Галина Исакова - Мы с Варварой ходим парой…
Решив, что битвы божьих коровок, в которые грозилась перейти наша эпопея, подождут до завтра, я дала сигнал к отбою. Варвара ревностно сидела у кровати и давила косяка. Рыжий наматывал круги, цокая когтями по линолеуму. Закрываю глаза. Чтобы открыть их через минуту. И вытянуть руку к ночнику. Что опять? Варишна взгромоздилась на кровать, Рыжий пытался подойти поближе. Одна рычала, другой скулил. Примерно под такой аккомпанемент и прошла ночь.
Иногда мне удавалось провалиться в сон, но тут же я из него выныривала: Варвара яростно чесалась, кровать ходила ходуном. Рыжий плакал во сне, прикорнув на коврике у кровати. Я поздравила себя с тем, что ко всему прочему у нас у всех будут блохи, глисты, клещи и невроз — от стресса. Мне казалось, что блохи уже ползают по мне, и тоже чесалась. В бок сильно давил отвоеванный канатик. Рыжий плакал с переходом на вой.
Из сна-обморока я вышла только к 9 утра. И проснувшись, очутилась в кошмаре. В комнате чем-то воняло, моя аллергия на собачью шерсть за ночь славно разгулялась: к сыпи на лице добавились еще и расчесы, Рыжий скулил, Варвара, набычившись, сидела у окна. Я чувствовала себя как с тяжелого похмелья. Во мне бродила усталость, чувство вины, жалость, раздражение и в сто тридцать восьмой китайский раз удивление своей способности попадать в истории.
Не обошлось и без подлой мыслишки вывести Рыжего на улицу и сказать ему: гуд бай. До понедельника. Откупившись подстилкой в любом выбранном им месте и грузовиком корма. И навещать его, разумеется. И любить — на расстоянии. Зарубив на своем дурацком сердце, что все широкие жесты, приправленные жалостью, — не для меня. Кишка тонка. Слишком привыкла к своему образу жизни и молчаливой доброй Варе, чтобы что-то менять. Не могу и НЕ ХОЧУ этого делать.
Но Черт! Черт! Черт! Я не могла вчера его там оставить. Не могла! И не хотела. Хотелось быть доброй и сильной. Как папаша Бэтман в красных трусах. Прилетела, все решила, и всем стало счастье. А хренушки. В чем самая главная подлость? Нельзя списать на аффект. Хоть в аффекте, хоть под наркозом, хоть с пьяну, хоть с врожденной идиотией. Принял решение, вовлек в круговорот живое существо — все, сдохни, а сделай. А не можешь — сиди дома и рисуй соплями на обоях.
Рыжий приветливо помахал хвостом. И аккуратно лизнул руку. «Привет!» — сказал он. Как ни странно, это примирило меня с действительностью.
«Привет-привет, — ответила я, — только ты не вой больше, ладно? А то у меня зубы начинают болеть. Привет, Варишна!» — обратилась в сторону молчаливого изваяния у окна. Варя посмотрела на меня с укором: «Приведут домой невесть кого, а ты тут гостеприимничай…», — проворчала она.
Отгуляли образцово-показательно. С ходьбой шеренгой по трое. С орошением кустиков посредством поднимания лапы. Многократного. Я сбилась со счета… Какал он тоже не так, как Варвара — не так красиво и законченно. И еще он пил из луж! И хрумкал что-то с земли. И не притормаживал у дороги. И не знал фраз: «Подожди, я тебя отпущу», «Проходим мимо», «Мажем лыжи в сторону дома». Да, Варвара стремительно приближалась к идеалу.
За исключением того, что я ни на минуту, ни на секунду не могу остаться одна, день проходит без эксцессов. Стоит мне только приподняться со стула — Рыжий вскакивает и бежит за мной. Варвара вздрагивает и плетется следом. Если я закрываю дверь, Рыжий воет. Если не закрываю — сидит рядом и скулит… Жалостливо и на одной ноте. От этого звука у меня уже едет крыша. Господи, ну собаки ведь должны когда-нибудь спать?
Выходили на улицу несколько раз, его отпускала — думаю, может, ветер свободы зовет? Нет, не зовет. Сидит рядом со мной. Идет за мной. Кормила несколько раз. И кормом, и капустным листом, и блинчиком. Другого питания, пригодного для собак, в доме не было. Обычно Варвара два раза в день ест корм, так что собачью еду не готовлю. Да и человеческую тоже. Предполагалось, что сегодня пойду на работу, а потом зайду в магазин. Пришлось взять отгул. У Рыжего стресс. Он привыкает. И плачет. Плачет, как ребенок. Я привыкаю.
Рыжий славный. У него красивые, полные жизни глаза. Мы сидим на полу — я и две собаки у ног. И эта длинная повесть — попытка принять и пережить последствия своего собственного выбора.
Ночь, среда, 2 ноября 2005 г.
Длинные истории Рыжего. День первый
День первый, четверг… Огромное спасибо тем, кто откликнулся. Огромное, выходящее за рамки буквенных символов, спасибо! Я очень нуждалась в этой поддержке, и ваши слова как-то помогли продержаться вчера — в странный день, в первый день, который я прожила с двумя взрослыми собаками.
Как у нас обстоят дела? Утром до меня дошло, что пес не скулит, а разговаривает, эмоционирует, как сказала бы моя подруга-психотерапевт… Варвара-то у меня молчаливая и, если высказывается, то только по делу. А так, в основном, мы телепатируем и читаем по мордам друг друга. Она даже когда рожала, молчала, как партизан.
Естественно, песнопения Рыжего я восприняла как скулеж, вой, плач. Если собака скулит, значит, у нее что-то невыносимо болит. А что болит, я не понимала. И вот эти постоянные «уааа-уа-уааа»… И бегание за мной хвостом, и заглядывание в глаза, и быстрое дыхание — открытая пасть, язык на плече, и скорость передвижения по квартире — все не вписывалось в мое привычное. Мы с Варварой как будто наблюдали за теннисным матчем: крутили головой вправо — влево, вправо-влево…
Вечером он решил гулять отдельно от нас. Он так рвался с поводка куда-то по своим делам, что я его отпустила. Некоторое время он еще прибегал «докладываться», а потом перестал, и Рыжего из виду мы потеряли.
Я почувствовала облегчение. В глубине души знала, что он все равно бегает по нашим дворам, а если потеряется, то заляжет спать на своем месте, — мимо не пройдем. Мне нужен был отдых от приглядывания за двумя собаками, поэтому с Варварой гуляли, как в самоволке: наслаждаясь обществом друг друга и вдыхая ветер БЕЗответственности.
Когда мы вернулись к дому, Рыжий кружил у подъезда, и компания восстановилась.
Ночью я решила его вымыть. Фиг вам. В ванну он не захотел залезать, а запихнуть сил не хватило. Уговоры не сработали, да я и не сильно настаивала. Подруга обещала прийти и помочь с мытьем.
Ночь прошла, как в раю. Тихо, спокойно и замечательно. Я выдрыхалась — до 11 утра спала, ни одна морда даже головы не подняла — спали тоже. Поэтому утром все встали бодрыми и вполне пригодными к дальнейшей жизнедеятельности.
Опускаю описание истерики Рыжего при сборах меня на прогулку. Не могу сказать, что долго валандаюсь, три часа надеваю штаны и свитера, но несколько минут для скафандаризации мне все-таки нужно.
Рыжий ничего слушать не хотел, он хотел гулять и немедленно. «Встала с койки, поводок в руку и пошла!» — вот как он рассуждал. Пригрозив завязать ему морду веревочкой, чтобы перестал вопить по любому поводу, мы радостно вытряхнулись на улицу.
Нужно заметить, что Варвара перестала реагировать на Рыжего. Спят они по разным углам, не играют, не скачут, не общаются. Ведут себя автономно друг от друга. Варишна спокойно ждет, пока Рыжий после прогулки напьется, пропускает его вперед в дверях, лежанками они меняются в течение дня спокойно.
Ну и где, я спрашиваю, «вторая собака — на радость для первой»? Даже святое место — коврик в ванной, на котором Варвара сладко дрыхнет, пока я принимаю водные процедуры, — вчера был отдан без боя, хотя и не без вздоха. Коврик занял Рыжий, а Варишна зашла, потопталась, поняла, что места не хватит, посмотрела на меня, мол, ты видишь, какая фигня получается? — и ушла в комнату. Рыжий вылетел за ней. В результате, Варвара спала в комнате, Рыжий в коридоре у порога ванную комнату — пас меня и настаивал на открытой двери. Пришлось сделать страшное лицо и пригрозить снятием с довольствия.
На прогулке опять рвал с поводка. Конечно, удержать лайку — не вопрос, но Рыжий так тянул в нужную ему сторону, что отцепила его, помня о вчерашнем опыте отдельных прогулок. И он усвистел на третьей космической скорости. И все. Больше Рыжего мы не видели. Ждали, кружили, возвращались. Рассудив, что на ночь мы его снова приютим, а днем пусть бегает, если неймется, успокоила свою совесть. И вот сижу дома, бегаю к окну, переживаю. Отпустит меня когда-нибудь эта собака или нет?!
Длинные истории Рыжего. День второй
Больше Рыжего мы не видели. Днем выходили гулять, походили по окрестностям, смотрели по сторонам внимательнее обычного. Рыжего не было. Мы провели еще один странный день, полный украденной свободы — и постоянным саднящим ощущением непоправимости. Всего и с самого начала. Я снова и снова подходила к окну и не знала — облегчение или тревогу испытываю от того, что не вижу на улице Рыжего.
Вечером гуляли вдвоем, как обычно. Встретившись с тремя партиями собачников и каждой рассказывая о наших приключениях. Все видели эту собаку, и поворот в ее судьбе всем был интересен. История, в зависимости от аудитории, подавалась мною то комедией, то мистическим триллером, а то и вовсе высокой драмой — с накалом страстей и неизменным шекспировским вопросом.
