Джеймс Хэрриот - Из воспоминаний сельского ветеринара
Я взглянул на смирного пса, который по-прежнему упорно смотрел прямо перед собой.
— Мне кажется, есть все основания надеяться на благополучный исход. Главным образом потому, что вы привезли его сразу, а не стали откладывать и выжидать. С вывихами никогда не следует мешкать.
— Значит, хорошо, что я поторопилась. А когда вы сможете им заняться?
— Прямо сейчас. — Я направился к двери. — Только позову Тристана. Это работа для двоих.
— А можно я вам помогу? — спросила Хелен. — Мне очень хотелось бы, если вы не возражаете.
— Право, не знаю. — Я с сомнением взглянул на нее. — Ведь это будет что-то вроде перетягивания каната с Дэном в роли каната. Конечно, я дам ему наркоз, но тянуть придется много.
Хелен засмеялась:
— Я же очень сильная. И совсем не трусиха. Видите ли, я привыкла иметь дело с животными и люблю их.
— Отлично, — сказал я. — Наденьте вон тот запасной халат, и приступим.
Пес даже не вздрогнул, когда я ввел иглу ему в вену. Доза нембутала — и его голова почти сразу легла на руку Хелен, а лапы заскользили по гладкой поверхности стола. Вскоре он уже вытянулся на боку в полном оцепенении.
Я не стал извлекать иглу из вены и, поглядев на спящую собаку, объяснил:
— Возможно, придется добавить. Чтобы снять сопротивление мышц, нужен очень глубокий наркоз.
Еще кубик, и Дэн стал дряблым, как тряпичная кукла. Я взялся за вывихнутую ногу и сказал через стол:
— Пожалуйста, сцепите руки у него под здоровым бедром и постарайтесь удержать его на месте, когда я примусь тянуть. Хорошо? Начинаем.
Просто поразительно, какое требуется усилие, чтобы перевести головку сместившегося бедра через край вертлужной впадины. Правой рукой я непрерывно тянул, а левой одновременно нажимал на головку. Хелен отлично выполняла свою часть работы и, сосредоточенно сложив губы трубочкой, удерживала тело пса на месте.
Наверное, существует какой-то надежный способ вправления таких вывихов — прием, безусловно срабатывающий при первой же попытке, но мне так и не дано было его обнаружить. Успех приходил только после долгой череды проб и ошибок. Не был исключением и этот случай. Я тянул то под одним углом, то под другим, поворачивал и загибал болтающуюся ногу, отгоняя от себя мысль о том, как я буду выглядеть, если именно этот вывих не удастся вправить. И еще я пробовал отгадать, что думает Хелен, которая стоит напротив меня и по-прежнему крепко держит Дэна… и вдруг услышал глухой щелчок. Какой прекрасный, какой желанный звук!
Я раза два согнул и разогнул тазобедренный сустав. Ни малейшего сопротивления! Головка бедра вновь легко поворачивалась в своей впадине.
— Ну вот, — сказал я. — Будем надеяться, что головка снова не выскочит. Иногда такое случается. Но у меня предчувствие, что все обойдется.
Хелен погладила шею и шелковистые уши спящего пса.
— Бедный Дэн! Знай он, что готовит ему судьба, он бы ни за что не стал прыгать через эту изгородь. А скоро он очнется?
— Проспит до вечера. Но к тому времени, когда он начнет приходить в себя, постарайтесь быть при нем, чтобы поддержать его. Не то он может упасть и снова вывихнуть ногу. И пожалуйста, позвоните, чтобы рассказать, как идут дела.
Я взял Дэна на руки, слегка пошатываясь под его тяжестью, вышел с ним в коридор и наткнулся на миссис Холл, которая несла чайный поднос с двумя чашками.
— Я как раз пила чай, мистер Хэрриот, — сказала она. — Ну и подумала, что вы с барышней, наверное, не откажетесь от чашечки.
Я посмотрел на нее пронзительным взглядом. Это что-то новенькое! Неужели она, как и Тристан, взяла на себя роль купидона? Но ее широкоскулое смуглое лицо хранило обычное невозмутимое выражение и ничего мне не сказало.
— Спасибо, миссис Холл. С большим удовольствием. Я только отнесу собаку в машину.
Я прошел к автомобилю Хелен, уложил Дэна на заднее сиденье и закутал его в одеяло. Торчавший наружу нос и закрытые глаза были исполнены тихого спокойствия.
Когда я вошел в гостиную, Хелен уже держала чашку, и мне вспомнилось, как я пил чай в этой комнате с другой девушкой. В тот день, когда приехал в Дарроуби, — с одной из поклонниц Зигфрида и, пожалуй, самой грозной из них. Но теперь все было совсем иначе.
Во время манипуляций в операционной Хелен стояла очень близко от меня, и я успел обнаружить, что уголки ее рта чуть-чуть вздернуты, словно она собирается улыбнуться или только что улыбнулась; и еще я заметил, что ласковая синева ее глаз под изогнутыми бровями удивительно гармонирует с темно-каштановым цветом густых волос.
И никаких затруднений с разговором на этот раз не возникло. Возможно, я просто чувствовал себя в своей стихии — пожалуй, полная раскованность приходит ко мне, только если где-то на заднем плане имеется больное животное; но как бы то ни было, говорил я легко и свободно, как в тот день на холме, когда мы познакомились.
Чайник миссис Холл опустел, последний сухарик был доеден, и только тогда я проводил Хелен к машине и отправился навещать моих пациентов.
И то же ощущение спокойной легкости охватило меня, когда вечером я услышал ее голос в телефонной трубке.
— Дэн проснулся и уже ходит, — сообщила она. — Правда, пошатывается, но на ногу наступает как ни в чем не бывало.
— Прекрасно! Самое трудное уже позади. И я убежден, что все будет в порядке.
Наступила пауза, потом голос в трубке произнес:
— Огромное спасибо. Мы все страшно за него беспокоились. Особенно мой младший брат и сестренка. Мы очень, очень вам благодарны.
— Ну что вы! Я сам ужасно рад. Такой чудесный пес! — Я помолчал, собираясь с духом: теперь или никогда! — Помните, мы сегодня говорили про Шотландию. Так я днем проезжал мимо «Плазы»… там идет фильм о Гебридских островах. И я подумал… может быть… мне пришло в голову… что э… может быть, вы согласитесь пойти посмотреть его вместе со мной?
Еще пауза, и сердце у меня бешено заколотилось.
— Хорошо, — сказала Хелен. — С большим удовольствием. Когда? Вечером в пятницу? Еще раз спасибо — и до пятницы.
Я повесил трубку дрожащей рукой. Ну почему я всегда делаю из мухи слона? А, да неважно! Она согласилась пойти со мной в кино!
Тристан распаковывал картонки с УЛДС. Малиново-красная жидкость в этих бутылках знаменовала последнюю линию обороны в наших битвах с болезнями животных. На этикетке жирными черными буквами было напечатано полное название: «Универсальное лекарство для скота», а ниже объяснялось, что средство это чрезвычайно эффективно при кашлях, простудах, поносах, затвердении вымени, парезах, пневмонии, флегмоне и тимпании. Завершался этот панегирик твердым заверением: «Неизменно Приносит Скорое Облегчение». Мы столько раз читали эту этикетку, что почти уверовали в ее правдивость.
Право, жаль, что толку от рубинового снадобья не было никакого. Каким чудесным выглядело оно на просвет! А мощная камфарно-аммиачная встряска, которую получал человек, понюхав его! Фермеры только моргали, изумленно покачивали головой и говорили с глубоким почтением: «Ну и крепкая же штука!». Однако подлинно действенных лекарств от конкретных заболеваний в нашем распоряжении было столь мало, а вероятность ошибки столь велика, что в сомнительных случаях возможность прописать бутылку этой верной панацеи и правда приносила огромное облегчение — нам, разумеется. Когда в ежедневнике появлялась запись: «Вызов к корове, прописано УЛДС», можно было биться об заклад, что нам не удалось установить болезнь.
Бутылки были высокие, красивой формы и присылались в изящных белых картонках, куда более внушительных, чем невзрачная упаковка антибиотиков и стероидов, которыми мы пользуемся сейчас. Тристан располагал их на полках в несколько рядов. Увидев меня, он оставил свои труды, присел на картонку, достал сигареты, закурил и устремил на меня неопределенный взгляд.
— Так, значит, ты ведешь ее в кино?
Почему-то смущаясь его взгляда, я высыпал в мусорную корзину пестрое ассорти пустых флаконов и коробочек.
— Ну да. Через час.
— Хм-м! — Он прищурился на медлительную струйку дыма, которою выпускал изо рта. — Хм-м! Так-так.
— Ну чего ты смотришь? — спросил я нервно. — Что же, и в кино сходить нельзя?
— Отнюдь, Джим, отнюдь. Вовсе нет. Весьма похвальное пристрастие.
— Но ты считаешь, что Хелен я пригласил зря!
— По-моему, я ничего подобного не говорил. Не сомневаюсь, что вы очень приятно проведете время. Вот только… — он поскреб в затылке. — Просто я полагал, что ты… э… придумаешь что-нибудь… ну… похлеще.
Я рассмеялся горьким смехом.
— Знаешь, в «Ренистоне» было хлестко, дальше некуда. Нет, Трис, я тебя не упрекаю, ты думал, как лучше, но ведь тебе известно, чем все обернулось. И я хочу, чтобы сегодня все прошло без сучка, без задоринки. Я играю наверняка.
