Джеймс Хэрриот - Из воспоминаний сельского ветеринара
И вот тут в мои блаженные размышления врезался пронзительный звук телефона. Нет, сказал я себе твердо, обеда мне ничто не испортит. Самый неотложный случай в ветеринарной практике как-нибудь да подождет, пока я не покончу со вторым блюдом.
Тем не менее трубку я взял трепетной рукой, а раздавшийся в ней голос вверг меня в мучительную тревогу. Мистер Рипли! О господи, только не это! Только не в Ансон-Холл по ухабам и рытвинам! Ведь сегодня все-таки воскресенье.
А голос гремел мне в ухо. Мистер Рипли принадлежал к тем, кто был убежден, что по телефону обязательно надо кричать, иначе на таком расстоянии могут и не услышать…
— Ветеринар, что ли?
— Да. Хэрриот слушает.
— Так вы что, с войны вернулись?
— Вернулся.
— Ну так вы мне сию минуту требуетесь. Одна моя корова совсем плоха.
— А что с ней? Что-нибудь срочное?
— Да уж! Ногу сломала, не иначе.
Я отодвинул трубку от уха: мистер Рипли еще повысил мощность звука, и голова у меня гудела.
— Но почему вы так думаете? — спросил я, чувствуя неприятную сухость во рту.
— Так она же на трех ногах стоит, — проревел фермер. — А четвертая болтается вроде.
Черт, симптом самый зловещий. Я печально взглянул через стол на мою полную тарелку.
— Хорошо, мистер Рипли, я приеду.
— Сию минуту, а? Тянуть не будете?
— Нет. Сейчас и выезжаю.
Я положил трубку, потер ухо и повернулся к Хелен.
Она подняла голову, и я увидел страдальческое лицо женщины, которая живо рисует в воображении, как ее йоркширский пудинг оседает, превращается в бесформенные руины.
— Но на несколько минут ты ведь можешь задержаться?
— Прости, Хелен, только тут и секунды играют роль! — У меня перед глазами возникла корова, которая мечется от боли и еще больше повреждает сломанную ногу. — Да и он места себе не находит. Нет, нужно ехать немедленно!
У моей жены задрожали губы:
— Ничего. Поставлю его в духовку до твоего возвращения.
Выходя, я увидел, как Хелен взяла мою тарелку и повернулась к двери на кухню. Но мы оба знали, что это конец. Никакой йоркширский пудинг не продержался бы до моего возвращения. Ведь я ехал в Ансон-Холл.
Я вырулил на улицу и прибавил газу. Рыночная площадь мирно дремала в воскресном покое, и солнце щедро лило свои лучи на булыжник, которого еще не касалась ничья нога. Все обитатели Дарроуби уписывали за закрытыми дверями свои праздничные обеды. Начались луга, и я вжал педаль газа в пол, так что каменные стенки только мелькали мимо, но вот уже пора сворачивать на проселок, и тут началось…
После демобилизации я ехал этой дорогой впервые и, видимо сам того не сознавая, ожидал каких-то перемен. Однако железные ворота остались почти прежними, только ржавчины на них заметно прибавилось. С нарастающим ощущением обреченности я проезжал деревянные ворота, развязывая веревки и перетаскивая створку на плече по дуге, пока не добрался до седьмых.
Эти последние, самые страшные ворота поджидали меня во всей своей прежней ветхости и несуразности. Подходя к ним почти на цыпочках, я отказывался верить глазам. С тех пор как я в последний раз созерцал эти ворота, мне довелось изведать много всего. Я обитал в совсем ином мире строевой подготовки, постижения штурманских премудростей и под конец — даже учебных полетов. А эта скрипучая махина стояла тут и в ус себе не дула.
Я внимательно осмотрел створку. Криво сбитые разболтанные перекладины остались прежними, как и единственная веревочная петля. Даже веревка, наверное, была той же. Невероятно! Но тут я заметил кое-какую перемену: мистер Рипли, видимо опасаясь, как бы скот не завел привычку почесывать бока об этот древний бастион и не повредил его, позаботился украсить створку фестонами колючей проволоки.
Но, может быть, время смягчило их натуру? Уж наверное, они не сохранили всей своей былой злобности! Я осторожно ослабил нижнюю веревку с правой стороны и с бесконечным тщанием развязал бант наверху. Уф! Кажется, обошлось! Но тут веревка упала, и створка размахнулась на левой петле свирепее прежнего.
Она ударила меня в грудь и сразу же хлопнула по ногам, но я почувствовал и кое-что новенькое: мне в ногу сквозь брючину впились железные колючки. Я отчаянно отбивался от створки, но она молотила меня то сверху, то снизу. Я откинулся, оберегая грудную клетку, ноги у меня подкосились, и я рухнул навзничь. Не успела моя спина соприкоснуться с грунтом, как створка лихо придавила меня сверху.
В прошлом я несколько раз чуть было не оказывался под ней, но успевал увернуться, и вот теперь ей наконец удалось меня накрыть. Я попытался выползти на свободу, но колючая проволока надежно меня удерживала. Я оказался в ловушке.
Мучительно выгнув шею, я поглядел поверх створки. До фермы было не больше сорока шагов, но там все словно вымерло. Странно! Где измученный тревогой хозяин? Я-то думал, что он мечется по двору, ломая руки! И вот нигде ни души.
Позвать на помощь? Но я тут же отказался от этой мысли: уж очень глупо все получилось. Оставалось одно… Я схватил верхнюю перекладину обеими руками и рывком приподнял ее, стараясь не слышать треска рвущейся одежды, а потом очень медленно выбрался из-под створки.
Ее я оставил валяться на земле. Обычно я с особым тщанием закрываю за собой все ворота, но на лугах не было скота, да и вообще меня не тянуло вступать со створкой в новое единоборство.
В ответ на мой стук дверь отворилась.
— А, мистер Хэрриот! Погодка-то какая! — сказала миссис Рипли, продолжая вытирать тарелку и одновременно пытаясь одернуть передник на обширных бедрах, с беззаботной улыбкой — совсем такой же, как у ее мужа, вспомнилось мне.
— Да-да, отличная… Меня вызвали посмотреть вашу корову. Ваш муж дома?
Она покачала головой:
— Нету его. Еще не вернулся из «Лисы с гончими».
— Что!? — Я растерянно уставился на нее. — Это же трактир в Дайвертоне, верно? Но, насколько я понял, речь шла о чем-то неотложном…
— Так ведь он же пошел туда, чтобы вам позвонить. Телефона-то у нас нету. — Ее улыбка стала еще шире.
— Но… но ведь почти час миновал! Ему давно пора вернуться.
— Так-то так, — ответила она, согласно кивая. — Только ведь там он дружков-приятелей повстречал, не иначе. В воскресное-то утро они там все собираются.
Я запустил пятерню в волосы.
— Миссис Рипли, я из-за стола встал, чтобы добраться сюда побыстрее!
— Ну, мы-то уж отобедали, — ответила она мне в утешение.
Впрочем, она могла бы мне этого и не объяснять: из кухни веяло аппетитным запахом жаркого, которому, конечно же, предшествовал йоркширский пудинг.
Я немного помолчал, а потом, глубоко вздохнув, буркнул:
— Так, может, я пока посмотрю корову. Скажите, будьте добры, где она?
— А вон! — Миссис Рипли показала на стойло в дальнем углу двора. — Пойдите поглядите на нее. Он скоренько вернется.
Меня словно кнутом ожгло. Жуткое слово! «Скоренько» в Йоркшире — выражение весьма употребительное и может означать любой промежуток времени вплоть до двух часов.
Я открыл верхнюю створку двери и посмотрел на корову. Она, безусловно, охромела, но, когда я приблизился к ней, запрыгала по подстилке, тыча поврежденной ногой в пол.
Ну, кажется, обошлось без перелома. Правда, на ногу она не опиралась, но, с другой стороны, будь нога сломана, то болталась бы, а этого нет. Я даже вздохнул от облегчения. У крупных животных перелом почти всегда равносилен смертному приговору, потому что никакой гипс не способен выдержать подобное давление. Видимо, болезненным было копыто, но осмотреть приплясывающую корову в одиночку я не мог. Оставалось ждать мистера Рипли.
Я вышел на яркий солнечный свет и поглядел туда, где из-за деревьев над пологим склоном поднималась дайвертонская колокольня. На лугах не виднелось ни единой человеческой фигуры, и я уныло побрел на траву за службами, чтобы оттуда, хорошенько набравшись терпения, высматривать мистера Рипли.
Обернувшись, я взглянул на дом, и, несмотря на мое раздражение, на меня повеяло миром и покоем. Подобно многим другим старым фермам, Ансон-Холл был когда-то господским домом в дворянском имении. Несколько сотен лет назад какая-то титулованная особа построила себе жилище в на редкость красивом месте. Пусть крыша грозила вот-вот провалиться, а одна из высоких печных труб пьяно клонилась набок, окна в частых переплетах, изящная арка над дверью и благородные пропорции всего здания восхищали взгляд, как и пастбища, уходящие все выше и выше к зеленым вершинам холмов.
А эта очаровательная садовая стена! В былые дни ее залитые солнцем камни оберегали бы подстриженный газон, весь в ярких цветах, но теперь там буйствовала крапива. Ее густая чаща, высотой по пояс рослому мужчине, заполняла все свободное пространство между стеной и домом. Конечно, фермеры — из рук вон плохие садовники, но мистер Рипли был единственным в своем роде.
