Джеймс Хэрриот - О всех созданиях – больших и малых
Я знавал кое-кого из них и тут почувствовал к ним острую жалость. Как легко это может произойти! Занятые по горло люди пытаются осматривать вырывающихся животных в полутемных коровниках и хлевах, а мысли их, возможно, уже заняты следующим вызовом. Не говоря уж о таких факторах, как полная неожиданность, не типичность, различные отвлечения. Для меня отвлечением оказался крикет, и он чуть было не стал причиной моей профессиональной гибели. Но мне повезло, и, соскользнув поглубже в горячую воду, я мысленно возблагодарил судьбу за это спасение буквально в последнюю минуту.
Позже, полностью сменив всю одежду и инструменты, я продолжил объезд и вновь порадовался своей удаче, когда вошел в длинный коровник Теренса Бейли. Эти бесподобные красавицы, стоящие длинными рядами, ухоженные, с изящными головами, стройными утопающими в соломе ногами, между которыми виднелось тугое вымя, являли собой истинную картину коровьего совершенства, и безвременная их гибель была бы невозместима.
Стоит где-то обнаружиться ящуру, и по всей округе начинается период напряженного ожидания. Фермеры, ветеринары, а главное, сотрудники министерства сельского хозяйства претерпевают страшные пытки, гадая, не успела ли инфекция распространиться до того, как были приняты меры, вздрагивая при каждом телефонном звонке: не возвестит ли он начало грозной эпизоотии, которая исковеркает им жизнь?
Для горожан вспышка ящура — это лишь газетные заметки и статьи, но для сельских жителей она означает превращение тихих ферм и лугов в морги и крематории. Она означает крушение надежд и разорение.
И мы в Дарроуби ждали. Но дни шли, ниоткуда не поступали пугающие сведения об охромевших или пускающих слюни животных, и в нас крепла уверенность, что все действительно свелось к изолированному единичному случаю, вызванному куском импортного мяса.
На каждой ферме я буквально купался в дезинфекционных средствах, обливая сапоги и комбинезон лизолом с таким усердием, что моя машина насквозь им провоняла, а стоило мне войти на почту, в магазин или в банк, как люди отворачивались, морща нос.
После двух недель я почти уже успокоился, и все-таки, когда мне позвонили с прославленной фермы Бейли, у меня тревожно сжалось сердце.
Звонил сам Теренс Бейли:
— Вы бы не приехали посмотреть одну из моих коров, мистер Хэрриот? У нее на соске какие-то пузыри.
— Пузыри! — Я чуть не задохнулся. — У нее идет слюна? Она хромает?
— Нет-нет. Только эти чертовы пузыри. И в них словно какая-то жидкость.
Я повесил трубку, все еще не в силах перевести дух. Вполне хватит и одного чертова пузыря. У коров ящур иногда именно так и начинается. Я опрометью бросился к машине, и всю дорогу мысли бились у меня в голове, точно птицы в ловушке.
Ведь первый, к кому я поехал после Даглби, был Бейли! Что, если это я занес? Но я же полностью сменил одежду, принял ванну, взял другие инструменты и термометр. Что еще я опустил? Колеса моей машины? Но я и их продезинфицировал… Вина, во всяком случае, не моя… но… но…
Меня встретила миссис Бейли.
— Я заметила это во время утренней дойки, мистер Хэрриот. (Их стадо все еще выдаивалось вручную, и в лучших традициях трудолюбивой крестьянской семьи миссис Бейли утром и вечером доила коров вместе с мужем и работниками.) Только я взялась за соски, вижу, корова беспокоится. И тут я увидела, что они все в мелких пузырьках, а один большой. Я все-таки ее выдоила. Мелкие пузырьки полопались, но большой остался.
Я с тревогой осмотрел вымя. Все было, как она сказала: много мелких лопнувших везикул и одна большая, целая, флюктуирующая. Симптомы до ужаса неопределенные. Я молча прошел вперед, ухватил корову за нос, повернул и раскрыл ей рот. С отчаянным напряжением я всматривался в слизистую оболочку губ, десен, щек. Мне кажется, если бы я обнаружил хоть что-нибудь, то хлопнулся бы в обморок, но все было чисто и выглядело вполне нормально.
Я приподнял переднюю ногу и промыл межкопытную щель мыльной водой. Потом повторил ту же операцию с другой ногой. Нигде ничего. Я обвязал веревкой правую заднюю ногу, перебросил веревку через балку и с помощью дояра задрал копыто. Опять промывал, скоблил, смотрел, но снова без всякого результата. То же я проделал с левой задней ногой. Когда я кончил, то был мокрым как мышь, но пузырьки так и остались загадкой.
Я измерил температуру. Она оказалась слегка повышенной. Я пошел по проходу.
— А у других коров ничего нет?
Миссис Бейли покачала головой:
— Ничего. Только у этой. Как вы думаете, что с ней?
У меня не хватило духа сказать этой красивой тридцатипятилетней женщине с обветренным лицом, что именно я думаю. Корова с везикулами на сосках в районе, где введен ящурный карантин! Рисковать я не мог. Необходимо было сообщить в министерство. И все-таки у меня не хватило духа произнести роковое слово. Я только спросил:
— Можно мне позвонить от вас?
Она посмотрела на меня с некоторым удивлением, но тут же улыбнулась.
— Конечно! Пойдемте в дом.
Я шел по коровнику и с обеих сторон видел прекрасных коров, а впереди за открытыми дверями тянулись загоны с телками и телятами. Во всех них текла кровь, созданная и облагороженная тщательным отбором на протяжении многих поколений. Но боенский пистолет ни с чем подобным не считается, и, если мои опасения оправдаются, через час — другой серия торопливых выстрелов оставит здесь только траурную пустоту.
Мы вошли в кухню, и миссис Бейли кивнула на внутреннюю дверь.
— Телефон там, в комнате, — сказала она.
Я сбросил резиновые сапоги, зашлепал по полу в носках и чуть было не споткнулся о Джайлса, годовалого баловника, который вперевалку вышел из-под стола. Я нагнулся, чтобы перенести его в сторону, и он одарил меня широченной улыбкой, открывшей все четыре его зубика. Миссис Бейли засмеялась.
— Нет, вы только посмотрите! Угомону на него нет, а ведь левая ручка после прививки оспы все никак не заживет.
— Бедный малыш! — сказал я рассеянно, открывая дверь и мысленно уже начиная страшный разговор по телефону. Я сделал несколько шагов по ковру, и вдруг меня как током ударило. Я обернулся:
— Вы сказали — «после прививки оспы»?
— Да. Мы всем нашим детям прививали оспу в годик, но у них никогда так не затягивалось. Мне все еще каждый день приходится менять ему повязку.
— Вы сменили ему повязку… и пошли доить эту корову?
— Да.
На меня словно брызнуло яркое солнце, и все волнения исчезли без следа. Я вернулся на кухню и затворил за собой дверь.
Миссис Бейли посмотрела на меня и сказала нерешительно:
— Вы ведь хотели позвонить?
— Нет… нет… Я передумал.
— А-а! — Она подняла брови, по-видимому, не зная, что сказать. Но потом улыбнулась и взяла чайник. — Так, может, выпьете чашечку чая?
— Спасибо, с большим удовольствием! — Я опустился на жесткий стул, чувствуя себя безоблачно счастливым.
Миссис Бейли поставила чайник на плиту и обернулась ко мне:
— Вы же так и не сказали, что с коровой.
— Да-да, конечно. Извините! — ответил я небрежно, словно просто забыл это сделать. — У нее оспа. Собственно говоря, это вы ее заразили.
— Я заразила?.. Как это?
— Видите ли, вакцину для прививок изготовляют из вируса коровьей оспы. И вы перенесли его от малыша корове на своих руках.
Я улыбнулся, смакуя такую приятную для меня минуту.
Рот у нее полуоткрылся, потом она засмеялась.
— Уж не знаю, что скажет муж! В первый раз такое слышу! — Она пошевелила пальцами у себя перед глазами. — А я-то всегда стараюсь быть аккуратной и внимательной. Но из-за его больной ручки у меня голова кругом пошла.
— Ну, ничего серьезного, — сказал я. — У меня в машине есть мазь, которая быстро ее вылечит.
Я прихлебывал чай и наблюдал за Джайлсом. Он уже успел перевернуть на кухне все вверх дном, а в эту минуту извлекал содержимое из шкафчика в углу. Согнувшись пополам и выставив круглую попку, он деловито кидал за спину кастрюли, крышки, щетки, пока шкафчик не опустел. Потом он поглядел по сторонам в поисках нового занятия, увидел меня и затопал ко мне на кривых ножках.
Пальцы моих ног в носках произвели на него неотразимое впечатление. Я принялся ими шевелить, и он вцепился в них пухлыми ручонками. Когда ему удалось наконец завладеть большим пальцем, он поглядел на меня со своей широкой ухмылкой, сверкая всеми четырьмя зубами.
Я ответил ласковой улыбкой. И не потому, что был ему благодарен за избавление от тревоги, — просто он мне нравился. Джайлс нравится мне и по сей день. Он один из моих постоянных клиентов — дюжий фермер, который уже обзавелся собственной семьей, питает нежную любовь к племенным коровам, знает о них все и по-прежнему ухмыляется до ушей. Только зубов он при этом показывает гораздо больше.
