Джон Долан - Джон и Джордж. Пес, который изменил мою жизнь
Когда у меня появился Джордж, я все еще не мог выбраться за пределы этого замкнутого круга. Он появился у меня, когда я уже семь или восемь месяцев был на свободе; приближалась холодная зима 2009 года. Если бы все было как обычно, я бы попался на следующей же краже и обеспечил себе крышу над головой и сносное существование до наступления тепла.
Но вышло так, что, когда я задумался об этом, в моей жизни произошли некоторые изменения и Джордж прочно обосновался на новом месте. Отправившись в тюрьму, я бы его потерял. Но мы уже слишком сдружились, чтобы даже думать об этом. Впервые за долгое время у меня появился кто-то, о ком нужно было заботиться, и это наполняло мою жизнь смыслом. Я иногда встречался с девушками и даже заводил отношения, но все они заканчивались через пару месяцев. Я видел, как мои братья и сестра общались со своими детьми, как сильно они их любили, и начинал испытывать что-то подобное к Джорджу.
Я понял свои чувства к нему, когда мы сидели однажды рядом со станцией «Фенчерч-стрит». К нам подошла женщина, которая выглядела богатой, и принялась восторгаться Джорджем.
– Какой замечательный пес! – сказала она, гладя его по голове и восхищаясь. – Совершенно очаровательный! Никогда раньше не видела такого милого стаффордшира. Может, вы продадите его мне?
От изумления я не мог вымолвить ни слова. Кем надо быть, чтобы предлагать такое?
– Он просто невероятный, – продолжала она. – Я очень хорошо заплачу!
Она сказала, что может дать две тысячи фунтов наличными, но я остановил ее.
– Простите, мисс, без обид, но у вас есть дети? – спросил я.
– Да, но я хорошо знаю стаффордширских терьеров! Уверена, он прекрасно поладит с детьми…
– Я не об этом. Скажите, что бы вы почувствовали, если бы кто-нибудь захотел купить вашего ребенка?
Она с недоумением посмотрела на меня.
– Видите ли, Джордж мне как сын. Я люблю его, как будто он моя плоть и кровь. Я не продам его за две штуки. Я даже за сто штук его не продам. Он слишком много для меня значит.
Она отреагировала очень вежливо. У меня не осталось никакого тяжелого осадка, и, когда дама ушла, у Джорджа даже засветились глаза.
Этот случай подтвердил то, что я и так уже прекрасно знал. Мы с Джорджем стали не разлей вода, прошли вместе огонь, воду и медные трубы. В те первые месяцы я просто не знал, как все будет дальше. Но теперь Джордж значил для меня гораздо больше, чем все остальное в мире. Я любил его, и мысль о том, чтобы расстаться с ним, была просто невыносима.
* * *Мы с Джорджем сидели на полу в нашей квартире, и я вспоминал ту женщину и сумасшедшие деньги, которые она предлагала. Две тысячи фунтов нам бы теперь совсем не помешали.
– Надо было продать тебя той леди, Джордж. Купил бы себе классные золотые часы.
Джордж вздохнул, лег и положил голову между передними лапами. Он выглядел грустным, да и я чувствовал себя неважно.
– Эй, слушай, я просто пошутил. Ты тут ни при чем, – сказал я.
Он приподнял уши.
– Хотя нет, ты все-таки при чем, глупая скотина, – усмехнулся я. – Ладно, все в будет порядке, дружище. Не парься.
Я вспоминал, как у меня появился Джордж, и все то время, что мы провели вместе. С самого первого дня я почти не спускал с него глаз. Даже не оставлял на привязи рядом с супермаркетом. Если нужно было купить собачьей еды, я всегда просил приятеля, которому доверял, приглядеть за ним пару минут и торопился изо всех сил.
Сначала я боялся, как бы не вернулся шотландец, а после того, как та леди пыталась купить Джорджа, я начал опасаться, что его украдут.
Я не мог отправиться на дело, оставив Джорджа одного. Это было исключено. Моя хромота все осложняла, я уже был не таким проворным, как раньше. Что, если меня поймают и продержат за решеткой целую ночь? Кто тогда покормит пса и выведет его на прогулку? Я прекрасно понимал, что потеряю Джорджа, если меня посадят, и не было никого, кто мог бы приютить его хоть ненадолго.
– Нет, этому не бывать, – громко сказал я, думая о тюрьме. – Значит, нужно найти работу.
Джордж сидел, навострив уши, и на морде у него читалось: «Старый дурак, ну и как ты собираешься это сделать?» Я хотел объяснить ему, что у меня на уме. Наверное, я действительно был дураком, думая, что он сможет меня понять, но мне и правда казалось, что он меня слушает.
Я был очень глупым еще и вот по какой причине: мне оставалось совсем немного до сорока, а я еще нигде и никогда официально не работал. Кто возьмет меня на работу с таким списком криминальных достижений? Он был огромным, как телефонный справочник. И даже если какой-нибудь безумец согласился бы рискнуть, как бы я справился с работой, не отпуская от себя Джорджа?
Значит, выход по-прежнему был только один. Мне не хотелось всю жизнь просить милостыню, но я понимал, что пока не могу отказаться от этого, иначе нам обоим придется голодать.
– Давай, Джордж, – сказал я. – Пойдем прогуляемся по Шордич-Хай-стрит.
Глава шестнадцатая
Шордич-Хай-стрит теперь совсем не была похожа на ту спокойную старую улицу, которую я помнил с детства. Вокруг было полно суматошных молодых и стильных людей, слышался постоянный гул голосов. Вид на Сити, на Бродгейт-Тауэр и другие небоскребы, возвышавшиеся вдалеке, заставил меня осознать, как быстро меняется эта часть Лондона. Больше всего удивляло, как легко городская культура смешивалась тут с офисным миром. Чуть в стороне от великолепных небоскребов стояли старые промышленные здания, расписанные яркими граффити, поражавшими проработкой деталей. Я слышал о Бэнкси – а кто о нем не слышал? – и знал, как много он сделал для того, чтобы поднять репутацию уличных художников, но я и представить не мог, что уличное искусство стало таким популярным. В моем словаре не было даже подходящих слов для этого. Оказавшись в районе, где искусство присутствовало так явно и было настолько неотделимо от окружающей среды, я почувствовал себя как дома.
Светило солнце, в воздухе стоял гул, будто весь район вибрировал, как живой. Ребята из Сити в строгих костюмах выходили из баров, работяги в пыльных комбинезонах жевали бутерброды, девушки в модных шмотках разглядывали витрины, а толпы студентов просто шатались по улицам.
На тротуаре сидел старик и просил милостыню. На плечи у него был накинут большой стеганый спальный мешок, хотя день выдался на редкость теплым. Никто не воротил от него нос, и я видел, как самые разные люди, проходя мимо, кивали ему и давали шиллинг. Это грело сердце. Та первая прогулка по Хай-стрит произвела на меня огромное впечатление. Я почувствовал, что вступил в новый мир.
Собравшись с духом и достаточно осмелев, я пробрался с Джорджем в маленький, но многолюдный уголок недалеко от заправки «Тексако» в конце Хай-стрит рядом со станцией надземной железной дороги. Я привык подходить к пассажирам и просить мелочь у станций надземки «Тауэр-Хилл» и «Ливерпуль-стрит», но тут я почувствовал себя гораздо спокойнее. Я сел на тротуар и посадил Джорджа рядом.
Я поставил перед собой бумажный стаканчик и некоторое время просто молча сидел, впитывая атмосферу и наблюдая, как вокруг течет жизнь. Люди стали кидать в стаканчик деньги, не дожидаясь моей просьбы, некоторые заводили разговор: хвалили Джорджа, спрашивали, как его зовут.
В теплую погоду просить всегда легче, ведь люди идут не так быстро, да и настроение у них лучше, но я никогда не думал, что все может быть настолько легко. В Шордиче, очевидно, привыкли видеть бедняков и бездомных, так что я стал приходить на это место каждый день.
Мы всегда зарабатывали себе на еду и еще немного сверху.
Было приятно сводить концы с концами, не воруя, но это все равно не изменило мое отношение к попрошайничеству. Я всегда ненавидел это занятие. Каждый пенни, который я получал, вызывал у меня стыд и смущение. А то, что я занимался этим там, где вырос, на улице, по которой в детстве гулял со своей семьей, делало это в десять раз тяжелее. Я бы умер десять тысяч раз подряд, если бы мимо прошли Джеки, Малкольм или Дэвид. Все они жили неподалеку, и меня терзала мысль о том, что они могут увидеть меня. Я пообещал, что встречусь с ними снова лишь тогда, когда приведу себя в порядок. Тогда мне до этого было чертовски далеко. Но другого плана у меня не было, поэтому день за днем я приходил на Шордич-Хай-стрит. Мы с Джорджем выживали благодаря чужой доброте, и пока этого было более чем достаточно.
* * *Несколько недель спустя я понял, что лучше сидеть на противоположной от заправки стороне дороги: там на тротуаре стоял один из зеленых технических ящиков, к которому я мог прислониться. Меня мучил артрит, а там сидеть было удобнее, да и вид оттуда был лучше. Слева был лондонский Сити, а старые викторианские дома на Хай-стрит стояли прямо напротив. Сочетание было ошеломляющим.
Я научил Джорджа сидеть со стаканчиком, как будто это он просит денег. Это преследовало две цели: во-первых, привлекало внимание, так что нам давали больше денег, а во-вторых, я чувствовал себя не таким жалким, ведь стаканчик стоял не прямо передо мной. Я с трудом верил, что Джордж смог достичь столь многого. Когда я впервые встретил его, он был свершенно неуправляемым. Я и подумать не мог, что выдрессирую его так, что он несколько часов подряд будет спокойно сидеть на шумной и многолюдной улице.
