Газета Литературка - Литературная Газета 6242 (38 2009)
2009-09-23 / Игорь ПАНИН
Карлик среди журавлей
ОБЪЕКТИВ Карлик среди журавлей, или Журавль среди карликов Продолжаем разговор о произведениях, вошедших в шорт-лист
Андрей ВОРОНЦОВ Юзефович Леонид. Журавли и карлики: Роман. - М.: АСТ, 2009. - 477 с. Главным, определяющим жанром современной прозы является романистика, а романов-то и нет. Парадокс! Те толстые книжки, коими забиты полки в книжных магазинах, - это со всевозможными ухищрениями растянутые до десятка-другого печатных листов рассказы, в лучшем случае - повести. Роман, если использовать терминологию художников, - это картина с перспективой. А у так называемых романистов современности нет в "полотнах" ни перспективы, ни глубины: все герои и события размещаются на одной плоскости, как в детских рисунках.
"Журавли и карлики" Леонида Юзефовича - безусловное исключение. Это в чистом виде роман, к тому же неплохо написанный.
Герои Юзефовича, как и требуется в многомерном романе, действуют не только в пространстве, но и во времени - я имею в виду время историческое. Автор из 2004 года "отступает" в 1993 год, в XVII век, переносит действие из Монголии в Россию и наоборот. Идейная концепция "Журавлей и карликов" пронизывает несколько веков (а в подтексте - тысячелетий). Герои - суть одни и те же люди, самозванцы и проходимцы, только под разными личинами. Причём они не просто проходимцы, а проходимцы, что называется, с идеей. Жизнь им видится Сциллой обязательств и Харибдой принуждений, через которые им необходимо проскочить, и желательно без потерь. Судьба играет с ними, лицедеями, как кошка с мышкой, и даёт им побегать в лабиринтах под половичком, чтобы в один момент прихлопнуть лапой - и уже навсегда. А эти Анкудиновы и Жоховы думают, что им удалось обмануть судьбу!
Жизнь, по их мнению, - это "сезонная" война между журавлями и карликами. Сюжет этот древний, восходит к Гомеру. Авантюрист XVII века Тимофей Анкудинов так интерпретирует его: "Журавли с карликами входят в иных людей и через них бьются меж собой не на живот, а на смерть. Если же тот человек, в ком сидит журавль или карлик, будет царь (), то с ним вместе его люди бьются до потери живота с другими людьми. Спросишь их, отколь пошла та война, и они в ответ чего только не наплетут, потому как нужно что-то сказать, а они знать не знают, что ими, бедными, журавль воюет карлика либо карлик журавля". Каждый из нас, по Анкудинову, воюет на стороне журавлей или карликов. Возможны и варианты (за исключением неучастия). Можно быть карликом в стане журавлей или журавлём в стане карликов.
Итак, "Карлик среди журавлей, или Журавль среди карликов", перефразируя название известного фильма Что ж, для романа подобные метаморфозы человеческих сущностей - это уже концепция, пусть не такая уж глубокая, но создающая требуемую перспективу. Посмотрим, как воплощена она в жизнь Юзефовичем-романистом.
Давно замечено, что в романе произвольные литературно-философские схемы удобнее применять к отдалённой истории, нежели к новой, а тем более новейшей. Действие "Журавлей и карликов" Юзефовича разворачивается и в новейшей истории. Более того, это первый роман в либеральной печати (журнал "Дружба народов"), объективно описывающий события 1993 года с марта по октябрь.
Можно сказать, что до прошлого года, когда появился роман Юзефовича, тема октября 1993-го в либеральных изданиях преподносилась на протяжении 15 лет исключительно односторонне. Чего только не произошло за это время! Либералы успели разлюбить Ельцина, потом снова полюбить, потом снова разлюбить, а затем, после его смерти, - опять полюбить. Многое, многое поменялось за это время, но только не отношение к 1993 году. Это, как говорится, святое, не замай. Юзефович первым из авторов "толстых" либеральных журналов поднял руку на идеалы Октября (естественно, не 1917-го, а 1993 года) - и это уже само по себе является вехой в истории российской либеральной литературы.
"Герои 1993 года" у Юзефовича - несчастные, ограбленные люди. Они не "лузеры", не лентяи, не закоснелые в политическом и экономическом невежестве "совки" - просто нормальные люди, которых взяло и обчистило государство, как это делают "напёрсточники".
Юзефович прекрасно сумел передать гнетущую атмосферу того памятного года, когда люди в глубине души прекрасно понимали, что их элементарнейшим образом грабят, но в большинстве своём продолжали верить телевизору.
1993 год - серые люди, серое небо, серые дома. Бессмысленное броуновское движение десятков миллионов индивидуумов. Заводы, превращённые в гигантские металлоремонты. Советские пенсионеры, вышедшие к метро продавать сигареты. Милиционеры, похожие на карманников. Особо "упёртые" интеллигенты всеми силами пытаются играть самих себя в прежней жизни, но в том театре с прохудившейся крышей, на сцене которого они сходят с ума, уже украли и занавес, и декорации, и весь реквизит. Историк Шубин ходит по редакциям с идеей создания очерков о самозванцах в мировой истории. Это, конечно, очень актуально в перевёрнутой реальности 1993 года, когда самозванцы оказались наверху, а остальные люди - внизу. Причём один из шубинских героев - тот самый Тимошка Анкудинов, мнимый сын царя Василия Шуйского, которому действительность представляется войной невидимых журавлей и карликов. И в то же самое время, когда Шубин сочиняет жизнеописание Анкудинова, в романе действует ипостась последнего, бывший геолог Жохов, мечтающий выгодно сбыть по дешёвке купленный диск из редкоземельного металла европия.
Но кто же, собственно, у Юзефовича журавли, а кто карлики? Между кем и кем идёт война? Среди героев романа, главных и второстепенных, нет активных участников конфликтов 1993 года, есть только "жертвы реформ". Допустим, карлики - это некий закоснелый в почвенничестве народец, сражающийся с залётными журавлями - пернатыми существами с двумя, скажем так, гражданствами. Тогда журавлей определить легко - это люди "перекати-поле" типа Анкудинова и Жохова. Сложнее с карликами. Ни Шубин, ни его жена, ни любовница Жохова Катя, ни прочие подобные им персонажи Юзефовича ни с кем не сражаются и даже не помышляют об этом. Они существуют по принципу: день прожит, и слава богу. Таким образом, в романе Юзефовича есть война (1993 год), но почему-то не видно одной из воюющих сторон. Точнее, видно, но где-то далеко на заднем плане. Случайно ли это? Думаю, неслучайно. Тут вырисовывается потаённая концепция автора, что нет на самом деле никаких журавлей и карликов, а есть сезонное, как у сумасшедших, обострение агрессии у людей, которое успешно используют в своих целях их небескорыстные вожди, сами не ведающие разницы между журавлями и карликами. Да и не существует её, этой разницы, потому что все люди - одновременно журавли и карлики. Оттого неудивительно, что "осенью среди карликов обязательно есть один журавль, заодно с ними воюющий против своих же сородичей, а среди журавлей весной - один карлик". Автор, очевидно, сам себя ощущает журавлём среди карликов. Или карликом среди журавлей.
"Кто смотрит на мир как на мираж, того не видит царь смерти", - вспомнил Жохов путеводную мысль из "Дхаммапады". Он её напрасно вспомнил, ибо, будучи по природе скорее журавлём, нежели карликом (или наоборот, что не имеет, по Юзефовичу, принципиального значения), он стремится обрести в иллюзорном мире отнюдь не иллюзорные барыши и открыт взору царя смерти. Один раз он сумел спрятаться от него под покровом ночи, и смертоносная стрела поразила другого, но в следующий раз, и тоже под покровом ночи, стрела вместо монгола Баатара (ипостась Жохова и Анкудинова образца 2004 года) попала именно в него. И это никакая не война, а просто выбор царя смерти. А вот кроткого, работящего, не гоняющегося за благами мира сего Шубина царь смерти не видит. Он вместе с женой как-то перетерпел, пересилил лихолетье и живёт через одиннадцать лет после октября 1993 года вполне припеваючи.
"Беги, беги от страстей и соблазнов этого мира, и жизнь сама даст тебе то, в чём ты нуждаешься", - говорит нам, словно буддийская притча, роман Юзефовича. Но меня смущает его трактовка страстей и соблазнов. Вероятно, им руководило чувство справедливости, когда он правдиво описывал положение порядочных людей в 1993 году. Но где в его концепции мира справедливость? Я уже не говорю о таких вещах, как истина. Ведь если мир - мираж, то бессмысленно и негодование против обмана, грабежа и развала, которое, без сомнения, руководило пером Юзефовича. Оно лишь открывает нас безжалостному взору царя смерти, как и гешефтмахерство Жохова.
Мне по-человечески релятивизм Юзефовича понятен. Даже без всякого буддистского подтекста. Может быть, одно из самых гармоничных состояний человека - когда он лежит пьяненький на диване. Во всяком случае, я знаю немало людей, считающих именно так. Но мне хотелось бы - так, между прочим - спросить у Юзефовича: война с фашизмом - это тоже была бессмысленная война журавлей и карликов?
