначительной, и мальчики могли легко сблизиться. Алан иногда был способен продемонстрировать рассудительность не по годам, рано проникнувшись своим положением старшего сына и наследника отцовского дела. С другой стороны, страдания тоже делают человека старше и мудрее, и мужчина был уверен, что Айсен не допустит никаких недоразумений настолько, насколько это будет в его силах.
А вот Фей вызывала серьезное беспокойство! Вздорная девчонка как раз вошла в тот возраст, когда пора идти к алтарю, и Филипп уже знал за женой особенный задумчивый взгляд, оценивающий того или иного молодого человека, переступающего порог, на предмет подходящей пары для заневестившейся дочери. И хотя сам кляня свою слабость, он понимал, что в чем-то Мадлена права, но не хотел торопить дочь, давая ей возможность сделать выбор сердцем, а не умом, и оставляя себе возможность еще побаловать свою девочку…
Фей давным давно почувствовала свою безнаказанность, в том числе в некоторых щепетильных вопросах. Можно сказать, что ей не хватало именно того, что у Алана наличествовало в избытке - ответственности. Характер у нее безусловно был, как впрочем и у каждого представителя этой семьи, но к сожалению пока не находил себе применения, выражаясь временами где не надо и не к месту.
От известия, что она вдруг, ни с того ни с сего, должна взвалить на себя роль няньки-наседки, девушка скривилась так, как будто ее заставили натощак проглотить сырое яйцо, да к тому же несвежее.
Нет, было бы к кому! А то - тоже, велика персона… Нет, ну было бы в этом Айсене хоть что-то интересное, кроме его хорошенькой морденции! Двух слов связать не может, жмется хуже монашки в солдатском обозе!
Последнее замечание может и было верной по смыслу метафорой, зато абсолютно не соответствовало обстановке и тону разговора. Не говоря уж о том, что совершенно не подходило приличной девице, о чем тяжело сообщила Мадлена, смерив провинившуюся многозначительным взглядом из самого своего усиленного арсенала. Филипп, так же неприятно впечатленный несдержанностью и лексиконом дочери, кратко заметил:
- Я вижу, что твоя мать была права, и мне следует быть гораздо строже! А так же вплотную заняться поисками мужа для тебя. И раз уж ты так широко осведомлена, я надеюсь, что ты сможешь, - последнее слово прозвучало с особенным ударением, - пересилить себя и проявить участие к тому, кто в жизни не был столь щедро одарен божьими милостями!
Фей прекрасно понимала, что ляпнула лишнее, но в ответ молча скривила очаровательные губки.
К этому времени весна уже давно перешла в лето, а к осени Фей в корне изменила свое мнение, хотя не спешила в этом признаваться даже себе. На подколки и придирки Айсен реагировал с воистину безграничным терпением, хотя с таким-то прошлым в этом не было ничего удивительного - у него было даже более чем достаточно возможностей потренироваться в данной похвальной добродетели. Девушка не могла не понимать, что порой переходит границы дозволенного и элементарной вежливости, но в конце концов - парень сам напрашивался на подобное, безропотно снося ее выходки. Да и необходимость таскать за собой еще и братца, когда привыкла к полной свободе, не добавляла благодушия. Хотя опять-таки, Фей знала, что и без Айсена родительский контроль за ее поведением непременно ужесточился бы: одно дело ребенок, другое девица на выданье.
В целом, дело обстояло не так уж плохо: Алан все больше времени проводил с отцом, начиная вникать в дела, Айсен тоже частенько просиживал за гроссбухами с другом на пару, сообща продираясь сквозь хитросплетение цифр. И Фей определила, что потерпеть немного, разбирая с ним несколько страниц из книги не так уж сложно. Зато Айсена можно было без проблем брать с собой в качестве положенного сопровождающего, который тем не менее ни в чем не возражает. К тому же, она получила практически личного музыканта, чем никто из ее друзей похвастаться не мог, да еще такого, что обзавидуешься!
С рабами не ведут изысканных разговоров и уж конечно их мнения никто не спрашивает. Вполне понятно, что Айсен не блистал в непринужденных беседах, но не имея склонности к словесным играм, юноша с лихвой компенсировал ее иным, еще более редким дарованием, вкладывая, как и прежде, все свои мысли и чувства в музыку.
Гитара не стала полноценной заменой верному сазу, но и в ней было свое очарование, открытое ему Луи. Тот был истым сыном страны трубадуров, и мог изобразить не только скабрезные песенки.
- Не тоскуй, - смеялся собираясь в очередную деловую поездку Клеман делавшему успехи в игре юноше. - Привезу тебе саз! Самый лучший! Сколько струн?
- Десять, - выбрал Айсен, вспомнив свой старенький инструмент, оставшийся в доме Фейрана.
- Хоть двадцать! - подмигивал Клеман.
- Двадцать - не бывает, - рассмеялся юноша.
- Я - найду! Хоть тридцать! Не веришь?
- Верю! - отмахнулся Айсен с улыбкой, - Только у меня пальцев не хватит!
Фей ревниво наблюдала за этой сценой, скривив губки в своей особой гримаске. Луи ей не нравился, но девушка знала, что Мадлена на полном серьезе рассматривает его в качестве будущего зятя (Клеман был сиротой, сыном одного из разорившихся компаньонов Филиппа, заработав свое место правой руки торговца потом, а то и кровью. Он стал бы и Алану неплохим подспорьем, а не возможным соперником, так что при таком раскладе и овцы оказывались целы и волки, точнее волчата - сыты).
У возможной невесты все эти соображения, как и всякое ограничение, вызывали бурю протеста, мешая даже мельком разглядеть за какими-либо условиями самого человека. Что однако не помешало чувствовать себя оскорбленной и обойденной: и с чего это претендент на ее женихи обещает подарки не ей, а какому-то мальчишке?! Вот пусть и не надеется на ее приданое!