Джеймс Хэрриот - О всех созданиях – прекрасных и удивительных
Бен Ашби застыл над изгородью, поразмыслил и соскользнул вниз – все на той же стороне.
– А, ладно, – буркнул он, по-прежнему храня непроницаемое выражение. – До них рукой подать. Я и отсюда все угляжу.
Монти сильно изменился с тех пор, как я впервые увидел его за два года до этого утра. Тогда ему едва исполнилось две недели: тощенькое тельце, тоненькие ножки с шишками суставов и голова, по уши засунутая в ведро с пойлом.
– Ну, как вам мой новый бык производитель? – со смехом осведомился Гарри Самнер. – Всего ничего за целую сотню фунтов!
– Вы столько за него отдали? – Я даже присвистнул.
– Угу. Многовато за новорожденного, а? Да только иначе ньютоновской линии мне не видать как своих ушей. Чтобы взрослого купить, моего капитала не хватит.
В те дни отнюдь не все фермеры были так дальновидны, как Гарри, и обычно случали своих коров с первыми попавшимися быками.
Но Гарри знал, чего он хочет. Он унаследовал от отца небольшую ферму со ста акрами земли и вместе с молодой женой взялся за дело серьезно. Ему только-только исполнилось двадцать, и при первом знакомстве я подумал, что он вряд ли сумеет вытянуть – таким хрупким он выглядел. Бледное лицо, большие ранимые глаза и худенькие плечи как-то плохо вязались с необходимостью с понедельника до понедельника доить, задавать корм и выгребать навоз, то есть делать все то, из чего слагается ведение молочного хозяйства. И я ошибся.
Бесстрашие, с каким он решительно ухватывал задние ноги брыкающихся коров, чтобы я мог их осмотреть, упрямая решимость, с какой он повисал на мордах могучих животных во время проверки на туберкулез, быстро заставили меня переменить мнение о нем. Он работал непокладая рук, не признавая усталости, и в его характере было отправиться на юг Шотландии за хорошим быком-производителем.
Стадо у него было айрширской породы – большая редкость среди йоркширских холмов, где царили шортгорны, и бесспорно, добавление прославленной ньютоновской крови много способствовало бы улучшению потомства.
– У него в роду одни призовики и с отцовской, и с материнской стороны, – объяснил Гарри. – И кличка аристократическая, хоть бы и для человека. Ньютон Монтморенси Шестой! А попросту – Монти.
И, словно узнав свое имя, теленок извлек голову из ведра и посмотрел на нас. Мордочка у него выглядела на редкость забавно чуть ли не по глаза перемазана в молоке, губы и нос совсем белые. Я перегнулся через загородку в загон и почесал жесткий лобик, ощущая под пальцами две горошинки – бугорки будущих рогов. Поглядывая на меня ясными бесстрашными глазами, Монти несколько секунд позволил себя ласкать, а затем опять уткнулся в ведро.
В ближайшие после этого недели мне приходилось часто заезжать к Гарри Самнеру, и я не упускал случая лишний раз взглянуть на его дорогую покупку. Теленок же рос не по дням, а по часам, и уже можно было понять, почему он стоил сто фунтов. В загоне вместе с ним Гарри держал еще трех телят от своих коров, и сразу бросалось в глаза, насколько Монти превосходил их. Крутой лоб, широко расставленные глаза, мощная грудь, короткие прямые ноги, красивая ровная линия спины от шеи до основания хвоста. В Монти чувствовалась избранность, и, пусть еще совсем малыш, он по всем статям был настоящим быком.
Ему шел четвертый месяц, когда Гарри позвонил и сказал, что у него, кажется, развилась пневмония. Я удивился, потому что погода стояла ясная и теплая, а в коровнике, где содержался Монти, сквозняков не было. Но едва я увидел бычка, как подумал, что его хозяин, наверное, не ошибся. Тяжело вздымающаяся грудная клетка, температура сорок с половиной – картина прямо-таки классическая. Но когда я прижал к его груди стетоскоп, то влажных хрипов не услышал – да и вообще никаких. Легкие были совершенно чистыми. Я водил и водил стетоскопом по груди – нигде ни хрипа, ни присвиста, ни малейших признаков воспаления.
Да, хорошенький ребус! Я обернулся к фермеру.
– Очень странно, Гарри. Он, конечно, болен, но симптомы не складываются в четкую картину.
Я отступил от заветов моих наставников. Ветеринар, у которого я проходил первую студенческую практику, сразу же сказал мне: "Если не поймешь, что с животным, ни в коем случае не признавайся в этом! А поскорее придумай название – ну, там, "болезнь Макклюски" или "скоротечная оперхотизация" – словом, что хочешь, только скорее!" Но сейчас вдохновение все не нисходило, и я беспомощно смотрел на задыхающегося теленка с испуганными глазами.
Снять симптомы… Вот-вот! У него температура, значит, надо для начала ее снизить. Я пустил в ход весь свой жалкий арсенал жаропонижающих средств, сделал инъекцию неспецифической антисыворотки, прописал микстуру кислотного меланжа, но следующие два дня показали, что эти проверенные временем панацеи никакого действия не оказывают.
Утром четвертого дня Гарри сказал, когда я еще только вылезал из машины:
– Он сегодня ходит как-то странно, мистер Хэрриот. И словно бы ослеп.
– Ослеп!
Может быть, какая-то нетипичная форма свинцового отравления? Я бросился в телятник, но не обнаружил на стенах ни малейших следов краски, а Монти ни разу их не покидал с тех пор, как водворился тут.
К тому же, внимательно к нему приглядевшись, я обнаружил, что в строгом смысле слова он и не слеп. Глаза у него были неподвижны и слегка заведены кверху, он бродил по загону, спотыкаясь, но замигал, когда я провел ладонью у него перед мордой. И уж совсем в тупик меня поставила его походка – деревянная, на негнущихся ногах, как у заводной игрушки, и я принялся мысленно цепляться за диагностические соломинки: столбняк?… да нет… менингит?.. тоже нет… и это – нет. Я всегда старался сохранять профессиональное спокойствие, хотя бы внешне, но на этот раз лишь с большим трудом подавил желание поскрести в затылке и с разинутым ртом постоять перед теленком.
Я постарался поскорее уехать и сразу же погрузился в размышления, поглядывая на дорогу впереди. Моя неопытность была плохой опорой, но патологию и физиологию я как-никак знал достаточно, и обычно, не поставив диагноза сразу, нащупывал верный путь с помощью логических рассуждений. Только тут никакая логика не помогала.
Вечером я вытащил свои справочники, студенческие записи, подшивки ветеринарного журнала – ну, словом все, где так или иначе упоминались болезни телят. Конечно, где-нибудь да отыщется ключ к разгадке. Однако толстые тома справочников по инфекционным и неинфекционным болезням ничего мне не подсказали. Я уже почти отчаялся и вдруг, перелистывая брошюрку о болезнях молодняка, наткнулся на следующий абзац: "Своеобразная деревянная походка, неподвижный взгляд, глаза чуть завернуты кверху; иногда затрудненное дыхание в сочетании с повышенной температурой". Каждое слово запылало огненными буквами, я прямо почувствовал, как неведомый автор ласково похлопывает меня по плечу и говорит: "Ну, вот, а ты волновался! Все же ясно как божий день!"
Я кинулся к телефону и позвонил Гарри Самнеру.
– Гарри, а вы не замечали, Монти и другие телята лижут друг друга?
– Да с утра до ночи, паршивцы! Любимая их забава. А что?
– Просто я знаю, что с вашим бычком. Его мучает волосяной шар.
– Волосяной шар? Где?
– В сычуге. В четвертом отделе желудка. Из-за него и все эти странные симптомы.
– Провалиться мне на этом месте! Но что теперь делать-то?
– Пожалуй, без операции не обойтись. Но я все-таки сначала попробую напоить его жидким вазелином. Может, вы заедете? Я оставлю бутылку на крыльце. Дайте ему полпинты сейчас же, и такую же дозу с утра. Не исключено, что эта дрянь сама выскользнет на такой смазке. Завтра я его посмотрю.
Особой надежды я на жидкий вазелин не возлагал. Пожалуй, я и предложил-то испробовать его только для того, чтобы немножко оттянуть время и собраться с духом для операции. Действительно, на следующее утро я увидел то, что и ожидал. Монти все также стоял на негнущихся ногах и все так же слепо смотрел прямо перед собой. Маслянистые потеки вокруг заднего прохода и на хвосте свидетельствовали, что жидкий вазелин просочился мимо препятствия.
– Он уже три дня ничего не ел, – сказал Гарри. – Долго ему так не выдержать.
Я перевел взгляд с его встревоженного лица на понурого теленка.
– Вы совершенно правы. И спасти его можно только, если мы сейчас же, не откладывая, уберем этот шар. Вы согласны, чтобы я попробовал?
– Угу. Чего же откладывать? Чем быстрее, тем лучше.
Гарри улыбнулся мне улыбкой, полной доверия, и у меня защемило внутри. Никакого доверия я не заслуживал, и уж тем более потому, что в те дни хирургия желудка рогатого скота пребывала еще в зачаточном состоянии. Некоторые операции мы делали постоянно, но удаление волосяных шаров в их число не входило, и все мои познания в этой области сводились к двум-трем параграфам учебника, набранным мелким шрифтом.
