Светлана Бондаренко - Неизвестные Стругацкие. От «Града обреченного» до «"Бессильных мира сего» Черновики, рукописи, варианты
«Ночная тишина стояла в доме. Бесплотные сумерки звуков. Тени звуков. Призраки. Это было одиночество».
А в конце Стэн припишет:
«Теперь стало значительно лучше. Но надо добавить, чтобы получился совсем гнусный вонючий старикашка.
1. Иногда его схватывает позыв на низ (это называется императив…), он подхватывается и мчится в сортир.
2. Когда жрет — весь подбородок замаслен…
3. Еще что-нибудь. Подумай…»
Он напишет еще: «Не надо так много об обстоятельствах личной жизни. Это бесполезно».
А потом зачеркнет это крест-накрест и припишет: «А впрочем, пишите что хочется».
ГЛАВА 2. От лица Юрия. По просьбе органов присутствует при разговоре с алкашом — бывшим сопалатником Стэна в институте, занимавшемся эликсиром вечности. Юрий догадывается, что речь идет о Стэне.
Юрий. Красавец. Лентяй. Великий Полиграф, «Детектор лжи» — чует ложь (по голосу, по мимике, по дыханию, по пальцам…). Работает в ФСБ. Начинал в Угро. «Видный деятель чекизма-кагебизма…» Через него М. А. выходит на людей ФСБ, которые интересуются Вадимом. Жуткий матершинник, каждое второе слово «блин». Люди в его глазах, все, полное говно. Мерзкие хари. Слюнявые пасти. Гнойные глазки. Вонючие рты. Вонючие подмышки и подштанники…
Следователь, ведущий опрос, — Павел Петрович Романов. Царственное ФИО.
История человека, над которым проводили опыты по практическому бессмертию в 1952-53 гг. Подопытные испытывали страшные боли и становились калеками. После смерти Сталина — всю лабораторию посадили. Выжил один из подопытных, ему и сейчас на вид 23 года, догадывается, в чем дело, скрывается, его случайно встречает один из врачей того времени, которому тогда тоже было 23, а теперь 67. Может быть, это сам Стэн — бывший подопытный, ставший бессмертным? Или кто-то из его учеников? Опыты удались: несколько человек, перемучившись жутко, выжили и демонстрируют чудо устойчивости по отношению к уязвлениям (что — ланцетом, что бактериями). Но как предложить товарищу Сталину такой мучительный путь?
Все, кроме одного, потом погибли — кто по пьяни, кто в лагере!
— Я никакой знаток чекизма-кагебизма, но я понимаю одно: они о нас знают только то, что мы сами говорим и пишем. А значит, чем меньше мы говорим и пишем, тем меньше они о нас знают…
ГЛАВА 3. День Стэна глазами Роберта. Визит Аятоллы с сынишкой. Согласие заняться сынишкой в обмен на Вадима.
…Сегодня мы особенно не в духе. Даже не побрились, что служит признаком абсолютного неприятия действительности. На своего верного секретаря мы посмотрели мельком и сразу же полезли в архив…
ГЛАВА 4. Харбаз. День Вадима. В манере киносценария: взгляд извне. История того, как был сломлен человек. Вначале он гордый, самодостаточный, презрительный. В конце — раздавленный, жалкий, униженный.
— Сегодня я во сне покойного отца видел, — сообщил Тимофей Евсеевич озабоченно. — Значить? Что-нибудь плохое случится.
Вадим посмотрел на него без интереса и снова углубился в газету.
Газета была недельной давности. Каша была овсяная, слишком густая. День был ясный, жаркий, совсем без ветра. А Тимофей Евсеевич Сухоличенко был в своем репертуаре.
Чому мне ня петь, чому ня гудеть,
Коли в маей хатаньке парадок идеть?..
Мушка на акошечке на цимбалах бье,
Паучок на стеночке кресаньки тке…
— Хорошо. Пусть будет такочки…
Трое на джипе «чероки». Пытки: кончики пальцев пассатижами и электродинамо. Вмешательство быка. Вадим клянется, что ничего не может. «Я только ЗНАЮ, но ничего не могу изменить…» Очень убедителен. А когда его оставляют в покое, мстительно говорит: «Хер вам».
Изящный небольшой очень аккуратный человек с острым лицом и старомодными косыми бачками. Весь в сером, элегантный. И здоровенный бык с вечной рассеянной улыбкой добряка — колет орехи то ли специальными щипцами, то ли пассатижами — и хрустит ими аппетитно на зубах. Потом этими же щипцами обрабатывает пальцы Вадиму.
— В 1993 все были уверены, что победят демократы. Только вы говорили: нет, Жириновский. В 1996 году все были уверены, что Ельцин проиграет. Только вы говорили: хер вам, обязательно победит…
— Мы не спрашиваем — как. Это ваше дело. Мы только хотим, чтобы референдум кончился на «три ДА».
Деньги: 10 тыс. сразу же — 90, когда все будет ОК.
Угрозы по поводу брата. И когда он готов уже согласиться (соврать) — Серый покачал головой, глядя пристально и даже с сожалением: «Нет. Поздно. Теперь вы должны понять, что мы не шутим».
Дают ему $ 5000: если сделаете как надо, получите еще 45; если же нет — вы знаете, что вас ждет. Извините. Ничего личного.
И ужасный вопль Тимофея Евсеевича: «Вадим Христофорович! |Поберегитесь. Не обманывайте товарищей! Ведь вы же МОЖЕТЕ! Не противьтесь, сделайте, что они хотят. Вы же погоду все время ДЕЛАЕТЕ!.. Он погоду делает. Не предсказывает, делает. Всю дорогу. Когда устаем наблюдать — дождь. Когда надо наблюдений пойми мне — вёдро!!!»
— А кто будет назначен председателем ФСК?
— Ну не знаю я этого, и знать не могу, как вы не понимаете! Я знаю, чего хотят миллионы, а не десяток начальников.
— Найдут ли нефть на Теренкене?
Тимофей стоял в прежней позе — на коленях, руки уперты в траву, глаза у него были как издыхающие головастики.
ГЛАВА 5. Пьяная вечеринка «богов».
Дружеская попойка: Роберт (секретарь босса), Тенгиз (психократ), Юрий (детектор лжи), Андрей (внушающий страх).
— Слушай, ну и нудный же ты! И как это тебя Алена терпит?!
— А она не терпит. Больше. Все. Ушла Алена.
Юрия спрашивают:
— Юрка, а наш как — врет?
— Часто. Как все. Только у него никогда нельзя понять, зачем и врет. Никогда!
— Не умеешь ты пить, жопа с ручкой…
— Д-да. Но зато я умею напиваться!
Задачник по теоретической этике. «Что Вы выбираете: выигрыш авто в лото — но при этом гибнут сто тысяч китайцев, незнаемых, неизвестных, посторонних, даже неприятных? Десять тысяч евреев? А за свое здоровье и жизнь чем вы готовы заплатить?»
— А как насчет хеджирования портфеля ге-ка-о с помощью фьючерсов?
— Увы. Могу гарантировать только личное участие во вторичных торгах ге-ка-о о-эф-зе из дилингового зала.
— В конце концов, все это зависит только от нас самих!..
— Увы. Я бы предпочел, чтобы это зависело от кого-нибудь понадежнее.
— Узок круг этих пенсионеров…
При-ки-бе-ке-жа-ка-ли-ки в и-ки-збу-ку де-ке-ти-ки,
В то-ко-ро-ко-пя-кях зо-ко-ву-кут о-ко-тца-ка.
Тя-кя-тя-кя, тя-кя-тя-кя, на-ка-ши-ки се-ке-ти-ки
При-ки-та-ка-щи-ки-ли-ки ме-ке-ртве-ке-ца-ка…
— Камень свалился с моей души…
— …И застрял за пазухой.
— Как у тебя машина, в порядке?
— Вчера ездил.
— Ну и как она, бегала хорошо?
— Бегала хорошо… Но была бледная!
— Он же надеется на нас. Он верит в нас…
— Еще чего.
— Да-да! Он же создал нас такими, какие мы есть, а теперь вся надежда только на нас…
Все молчат. Потом кто-то говорит:
— Какого хера! Ведь мы же ничего не можем!
Диалог типа:
— Кто такой Брэдбери?
— Психиатр.
— ?
— Ну, писатель.
— И что он написал?
— «Записки сумасшедшего».
— Мать-перемать! Ну давайте вместе — надуемся и сотворим чего-нибудь всемирно-исторического! Ну, референдум этот, хренов.
— А чего ты от него хочешь? «Нет-нет-нет»? Или «Да-да-да»?
— Да и зачем он нам? И конкретно — мне?..
— Вадька говорил мне когда-то, что эта Равнодействующая — как бетонная труба. Туннель. И ты в нем как крыса. Кругом стены, а впереди — ма-аленькая светлая дырочка. У него, говорит, клаустрофобия от этого ощущения начиналась.
— А интересно, что было бы, если бы у Николая хватило сообразительности дать Александру Сергеевичу камергера вместо камер-юнкера?
— …А я только в старости узнал, что Ольга, оказывается, была сестра Татьяны…
— Картина, достойная кисти пера!
— Самсон, раздирающий пасть манекену-пис…
— Пол Пот, в молодости Салот Сар, был изначально мягкий, интеллигентный, скромный человек, любящий отец.
— Ну что, надундолил в штаны?
— Горе мое, смешанное с радостью, образует взрывчатую смесь.
— Он отдал дань обаянию моей личности.
— Гордость составляет отличительную черту ее физиономии. (Секретарь французского посла о Екатерине II.)
— …Мне чудится иногда, что я пилот космического корабля, сижу в своей квартире, как за стальными стенами, в маленьком, узком, уютном мирке, а там, за стенами — кишит и булькает совершенно чужая, невообразимая, непонятная, страшноватая жизнь. Бродят какие-то существа, похожие на людей, но не люди, гуманоиды, на двух ногах, но с когтями и клыками и с психологией, абсолютно недоступной пониманию…
— Совершая глазами многозначительные проблески и высверки…
