Ирина Шевелева - Душа нежна
Вот только для кого, из какого человеческого материала? Вопрос, на который сегодня нет и вроде бы не может быть ответа. Писатель Алешкин словно и не задает себе и нам таких вопросов. Он зачерпывает сам горячий материал и пишет, бесстрашно проникая и в чудовищные ситуации, и в нежную плоть души. Показывая, как формируется на наших глазах современность, и властно переформировывая ее.
Очередные экстремисты угнали самолет. На этот раз с детьми. Ситуация, каждый раз требующая непредсказанного поведения в мгновенно возникшей людской микроструктуре...
"Сучков как сел на пол в начале операции рядом с сумкой, так и сидел безучастно с автоматом на коленях. О чем он думал, что чувствовал? Он не интересовался, не выглядывал в окно, когда шли переговоры, когда стрелял Никитин, и вроде бы не слушал, по крайней мере, не обращал внимания на слова Никитина. Глядя на него, и я успокоился. Ребята, вертевшие во все стороны любопытные головы, во время стрельбы вновь сжались, замерли. Но ненадолго. Увидев, что ничего страшного не произошло, все живы, снова стали смотреть по сторонам. Лиц их я не видел, наблюдал сзади.
- Взял гильзу? - спросил Никитин у мальчика, которому стреляная гильза, взлетая из автомата, попала в щеку..."
И как всегда у Алешкина, событие дорассказано. Подробно раскрыто, в чем дело, что это за угон самолета. Как делили выплаченные за жизнь детей деньги. Все-то Алешкин знает. Именно к его прозе за разъяснением, что делается в России, обратились зарубежные издатели: китайцы, японцы... За материалом нового романа. А жизнь все подкидывает и подкидывает его писателю Алешкину...
Если и не Петр Алешкин в конце концов напишет невиданный, духоподъемный, переворачивающий землю новый роман, то все равно предпосылки к этому, безусловно, у него.
ГЛАВА II
ГЕРОЙ РОМАНА
Особый успех, сродни жгучему любопытству, впервые принес Петру Алешкину герой его прозы. Личность, реально осуществившая свое победное начало, пройдя сквозь реальные тернии жизни. Источающая волны торжества, радости. Того светлого чувства победы, выхода из плена тягостных обстоятельств, которое во всей нашей литературе сравнимо, пожалуй, лишь с финалом "Слова о полку" - "страны рады, города веселы". Русский мужик на гребне удачи! Важно: русская удача!
Этот герой возник у Алешкина с самых ранних его вещей, но обнаружил себя не сразу. Все свершалось поэтапно, по-эпизодично, по-сюжетно. В поиске. И осуществилось в некоем творческом озарении. В тот миг, когда Петр Алешкин рискнул ввести героем в прозу самого себя - человека из народа, из глухой провинции, из рабочей среды, ставшего книгоиздателем, "звездным" участником жизни и современной культуры. Человека, во всех жизненных перипетиях не потерявшего своего чувства победы.
Как в писательских удачах: первые книги, публикация в журнале "Континент" русского эмигранта Владимира Максимова, попадание в списки бестселлеров, завоевание за рубежом авторитета правдивейшего воссоздателя событий в современной России.
Или в головокружительном успехе в делах, плоде неустанного, дерзкого труда: прославившийся директор издательства московских писателей "Столица", создатель первого в новой России издательского концерна "Голос", основателя литературной премий имени Льва Толстого... "...стал активно издавать новые произведения современных писателей. Всех. От самых выдающихся, таких, как Александр Солженицын, Леонид Леонов, Анатолий Ананьев, Валентин Распутин, Василий Белов, до начинающих. Выпускал и прозу, и стихи. Приятно было видеть, как молодые писатели, книги которых впервые опубликовал, начинают все чаще и чаще мелькать в журналах со своими произведениями, в критических обзорах..."
"Денег у издательства было достаточно, чтобы принимать участие в благотворительных акциях. На средства издательства... скульптор Вячеслав Клыков отлил и поставил в Дивеевом монастыре памятник Серафиму Саровскому..."
"Тогда еще не было ни английского "Букера", ни "Триумфа" Бориса Березовского. Они появились позднее..."
Торжество не в хищном размахе приобретательства, а в размахе раздаривания благ... В сознании, что работаешь на отечественную культуру. Вовлекаешь в нее города и веси российские. Не как меценат, а как участник ее сотворения, во славу России.
И - как человек, прославивший Тамбовщину, родную Масловку. Некогда таивший от нее свои надежды и работу до поры до времени. Чтобы не уловить в беспощадной народной молве насмешку, мол, глядите, и Саул среди пророков. Ведь, как пишет Алешкин в автобиографическом эссе, "я понимал, что писатель не только для меня, но и для моих односельчан существо сверхъестественное, небожитель". И он стал небожителем! Такое не отнимешь, как бы дальше ни распорядилась судьба.
Светлы и нотки восторженного изумления перед чисто житейскими высотами, что нет-нет и звучит в прозе Алешкина, ничуть не приземляя образ его героя, а образуя художественную атмосферу: "разве мог поверить московский дворник, что он будет млеть от счастья на берегу Тихого океана, в мифическом городе Лос-Анджелесе". Млеет герой не от океана и Лос-Анджелеса, а от любви, притом переживая роковые для него обстоятельства как раз в своей счастливой судьбе, в деле его жизни. Но все равно эмоциональный настрой эпизоду дарует победа.
Победа у алешкинского героя бесстрашна, хотя и не затуманивает трудных преодолений и горьких потерь. Кто-то не поверил в грядущую судьбу героя, кто-то отрекся, да и зависть в тайной вражде заслоняла путь. Счастье и беда героя в его простоте - возвышающей его талант над трясиной, освещающей его смекалку, житейскую ухватистость, и лишающей его заметного издали ореола "джентльмена удачи". Из этих составляющих творится новый образ литературного героя. То, каков он, дается ситуационно и портретно, что со всех сторон воспроизведено в новелле "В приемной", в свойственном прозе Алешкина вариантном сюжете. Здесь дан один из самых обаятельных у Алешкина "портретов успеха": "На вид вошедший был несколько простоват, лицо широкое, русское, крестьянское, с расплющенным носом, но не грубое. Лицо интеллигента в первом поколении. Штанины брюк внизу забрызганы невысохшей грязью, туфли в мутных разводах..." Добившийся признания, властного авторитета архитектор - в ранней юности деревенский мечтатель, готовый любить и верить. Отвергнутый тщеславной девчонкой. И наивно через годы "отомстивший" ей, секретарше начальника треста, одним своим скромным появлением... Ситуация, как всегда у Алешкина, будучи отработанной, не повторяется (хотя может переходить из одного произведения в другое). Слишком много вариантов судьбы нужно выявить его герою-победителю.
Героика поведения человека этого склада - особая. Быть может, это покажется уж чересчур для привычного представления, но чтобы определить ее, нужно признать, что по сути своей она значительнее, емче, более завораживающа и духоподъемна, чем героика воинская, героика гражданских споров-схваток, героика труда и терпения, интеллектуальная и героика власти, приказа. Потому что включает их все - в новом творческом освоении. Она - бытийная. Не только быть или не быть, это тема неизбежная, но, стараюсь сказать точнее, каким быть, чтобы быть вообще.
Ничто не миновало алешкинского героя. В армию он был призван в неспокойные годы. "Перед глазами Ивана мерно колыхался вещмешок сержанта, идущего впереди. Слышалось шуршание камней под ногами да тяжелое дыхание солдат. Воздуха не хватало, и хотелось вдохнуть как можно больше, остановиться хоть на мгновение, отдышаться.
По лбу и вискам Ивана из-под панамы ползли струйки пота. Хотелось пить. Плечи и спина ныли. Теперь он лишь изредка поднимал голову, смотрел вверх". Читатель-современник уже по этому "потоку действия" узнает Афган. Незабытый, продолженный в иные эпохи. "В памяти стояло ущелье в горах... Мы наблюдали за ним из-за камней".
Есть у Алешкина и описание сражений, вот одно в памяти раненого смешалось с алым цветом тюльпана, с сорвавшимся с автоматного курка пальцем, с деревянным стуком пуль... Но главным в воинской теме в прозе Алешкина становится не тема боя, отваги, выживания, а - влияние этой войны на сущность человека. Один, его Иван Егоркин из "Зарослей" и вариантных к ним "Лимитчиков", приравнял войну к ратному труду, выйдя из нее, сохранил честь. Другой, Роман Палубин, из тех же "Зарослей" и "Лимитчиков", утратил свое человеческое "я", Иные - превратились в хищных мародеров, в убийц. Герой, воплощенный в ряде ипостасей писателя Алешкина, остался самим собой, лишь яростнее устремившись к своему жизненному самоосуществлению,
В самых различных формах его.
Осмысление своего пути - в герое романа "Трясина Ульт-Ягуна" Андрее, строящем по комсомольской путевке железную дорогу на Сургут. После импульсивного поступка, мига озверения, Андрей, опомнившись, размышляет: "Что я о нем (сопернике) знаю?.. А что знаю о себе?" Этот вопрос обжег больнее. Я-то что хотел? Как я-то хотел жизнь прожить? Ниточку выстроить? А ниточка ли жизнь? Какой я жизнь свою представлял? Институт, работа, мастер, прораб, начальник, потом побольше начальник. Путь наверх, путь к блату, к счастью! В том ли благо, чтобы рваться наверх? Ладно, стану я хоть министром, а буду ли я счастлив?.." В образе Андрея писатель раз и навсегда прокрутил ситуацию "генеральской" жизненной победы. К тому же здесь, пожалуй, также и навсегда подробно выверяются нравственные критерии социальности, моральная сторона победы: "Гляну я стариком на жизнь свою и увижу в низу служебной лестницы потерянных дорогих людей или обиженных, через которых преступил, тех, у кого я вырвал что-то им дорогое, как пытался вырвать у Владика Анюту. Стану ли я радоваться такой жизни? Страшная жизнь!"
