Джеймс Хэрриот - О всех созданиях – больших и малых
— Вы моего пса не поглядите, мистер Хэрриот?
— А что с ним?
— Толком не знаю. Вроде бы… как обмирает.
— Обмирает? Джейк? На него это как-то не похоже. А кстати, где он?
Родди указал назад.
— В коляске. Под брезентом.
— Хорошо. — Я распахнул дверь пошире. — Везите его в дом.
Родди ловко втащил заржавелую колымажку на крыльцо и под скрипы и взвизгивания колес покатил ее по коридору к смотровой. Там он отстегнул застежки, откинул брезент, и в ярком свете ламп я увидел вытянувшегося под ним Джейка. Его голова лежала на свернутом габардиновом пальто, а по сторонам ютилось все земное имущество его хозяина: перевязанный бечевкой узелок со сменной рубашкой и носками, пачка чая, термос, нож с ложкой и старый армейский ранец.
Пес поднял на меня полные ужаса глаза, я погладил его и почувствовал, что все его тело дрожит мелкой дрожью.
— Пока оставьте его в коляске, Родди, и расскажите поточнее, что с ним такое.
Он сплел подрагивающие пальцы.
— Это днем началось. Бегал себе в траве, радовался и вдруг свалился, вроде как в припадке.
— В каком припадке?
— Напрягся весь и упал на бок. Лежит, задыхается, на губах пена. Я уж думал, ему конец. — Глаза Родди расширились, уголки рта задергались при одном воспоминании об этой минуте.
— И долго это длилось?
— Да несколько секунд. А потом вскочил, словно ничего и не было.
— Но затем все повторилось снова?
— Ага. И опять, и опять. Я чуть не свихнулся. А в промежутках он словно совсем здоров. Ну совсем здоров, мистер Хэрриот!
Зловещие симптомы начинающейся эпилепсии?
— Сколько ему лет? — спросил я.
— В феврале пять сравнялось.
Ну во всяком случае, для эпилепсии поздновато. Я взял стетоскоп и прослушал сердце. Слушал я очень внимательно, но в ушах у меня раздавались только быстрые частые удары, вполне нормальные для испуганного животного. Никаких отклонений. Температура тоже оказалась нормальной.
— Давайте положим его на стол, Родди. Беритесь сзади.
Большой пес бессильно повис у нас на руках, но, немного полежав на гладком столе, робко посмотрел вокруг, осторожно приподнялся и сел. Потом лизнул щеку хозяина, и хвост между задними лапами завилял.
— Вы только посмотрите! — воскликнул Родди. — Опять он совсем здоров. Будто ничего с ним и не было.
И действительно, Джейк совсем ободрился. Он раза два покосился на пол, потом вдруг спрыгнул со стола, подбежал к хозяину и положил лапы ему на грудь, отчаянно виляя хвостом.
Я оглядел его.
— Ну вот и прекрасно. Мне он было не понравился, но, по-видимому, все прошло. Я сейчас…
Испуганно замолчав, я уставился на Джейка. Он соскользнул на пол и широко раскрыл пасть в отчаянной попытке вздохнуть. Судорожно хрипя и пошатываясь, он побрел по комнате, наткнулся на коляску и упал на бок.
— Да что же это… Быстрей! Положим его на стол! — Я ухватил пса поперек живота, и мы взвалили его назад на стол.
Я тупо смотрел на распростертое тело. Джейк уже не пытался вздохнуть. Он был без сознания и не дышал. Я нащупал пульс под задней лапой — частый, хотя и слабый… Но он же не дышит!
Смерть могла наступить в любую секунду, а я беспомощно стою рядом, и от всех моих ученых познаний нет никакого толку. В полном отчаянии я хлопнул пса ладонью по ребрам.
— Джейк! — крикнул я. — Да что с тобой, Джейк?
Словно в ответ, ларчер хрипло задышал, веки у него задергались и он посмотрел по сторонам. Но он все еще был скован смертельным страхом, и я начал ласково поглаживать его по голове.
Долгое время мы молчали, потом пес оправился, сел и посмотрел на нас спокойными глазами.
— Ну вот, — тихо сказал Родди. — Опять то же самое. Ну ничего не понимаю! А ведь я кое-чего про собак знаю.
Я промолчал. Я тоже ничего не понимал, а ведь я был дипломированным ветеринаром.
— Родди, это был не припадок, — сказал я наконец. — Он давился. Что-то перекрывает дыхательное горло. — Я вынул из нагрудного кармана электрический фонарик. — Сейчас погляжу.
Раскрыв Джейку пасть, я прижал указательным пальцем язык и посветил фонариком. Он был добродушным, флегматичным псом и не пытался вырваться, но я все равно не увидел ничего ненормального. Про себя я отчаянно надеялся, что обнаружу где-нибудь в глотке застрявший кусок кости, но луч тщетно скользил по розовому языку, по здоровым миндалинам и поблескивающим задним зубам. Нигде ничего.
Я попробовал запрокинуть его голову еще больше, и тут он весь напрягся, а Родди вскрикнул:
— Опять начинается!
Он не ошибся. Я в ужасе смотрел, как пятнистое тело вновь распростерлось на столе. Вновь пасть разинулась, а на губах запузырилась пена. Вновь дыхание остановилось и грудная клетка замерла в неподвижности. Шли секунды, я шлепал ладонью по ребрам, но теперь это не помогало. Мне вдруг стала ясна вся трагичность происходящего: это же был не просто пес, для Родди это было самое близкое в мире существо, а я стою и смотрю, как он издыхает.
И тут я услышал слабый звук, глухой кашель, от которого губы собаки даже почти не дрогнули.
— Черт подери! — крикнул я. — Он же давится, давится! Значит, там что-то должно быть!
Опять я приподнял голову Джейка и сунул фонарик в пасть, и тут — я никогда не перестану этому радоваться! — пес снова кашлянул, узкая голосовая щель приоткрылась и на миг показала причину удушья. Там за провисающим надгортанником я увидел что-то вроде горошины.
— По-моему, камешек! — ахнул я. — Над самой трахеей.
— В кадыке, что ли?
— Вот именно. И камешек этот время от времени перекрывает дыхательную трубку, точно шариковый клапан. — Я встряхнул голову Джейка. — Сейчас я сместил камешек, и вот видите, он уже приходит в себя.
Вновь Джейк ожил и задышал ровно.
Родди провел ладонью по узкой голове, по спине, по мощным мышцам задних ног.
— Но… но он же опять будет давиться?
Я кивнул.
— Боюсь, что да.
— А потом камешек застрянет поплотнее и он задохнется? — Родди побелел.
— Вполне возможно. Поэтому камешек необходимо извлечь.
— Как же?..
— Вскрыть горло. И немедленно. Другого выхода нет.
— Ладно. — Он сглотнул. — Делайте. Если он опять свалится, я не выдержу.
Я хорошо понимал, что он чувствует. У меня у самого подгибались колени, и я боялся, что могу потерять сознание, если Джейк снова начнет давиться.
Схватив ножницы, я быстро выстриг шерсть с нижней поверхности горла. Дать общий наркоз я не рискнул, а сделал местную анестезию. Потом протер участок спиртом. К счастью, в автоклаве лежали уже стерилизованные инструменты, я вынул из него поднос и поставил на каталку рядом со столом.
— Крепче держите голову, — хрипло скомандовал я и взял скальпель.
Я рассек кожу, фасцию, тонкие слои грудинно-подъязычной и лопаточно-подъязычной мышц и обнажил вентральную поверхность гортани. На живой собаке я никогда ничего подобного не делал, но тут было не до колебаний. Еще две-три секунды, чтобы рассечь слизистую оболочку и заглянуть внутрь.
Вот он! Действительно камешек. Серый, блестящий и совсем маленький. Однако достаточно большой, чтобы убить.
Необходимо было быстро извлечь его точным движением, чтобы не протолкнуть в трахею. Я откинулся, порылся в инструментах, взял анатомический пинцет и занес его над разрезом. Конечно, у великих хирургов руки так не трясутся и они не пыхтят. Но я стиснул зубы и ввел пинцет в разрез. Когда я подвел его к камешку, моя рука, словно по волшебству, перестала дрожать.
Пыхтеть я тоже перестал. Собственно говоря, я ни разу не вздохнул, пока очень медленно и осторожно извлекал блестящий камешек наружу. Но вот он с легким стуком упал на стол.
— Это он? — шепотом спросил Родди.
— Да. — Я взял иглу и шелк. — Все в порядке.
На зашивание ушло всего несколько минут, но под конец Джейк уже нетерпеливо перебирал лапами и поглядывал вокруг блестящими глазами. Он словно понимал, что все неприятности позади.
Родди вернулся с ним через десять дней снять швы. Собственно говоря, это было его последнее утро в наших краях, и, вытащив несколько шелковых петелек из отлично зажившей ранки, я проводил его до дверей, а Джейк крутился возле нас.
На тротуаре у крыльца во всем своем дряхлом ржавом величии стояла старая коляска. Родди откинул брезент.
— Ну-ка! — сказал он, и большой пес вспрыгнул на свое привычное место.
Родди взялся за ручку обеими руками, и осеннее солнце, вдруг выплывшее из-за туч, внезапно озарило картину, успевшую стать такой знакомой и привычной. Куртка для гольфа, расстегнутая рубашка, загорелая грудь, красавец пес, небрежно посматривающий по сторонам со своего высокого трона.
— Ну, всего хорошего, Родди, — сказал я. — Думаю, вы сюда еще вернетесь.
Он обернулся, и я снова увидел его улыбку.
