Джеймс Хэрриот - Из воспоминаний сельского ветеринара
Сделав все необходимое, я оставил свою пациентку и пошел в сопровождении Сэма по моей любимой тропке к обрыву. Я смотрел на лоскутное одеяло равнины, купающейся в солнечном мареве, на молодые побеги папоротника, стройно тянущиеся к небу, такие зеленые на фоне бурых прошлогодних листьев. Всюду победно возвещала о себе новая, юная жизнь. А внизу, в Дарроуби, лежала в колыбели моя новорожденная дочка!
Мы решили назвать ее Розмари. Чудесное имя, и оно мне по-прежнему очень нравится. Но продержалось оно недолго, почти сразу же сократившись в Рози, и, хотя я дважды пытался воспротивиться, верх остался за всеми прочими, так что нынче в Дарроуби ее называют не иначе, как доктор Рози.
А тогда, девятого мая, на краю обрыва я вдруг спохватился и вместо того, чтобы по блаженной привычке разлечься на пружинящем вереске, кинулся назад, в Скелдейл-Хаус, и принялся обзванивать друзей и знакомых, сообщая им радостную новость. Все меня горячо поздравляли, а Тристан сразу взял быка за рога.
— Новорожденных полагается обмывать, Джим, — произнес он внушительно.
Я был готов на все.
— Ну конечно, конечно! Когда тебя ждать?
— Буду в семь, — произнес он твердо, и я понял, что он будет ровно в семь.
И, естественно, Тристан занялся организацией празднества. Мы сидели в гостиной Скелдейл-Хауса вчетвером — Зигфрид, Тристан, Алекс Тейлор и я. Алекс — мой друг с четырех лет: мы с ним познакомились в приготовительном классе, а когда он демобилизовался после пяти лет службы в западно-африканских пустынях и в Италии, то приехал погостить у нас с Хелен в Дарроуби и так пленился здешней жизнью, что начал изучать основы сельского хозяйства в надежде стать управляющим. В этот вечер я ему особенно обрадовался.
Постукивая пальцами по подлокотнику, Тристан рассуждал вслух:
— Конечно, мы бы пошли в «Гуртовщики», но сегодня там кто-то уже что-то празднует в большой компании… А нам нужно тихое, уютное местечко. Хм, «Святой Георгий и дракон»? Пиво там первоклассное, но они не очень-то следят за своими трубами, и бывает, что оно отдает кислятиной. Ах да! «Скрещенные ключи»! Шотландское пиво, превосходный портер. А «Заяц и фазан»? Светлое пиво там, конечно, так себе, но темное! — Он помолчал. — Можно бы заглянуть и в «Лорда Нельсона». Эль там всегда хорош, не говоря уж…
— Погоди, Трис, — перебил я. — Когда я под вечер был у Хелен, Клифф спросил, нельзя ли ему отпраздновать с нами. А раз так, то почему бы не отправиться в его любимый трактир? Как-никак девочка родилась у него в доме!
Тристан сощурился.
— А конкретно?
— В «Черного коня».
— М-м-да-а… — Тристан обратил на меня задумчивый взор и сложил кончики пальцев. — Торгуют от «Расселла и Рангема». Недурная пивоварня. И пропускал я в «Черном коне» весьма и весьма приятные кружечки. Но я заметил, что ореховый привкус становится слабее в зависимости от температуры. А сегодня было жарко, — и он с тревогой взглянул в окно. — Так не лучше ли…
— Ах, боже ты мой! — Зигфрид вскочил на ноги. — Это все-таки пиво, а не чувствительные химические реактивы!
Тристан онемело поглядел на него с глубочайшей укоризной, но его брат уже повернулся ко мне.
— Прекрасно придумали, Джеймс. Забираем Клиффа и отправляемся в «Черного коня». Приятное, тихое местечко!
И действительно, когда мы вошли туда, я сразу почувствовал, что ничего лучше и вообразить было нельзя. Косые лучи заходящего солнца золотили выщербленные дубовые столы и скамьи с высокими спинками, на которых расположились два-три завсегдатая. Никакой новомодной мишуры и блеска, но мебель, простоявшая в этом зальце более ста лет, придавала ему удивительно безмятежный вид. Именно то, что требовалось на этот раз.
Зигфрид поднял кружку:
— Джеймс, да будет мне разрешено первым пожелать Розмари долгой жизни, здоровья и счастья!
— Спасибо, Зигфрид, — сказал я и с умилением посмотрел, как следом за ним подняли кружки все остальные. Да, я был среди друзей!
Клифф с обычной своей сияющей улыбкой обернулся к хозяину.
— Редж, — произнес он благоговейно, — а оно все лучше становится. Все лучше!
Редж скромно поклонился, и Клифф объявил:
— Право слово, Джим, нет у меня друзей дороже мистера Расселла и мистера Рангема. Люди что надо!
Все засмеялись, а Зигфрид похлопал меня по плечу.
— Ну, мне пора, Джеймс. Повеселитесь. Не могу выразить, как я за вас рад!
Я не стал его удерживать. На фермах в любую минуту может случиться непредвиденное, и кто-то должен нести вахту в приемной. А это был мой праздник.
Все шло чудесно. Мы с Алексом вспоминали наше детство в Глазго. Тристан рассказывал занимательные истории о наших холостяцких днях в Скелдейл-Хаусе, а Клифф светил нам своей широкой улыбкой.
Меня же переполняла любовь к ближним. Вскоре мне надоело копаться в набитом бумажнике — днем я специально завернул в банк, — и я вручил его хозяину.
— Наливайте прямо отсюда, Редж, — распорядился я.
— Будь по-вашему, мистер Хэрриот, — ответил он, не моргнув и глазом. — Так оно проще выйдет.
И вышло куда проще. Люди, почти или вовсе мне не знакомые, то и дело поднимали кружки за здоровье моей дочери, и мне оставалось только благодарно кивать и улыбаться в ответ.
Не успел я оглянуться, как Редж предупредил, что пора закрывать, и я расстроился. Неужели так скоро — и уже все? Я подошел к хозяину.
— Нам домой еще рано, Редж.
— Вы же знаете, так по закону положено, мистер Хэрриот, — ответил он с легкой иронией.
— Но ведь сегодня вечер особый, верно?
— Пожалуй… — он поколебался. — Давайте так: я запру двери, а потом спустимся в погреб и пропустим кружечку-другую на дорожку.
Я обнял его за плечи.
— Чудесная мысль, Редж! Пошли вниз.
Мы спустились по ступенькам в погреб, зажгли свет, закрыли за собой крышку и расположились среди бочек и ящиков. Я оглядел компанию. Она несколько увеличилась с начала празднования — к исходному ядру добавились два молодых фермера, бакалейщик и служащий управления водными ресурсами. Всех нас связывала теплейшая дружба.
И вообще в погребе было очень уютно. Например, никто не беспокоил хозяина, а прямо шел к бочке и открывал кран.
— В бумажнике еще что-нибудь есть, Редж?! — крикнул я.
— Битком набито. Не волнуйтесь, наливайте себе на здоровье.
Мы наливали, и веселье не убывало. Было уже за полночь, когда на наружную дверь обрушились тяжелые удары. Редж прислушался и вылез из погреба. Он скоро вернулся, но прежде в дыру просунулись ноги в синих форменных брюках, а затем мундир, испитое лицо и каска полицейского Хьюберта Гула.
Он обвел нас меланхоличным взглядом, и последняя искра веселости угасла.
— Поздновато пьете, а? — безразличным тоном осведомился он.
— Как сказать, — Тристан испустил заразительный смешок. — Случай ведь особый, мистер Гул. У мистера Хэрриота супруга утром разрешилась дочерью.
— А? — Аскетическая физиономия над костлявыми плечами повернулась к моему другу. — Но, по-моему, мистер Уилки не обращался с просьбой о продлении часов торговли ввиду этих чрезвычайных обстоятельств.
Возможно, это была шутка, хотя мистер Гул шутить не любил и не умел. В городе он слыл суровым служакой, который никогда ни на йоту не отступал от правил и инструкций. Во время его дежурства никто с наступлением темноты не рисковал выезжать на велосипеде с неисправным фонариком. А уж за нарушение часов торговли питейными заведениями он карал беспощадно. Он ведь пел в церковном хоре, хранил свою репутацию незапятнанной, принимал деятельное участие в различных благотворительных начинаниях и всегда поступал правильно. Непонятно, почему на шестом десятке он все еще оставался простым деревенским полицейским.
Тристан нашелся мгновенно.
— Ха-ха-ха! Отлично сказано. Но ведь все получилось само собой. Под влиянием минуты, как говорится.
— Называйте, как хотите, но закон вы нарушили, и вам это отлично известно. — Мистер Гул расстегнул грудной карман и извлек записную книжку. — Ваши фамилии?
Я сидел на перевернутом ящике и при этих словах прижал колени к груди. Какой финал блаженного вечера! В городке редко случались интересные происшествия, и «Дарроуби энд Хултон таймс», конечно, раздует сенсацию. В каком я предстану свете и все мои друзья тоже? А бедняга Редж, жмущийся в уголке, он-то поплатится больше всех — и по моей вине.
Однако Тристан еще не выкинул белого флага.
— Мистер Гул, — произнес он ледяным тоном. — Вы меня огорчили.
— А?
— Я сказал, что очень огорчен. Я полагал, что в подобных обстоятельствах вы займете иную позицию.
Полицейский и бровью не повел. Он взял карандаш.
— Я, мистер Фарнон, нахожусь при исполнении служебных обязанностей и соблюдаю свой долг. Начнем с вас. — Он аккуратно записал первую фамилию и посмотрел на Тристана. — Адрес, будьте добры.
