Анатолий Божич - БОЛЬШЕВИЗМ Шахматная партия с Историей
Написанию этой работы предшествовал IX съезд РКП(б), проходивший в марте-апреле 1920 года под знаком полного разгрома Деникина и Колчака. Победа в гражданской войне считалась уже предрешенной, и на повестке дня основным вопросом становился вопрос дальнейших социально-экономических преобразований в рамках политики военного коммунизма. На съезде присутствовало 715 делегатов (553 — с решающим, и 162 — с совещательным голосом). К этому времени численность партии резко возросла, официальная цифра составляла 611978 членов партии против 313766 накануне VIII съезда. Это был результат всероссийских партийных недель, проведенных во время наступления Деникина на Москву. За этот период партия пополнилась в основном люмпен-пролетарскими элементами, составлявшими основу РККА и низовых Совдепов, и это явственно ощущалось по выступлениям некоторых делегатов. Это были люди, усвоившие азы политграмоты по пресловутой «Азбуке коммунизма» Бухарина и Преображенского и считавшие военно-коммунистические методы наиболее приемлемыми для перехода к «мирному созиданию социализма», запланированному всем ходом исторического процесса. «Раз начавшись, разложение капитализма и рост коммунистической революции не может остановиться, — утверждалось в «Азбуке коммунизма». — Распад капитализма начался… Единственным выходом для человечества является коммунизм»[404]. Подобные тезисы не могли не замыкаться на идею мировой революции, поддерживая в умах иллюзию неизбежности милитаризации экономики и общества. Характерно, что многие проблемы, поднятые на восьмом съезде (в том числе создание в партии условий, исключающих или сводящих к минимуму бюрократизм), даже не были упомянуты в организационном отчете ЦК. Призыв делегата 8-го съезда Н. Скрыпника о необходимости выработки партийного коллективного мнения, ибо партия только в том случае может быть партией, если она коллективно вырабатывает мнение для проведения его в жизнь, оказался гласом вопиющего в пустыне, как и его призывы к широкой гласности внутри партии. Все более и более закреплялась практика принятия важнейших решений узким кругом лиц, и IX съезд еще раз это блестяще подтвердил. Людей, пришедших в партию через гражданскую войну, привыкших приказывать и самим безоговорочно выполнять приказы, такое положение вещей вполне устраивало.
Главная дискуссия на съезде возникла вокруг проблемы единоначалия в управлении промышленностью. Против этого опять выступила группа «демократического централизма» (Сапронов, Осинский, В. Смирнов), и эта оппозиция носила уже не столько технологический, сколько идеологический оттенок. К этому времени децисты завоевали определенные позиции в партии, проведя свою резолюцию на VIII партконференции в декабре 1919 года с призывом к ограничению диктата центральных ведомств и возрождению советской демократии, и закрепив эту победу в решениях VII Всероссийского съезда Советов. Это была оппозиция, учитывающая с одной стороны опасность формирования казарменного коммунизма, с другой — опасность усиления тенденций государственного капитализма в связи с резко возрастающей ролью старых специалистов в процессе возрождения разрушенного гражданской войной производства. И в том, и в другом случае крайне негативной виделась роль партийной бюрократии. Сапронов на IX съезде одним из первых сказал о том, что резолюции съездов (как советских, так и партийных) носят чисто формальный характер и аппаратом партии не выполняются: «И сколько бы ни говорили об избирательном праве, о диктатуре пролетариата, о стремлении ЦК к диктатуре партии, — на самом деле это приводит к диктатуре партийного чиновничества. Это факт»[405]. Одновременно децисты выступили и против т. н. «профессионалистов» во главе со Шляпниковым с его идеями «орабочи- вания партии» (будущей «рабочей оппозицией»), которые настаивали на сосредоточении управления производством в руках профсоюзов и на совершенно ином уровне взаимодействия профсоюзов с партией и Советами. В отсутствие на съезде Шляпникова, тезисы профессионалистов отстаивал Лутовинов, но донести до делегатов всю остроту проблемы он не смог. Между тем, уже на этом съезде стало ясно, что значительная часть руководства профессиональных союзов, отстаивающая интересы квалифицированных рабочих, будет до конца сопротивляться курсу на милитаризацию труда, проводником которого выступал, прежде всего, Троцкий со своей идеей создания трудовых армий. Логику милитаризации народного хозяйства нагляднее всего обосновал в своем выступлении Милютин: «Я убежден, что у нас военный характер народного хозяйства должен сохраниться, несмотря на то, что контрреволюция разбита… Возвратиться к мирному строительству, к нормальному народному хозяйству — мы не можем. Этот поворот мы не совершим до тех пор, пока социальная революция не победит в международном масштабе. До тех пор не только в смысле военном, не только в смысле мобилизации, но и в смысле работы наших предприятий мы должны будем сохранять военное хозяйство, — точнее: сочетание военного хозяйства и мирного, потому что тыл без войны не может существовать. В этом отношении на длительный период перед нами стоит задача сочетания этих двух форм народного хозяйства, военно-гражданского хозяйства… Мы… хотим при таком положении… найти такие формы сочетания, которые дали бы нашим экономическим ресурсам дальнейший рост»[406]. Подобные настроения вполне устраивали Троцкого, ибо трансформация Красной Армии в сохранившую военную организацию систему людских ресурсов для производственных нужд закрепляла его место в высшем руководстве РКП(б) уже в новых условиях и в новом качестве. В свою очередь, курс на создание трудовых армий породил массовую тенденцию замены партийных комитетов политотделами, что явилось апофеозом бюрократизации партийных структур. По этому поводу Юренев справедливо заметил: «С тонки зрения партийного строительства, а следовательно и оздоровления нашей партии, 9-й съезд был несомненно шагом назад по сравнению с 8-м»[407].
Этого не могли не заметить многие из делегатов, и неожиданно для ЦК старая проблема отношения «верхов» и
«низов», заявленная еще «децистами» в 1919 году, трансформировалась в проблему роли профсоюзов, ибо профсоюзы в годы гражданской войны превратились в место ссылки всех недовольных официальным курсом ЦК большевиков. За пару лет там сосредоточились кадры старых большевиков-рабочих, активно делавших 1917 год, и они не собирались без боя уступать революционные завоевания народившейся советской бюрократии, хотя сами не до конца понимали всю сложность и неоднозначность ситуации. Недовольство профсоюзной верхушки стимулировала резолюция IX съезда: «Профсоюзы должны взять на себя задачу разъяснения широким кругам рабочего класса всей необходимости перестройки промышленного управления в сторону наибольшей эластичности и деловитости, что может быть достигнуто лишь переходом к максимальному сокращению управленческих коллегий и постепенному введению единоличного управления»[408]. Это сводило роль и задачи профсоюзов, как потом отмечала в своей знаменитой брошюре А. Коллонтай, к средству воспитания масс, но и только[409]. О роли профсоюзов в организации производства не говорилось ни слова. Поэтому можно смело утверждать, что именно решения и резолюции девятого съезда РКП(б) активизировали деятельность профессионалистов и породили группу «рабочей оппозиции», довольно быстро завоевавшую популярность как в рабочей среде, так и среди партийных функционеров с дореволюционным стажем, особенно низшего и среднего звена. Фактически вопрос о роли профсоюзов становится вопросом о формах дальнейшего генезиса коммунистической диктатуры в новых исторических условиях. Позднее Троцкий в письме А.В. Луначарскому от 14 апреля 1926 года признает: «Дискуссия о профсоюзах не была дискуссией о профсоюзах. Партия искала выхода из хозяйственного тупика».
Действительно, пройдет еще немного времени, и этот, казалось бы, проходной и частный вопрос о роли и задачах профсоюзов едва ли не «взорвет» партию, расколов верховное руководство и вызвав общепартийную дискуссию по платформам. Эта дискуссия стала следствием долго назревавшего и глубочайшего кризиса внутри партии, уже давно ставшей конгломератом самых различных социальных групп, кризиса, который административными мерами пытались загнать вглубь, но тем самым лишь порождали все новые и новые оппозиционные круги внутри партии.
Впоследствии Ленин высказался в том смысле, что, «допустив такую дискуссию, мы, несомненно, сделали ошибку». Скорее всего, он имел в виду, что эта дискуссия очень многим показала, что время 1917 года и дореволюционной партийной демократии давно ушло, а это ослабляло позиции руководства партии в диалоге с партийной массой. Надо было искать другой язык, и другие формы организационной и пропагандистской работы. Кроме того, дискуссия впервые приоткрыла завесу над личностным соперничеством в руководстве РКП(б).
