Вячеслав Рыбаков - Руль истории
Конечно, и прыщик может загноиться, вызвать абсцесс и довести гиганта, на котором вскочил, до смерти. Но даже эта победа не даст прыщу счастья. Ведь без крупа, на котором он назрел, прыщ существовать никоим образом не может. Он абсолютно несамостоятелен, хотя сам о том, конечно, не подозревает, а скорее всего, уверен, будто является венцом творения, высшей стадией развития носящего его колоссального организма.
Но ни один Кювье, восстанавливая по костям почившего колосса его величественный внешний облик, даже не задастся вопросом: а не было ли на объекте реконструкции, в качестве завершающего штриха, какого-нибудь прыща.
Бравому богоборцу и в голову, похоже, не приходило, что при всех отмеченных несообразностях церкви сам он сызмальства живет внутри цивилизации, которая в течение двух тысяч лет создавалась на теле Христовом и камне его Петре, и пользуется всеми ее благами и преимуществами. И, кстати сказать, только благодаря им сам-то он, просвещенный остроумный вольнодумец, в состоянии вольнодумствовать и глумиться. Что он дышит своей цивилизацией, как воздухом, и, пока воздуха достаточно, его не замечаешь. Критику лицемерия небось казалось, что он и его собратья по убеждениям просто вот такие замечательные люди, сами по себе. Уродились, так сказать, с умом и талантом. Все, что хорошо — это мы сами, просто так, от наших личных способностей, все это само собой разумеется, а вот то, что плохо — от религиозной фальши, от древних выдумок, которые нам до сих пор, несмотря на пар и электричество, навязывают жадные корыстолюбивые попы. Снимите, мол, с человека путы условностей и ханжества — и он станет… ну… просто пальчики оближешь. Таксилю, небось, казалось, что католицизм производит только таких, как чудовища в тиаре, типа Борджиа, а вот таких, как, например, мать Тереза производят только общечеловеческие ценности. Впрочем, и по ее поводу европейский здравый смысл устами остроумного француза мог бы заметить: ну, а что еще делать старой уродине, как не становиться святой?
Скажем прямо: правда Таксиля оказала еще меньшее влияние на западную цивилизацию, чем его ложь. То есть практически никакого.
Но что ж это я все о вере да о вере? О католицизме, о попах… Мы же об истории!
А вы обращали когда-нибудь внимание, как часто применительно к истории мы говорим «верю» и «не верю»?
3. Скучная лекция о цивилизациях
Этических мировых религий на свете совсем не много, и каждая создала великую цивилизацию. Пока религия доминантна, она в рамках своего культурного ареала диктует все правила социальной и личной игры. Это время господства так называемых традиционных обществ, то есть таких, в которых, если воспользоваться формулировкой П. Б. Уварова, «вера является конечным знанием о мироздании и человеке в нем, а задачей общества — максимально точная, насколько это возможно, организация в соответствии с этой верой системы власти, социальной стратификации, хозяйственной жизни, права, типа поведения».
Не принуждение, не стражи с бичами делают общество более или менее единым, способным к координации действий, поддающимся целенаправленному объединению усилий. Настоящее, массовое единство может быть только непринудительным. Его обеспечивает коммуникативная система ценностей. Коллективные представления о том, что хорошо, а что плохо, что честно и бесчестно, полезно и вредно, допустимо и не допустимо. Только благодаря им, этим коллективным представлениям, возможно ориентироваться в безбрежном вероятностном море поступков физически доступных, но либо устанавливающих связи между людьми, либо рвущих их напрочь.
А представления эти заданы той религией, на базе которой возникла данная цивилизация. Вне религии непонятно, кого и как кормить, что и зачем строить, с кем и на каких условиях дружить, с кем и ради чего воевать. Вне ее непонятно, как обращаться со стариками, как ухаживать за невестами, как просить взаймы и как наниматься на работу или на службу. Вне ее непонятно, какая служба или работа зазорна, а какая — почетна. Вне ее непонятно, кто друг и кто враг. Кто подлец и кто наглец, кто подвижник и кто доброхот. Вне ее невозможны ни брак, ни похороны.
Потом общество постигает сомнительная, хотя, несомненно, освобождающая от многих правил и норм и потому обычно почитаемая как торжество свободы, радость секуляризации. Говорят, это следствие прогресса. Правда, единственная серьезная самопроизвольная секуляризация произошла за всю мировую историю только в христианской Европе и только тогда, когда после адской череды религиозных войн Европа, по горькому признанию А. Тойнби, насмерть устала от идеологий. Говоря проще, если бы католическая и, вслед за нею — протестантская системы ценностей не включали бы в себя как одну из основных добродетелей подавление и истребление инаковерующих, если бы в течение более чем века католики не резались бы с протестантами внутри одной и той же христианской цивилизационной общности, еще неизвестно, куда повернулось бы дело.
Ну, а в России секуляризация была, скажем прямо, силком начата кукуйским царем-антихристом герр Питером и силком завершена европейски образованными социал-демократами. Прогрессивные деятели, какой с них спрос. Стране нужны были пушки и пулеметы, а тут уж не до спасения души.
Ладно, не суть. Суть в том, что с этого момента религия перестала играть роль магнитного поля, вдоль силовых линий которого выстраиваются в единство мотивации людей и их поступки. Да в одном протестантизме возникло столько сект, что голова кругом, и живут при том бок о бок, на одной улице, сотрудничают и конкурируют… Появились атеисты. Появились антиклерикалы. Появились иноверцы. А потом даже иммигранты из иных цивилизационных регионов появились!
И все они при том — равноправные граждане.
Оказалось, единство все равно нужно. Потому что обществу по-прежнему нужны единые правила игры. Пусть хоронить можно разноверцам по-разному, и жениться тоже, одни венчаются, другие в мэрию бегут, третьи так живут, ладно уж; но вот кого и как кормить, с кем и на каких условиях дружить, с кем и ради чего воевать, что и для чего строить, и прочее, прочее, прочее — тут разобщения допускать нельзя. И не потому, что злое, гадкое государство стремится всех построить по струнке. Людям самим от разнобоя худо. Они сами, сознательно или, что называется, имплицитно, подают государству сигналы: бардак нам не нужен. Параличом бесконечных споров пускай соседи тешатся, а нам — невместно, нам обустраиваться надо, есть, пить, чужакам морды бить.
Наука на сей счет говорит куда более мудрено. Веско, сухо и безо всякого юмора. С. Хантингтон в своей книге «Столкновение цивилизаций» довольно долго, с привлечением массы цитат из иных умных книг, для начала объясняет, что такое, собственно, цивилизация: это — культурное единство.
Или вот Д. Херлихи: «Поведение людей сильно обусловлено желанием переносить что-то из прошлого и настоящего в будущее. Это „что-то“ культурного, а не генетического характера. Сегодня и на протяжении всей истории люди боролись за сохранение и развитие культурного наследия, принимало ли оно форму языка, религии, системы ценностей. Трудно назвать силу, которая влияла бы на группы людей сильнее, чем стремление к культурному выживанию».
Или Г. Дилигенский: «Каждое общество и социальная группа берут из общечеловеческого опыта те формы жизни, которые они в состоянии освоить в рамках своих экономических и культурных возможностей… Смыслообразующие компоненты человеческой деятельности воплощаются в неких общих принципах, выражающих смысл функционирования общества, — в системе высших целей и ценностей, которые при всех различиях в экономическом и социальном положении, в интересах людей позволяют им жить вместе, осуществлять совместную деятельность. Эти ценностные образования, выраженные явно или подразумеваемые, усваиваются индивидами и образуют смысловую основу их собственных мотивов и целей. Можно полагать, что именно эти смыслообразующие ценностные принципы образуют ядро, „душу“ той целостности, которую мы называем цивилизацией… Цивилизационный кризис — это утрата прежнего смысла существования человека и общества, ставящая их перед необходимостью найти новый смысл».
Или А. Бозман: «Судьба каждого сообщества, объединенного в языковом и духовном отношениях, в конечном счете зависит от выживания определенных первичных структурирующих идей, вокруг которых объединяются сменяющие друг друга поколения и которые таким образом символизируют преемственность общества».
А вот С. Эйзенштадт даже самое власть определяет как деятельность, «ведущую к цели, разделяемой большинством».
А еще…
Достаточно, пожалуй.
4. История как объединитель и спаситель
