Галина Исакова - Мы с Варварой ходим парой…
И мои родители тоже. Тогда мне уже некого будет ждать в этой жизни, и я смогу уйти, никого не ранив.
Конечно, я никогда не уйду — все это треп, пар в свисток, разговоры в пользу бедных. Меняются декорации, я все та же. И жизнь однообразна до тупости: те же чувства, те же лица, те же темы. День сурка… Несколько лет одно и тоже. Одно и тоже! Каждый день.
Даже мысли. Даже движения. Алгоритм — изо дня в день, изо дня в день. Это даже не дежа вю, это осознанное хождение по кругу. Утро-работа-домой-собака-книжка-спать. Утро-работа-домой-собака-книжка-спать. Утро-работа-домой-собака-книжка-спать. Зима, лето, осень, весна. Утро-работа-домой-собака-книжка-спать. Утро-работа-домой-собака-книжка-спать. Утро-работа-домой-собака-книжка-спать. Осень. Утро-работа-домой-собака-книжка-спать. Зима. Утро-работа-домой-собака-книжка-спать. Все еще зима. Утро-работа-домой-собака-книжка-спать.
Утром я дико, нечеловечески хочу спать. Трясясь от недосыпа и грея руки о чашку с кофе. Зимой и летом. Я все время мерзну, если меньше двадцати пяти градусов. Вечером спать не хочу. Загоняю себя в кровать, понимая, почему не хочу. Потому что страшно — наступит завтра и будет то же самое. Зимой и летом. Двести страниц книги читаю за час. Иногда я вырываюсь из круга. Уезжаю или пишу.
И то, и другое — это путешествие. Комфортное путешествие, начиная которое ты не знаешь, к чему придешь, но как будто управляешь этим. Появляется чувство веселой ненависти к миру; чувство, что полагаться можно только на себя, при этом себе не веря. Счастье — это так просто: нужно изменить направление движения, поменять верх и низ. Я возвращаюсь. Быть рабом на небесах или звездой в аду — не все ли равно. От себя не убежишь. Потому что я и есть — сурок. И собака — такая же чокнутая, как я. День сурка. Убить бы его?
Степень моей свободы достаточно высока — я стремилась к этому и этого достигла. Теперь мне скучно. Я хочу удивляться.
6 сентября
Море неконструктивных монологов
Состояние такое, знаете… как бы описать… когда ты утром встаешь в совершенно разобранном состоянии и понимаешь, что жить так дальше нельзя. Потому что осень, потому что холодно, потому что хочется спать, потому что на работу, потому что жирная, потому что никто не любит, потому что собака опять на весь день одна, а с утра ей хочется играть, скакать и долго нюхать траву. А времени нет, сил, впрочем, тоже, и хочется лечь под куст и умереть, пусть нюхает.
Вчера выпила два бокала вина по случаю чьего-то дня рождения, а утром болит голова как с похмелья. И опять слишком много курила.
Потому что зарплата только в понедельник, потому что на щеке вылез какой-то неуместный подростковый прыщ, потому что красивые сапоги натирают ноги, а кроссовки выглядят уже неприлично, потому что задолбали волосы, которые надо все время мыть, и они либо пушатся, делая меня похожей одуванчик, либо висят жирной прилизанной соломой.
И хочется купить собаке вкусную дорогую косточку, но тогда в выходные придется есть одну вермишель.
Потому что на работу все приперлись в пиджаках и костюмах, а ты, как идиотка, в какой-то лыжной толстовке дикого оранжевого цвета, в которой выглядишь как перезрелый рыхлый апельсин, и эти ненакрашенные маленькие глазки — мерзость, и статью они сверстали по-дурацки — потерялось все очарование; а после обеда надо участвовать в мозговом штурме о методах подачи передовицы. Какая на хрен передовица в преддверии снега? И собака так грустно смотрела в след, когда я сказала: «Я пошла, моя хорошая, будь умницей». И сижу, как дура, на работе с бутылкой минералки и пью, надеясь похудеть. И хочется купить таблетки жуй-дэмэн и похудеть сразу и навсегда. И заболеть анорексией, чтобы все хачапури выметались из организма сразу после заглатывания. И читаю на каком-то сайте, что нет ничего лучше «Львовского портера» или «22». Сижу, давлюсь холодной минералкой.
И чтобы мальчик, который сфотографировал меня на турбазе, потерял свой идиотский фотик и способность фотографировать надолго, потому что тот ужас, которым теперь любуется весь офис — это ни в сказке описать, ни пером — чего там? — тоже не описать. А начальник на турбазе сказал, что я похожа на кикимору: зеленый дождевик и мокрые волосики.
Жизнь удалась. Сижу. Хочется пойти домой и тупо наесться какой-нибудь вредной еды, и уж тогда окончательно решить, что надо прекращать пить, курить, жрать и жаловаться.
8 сентября
Мой фетиш — самолеты!
Пошла покурила, затушив окурок по-шоферски — о подошву, и подумала о самолетах. Надо сказать, что я испытываю близкие к абсолютному счастье и довольство собой сидя во взлетающем самолете. Улетая. Четко зная, куда и зачем лечу, длительность полета — чтобы успеть подумать, вздремнуть, накраситься и выпить газировки, щурясь от яркого солнца, такого, которое бывает только над облаками. Нет никакой ответственности — села и лети. Главная обязанность — быть собранной и спокойной. Как пружина внутри будильника.
Тик-так, все понятно, все уже решено, механизм запущен, вся беготня по аэропорту, такси, таможням закончена, и вот ты сидишь в кресле — мобильная, уверенная, с минимумом мыслей и багажа, оставив порядок в тех местах, которые покинула, и еще не испортив его — в будущих.
Это такое потрясающее состояние БЕЗВРЕМЕНЬЯ, между мирами, иллюзия ЗАВИСАНИЯ при объективной огромной скорости ДВИЖЕНИЯ к цели. То, к чему всегда стремятся: свобода в заданных рамках.
Да и сам процесс ОТРЫВА от земли, от притяжения, от тяжести — это ли не счастье? Многотонная махина, которая взлетает вопреки всем доводам разума. Я хотела бы быть самолетом.
Я боюсь высоты, ужасно, иррационально, на грани с тяжелой фобией, но больше всего на свете люблю летать. Во сне, в жизни, в своих фантазиях.
Я часто вижу в небе серебристые искорки самолетов. Я смотрю на них с нежностью и тоской не умеющего летать. Пройдет 2 месяца, и я снова испытаю то захватывающее дух наслаждение отрыва от земли…
30 ноября
Черный человек
Нас сегодня на прогулке преследовал Черный человек.., ходил за нами.., а мы, надо сказать, ходили не так, чтоб сильно протоптанными тропами. Времени было около полуночи. При ближайшем рассмотрении ЧЧ оказался вьюношей, с завидным упорством преследовавшим нас.
В конце концов, я ему говорю; «Что вы за нами ходите?» А он: «Я за вами не хожу». Я ему говорю: «Видите, я собаку с трудом сдерживаю!» (Собака в тридцати метрах от меня нюхала снег).
Он: «Вижу».
Я: «Ну так и идите своей дорогой»…
Он: «Я и иду».
В общем, мы как-то напряглись слегка, я даже подумывала испробовать гриндерсы в деле отпинывания маньяка; Варишне шепнула волшебное слово: «ЧУЖОЙ!», чтоб она отвлеклась от снега. Варишна встрепенулась, волооко посмотрела по сторонам, буркнула что-то в сторону вьюноши и снова уткнулась в свои снежные газеты.
Вьюноша понял и пошел лесом.
Меня спрашивают:
— Галка! Как? Вы гуляете без пулемета и других приспособлений? А если на Варишну нападут?
— Да, — легкомысленно машу рукой, — она убежит! У нее же тюнинг! Четыре ноги мы ей сделали!
12 декабря
Утро. Снежок. Лужайка.
На лужайке двое — моя собака и я. Красотища и подъем духа: снега много, народу мало, палки в ассортименте и даже не холодно, едва до минус 10 дотянуло.
Идут наши знакомые: пожилой хозяин с пожилым кобелем немецкой овчарки. Видим друг друга, машем в знак приветствия руками и хвостами. Хозяин отцепляет пса от поводка.
Я ему кричу: «У Вари ТЕЧКА!» Ноль реакции. Думаю, ну, может, не расслышал. Кричу опять: «ТЕЧКА у собаки!»… Ноль реакции. Мое дело — предупредить. По причине своих размеров и непонятно откуда взявшейся целомудренности, Варвара отгоняет кобелей с искренним недоумением монашенки. Так что я честно предупреждаю хозяев про течку, на всякий случай ходим огородами и не в «часы пик», но если хозяину плевать, то и я не особо напрягаюсь. Варвара, русская душой, — в плен не сдастся. Ну и вот. Отпускает дядечка своего кобеля, и тот несется к нам. Веселые игры, скачки, догонялки. Тем временем я, высоко вскидывая ноги, как лошадь на параде, выбираюсь из снега на дорожку, подхожу к хозяину. Здрасьте-здрасьте, как дела, хорошая погода. Течка, говорю, у нас. Так что расходиться на поводках будем. Да, говорит он, погода прекрасная.
В это время кобель плотно утыкается носом под хвост Варваре. Та вздыхает — игры кончились — и двигает ко мне: «Мам, ну они опять за старое, пойдем домой, что ли». Пес приклеился намертво и, пуская слюну, решает остаться с нами на всю жизнь. Сопровождать нас и в горе, и в радости. Идти рука об руку и в будни, и в праздники.
Хозяин выходит из умилительного созерцания, внимательно на своего кобеля смотрит. «Что-то пес подозрительно себя ведет». Его озаряет догадка: «Слушайте, а у вас ТЕЧКИ нет случайно?»
