Михаил Гаспаров - Записи и выписки
Nomen — omen русский перевод: бог шельму метит.
Нрзбр Мы сидели с Н. В. Котрелевым над каракулями М. М. Замятниной в записях лекций Вяч. Иванова о стихе и споткнулись об очередное «нрзбр». Я с удивлением сказал: «Тут очень ясно написано русское слово, означающее «задница»…» (он согласился) «…но мы его отложим до другого номера НЛО».
Принимая невроз за символ веры.
Нити Быть марионеткой и думать, откуда твои нити, внутренние и внешние, — лучше, чем делать вид, будто их нет.
Нравственность — это чтобы знать, что такое хорошо и что такое плохо, и не задумываться, для кого хорошо и для кого плохо.
Нравственность (ИЮП:) По черновикам видно: Пастернак ведет слово — Мандельштама ведет слово — Цветаева сочетает то и другое: прозаическими наметками указывает направление, но идет в этом направлении по-мандельштамовски, слушаясь слова. Черновики БП нравственней, чем черновики ОМ, потому что временного себя он правит с точки зрения постоянного себя: много раз у него пробивается тема «больной весны», но он всегда ее вычеркивал.
Наедине О. Седаковой духовник сказал о ее стихах: «Это не всегда можно понять, нужно остаться с собой далеко наедине». «А я давно не могу так, получается только близко наедине, а это самое неприятное место — область угрызений совести и пр.».
Над «Она всегда думает над чем-нибудь, а не о чем-нибудь» (Лесков, «Смех и горе», 69).
Наш «Нет у нас ни либералов, ни консерваторов, а есть одна деревенская попадья, которая на вопрос, чего ты егозишь в Божьем доме, отвечает это не Божий дом, а наша с батюшкой церковь» (Лесков же).
Nevermore На дверях у Сергеева-Ценского было написано: «Писатель Сергеев-Ценский не бывает дома никогда» (Восп. В. Смиренского, РГАЛИ).
Nevermore Стихотворение Мореаса под таким заглавием начиналось:
Le gaz pleure dans la brume,
Le gaz pleure, tel un oeil…
а по-русски: [268]
Плачет газ в ночном тумане,
Плачет газ, как плачет глаз…
По всему опыту теории и практики перевода должно казаться, что русский текст — оригинальный, а французский — переводной.
О Когда в 1952 появилась статья «О романе В. Гроссмана…» Твардовский сказал: «Если «о», то добра не жди».
О! — Стасюлевич предлагал формулировку: «о времена! о ндравы!» (V, 77). Ср. ЛИТЕРАТУРА.
Образ автора Лукреций написал страстную поэму во славу Эпикура и эпикурейства. Эпикур и эпикурейство считали идеалом тихую неприметность и душевный покой. Видимо, Лукреция следует представлять себе скромным и добропорядочным человеком, в уютном садике на мягком ложе неспешным пером набрасывающим пламенные строки. Но почему-то никто этого не хочет. А НН. отказывается верить в единственный достоверный портрет Петрарки — кругленького, мешковатого и похожего на пингвина.
Обращение «мужчина! женщина!» почему-то слышится на улицах только в устах женщин: мужчины обходятся без них. Что, если ответить: «Женщина…» — звучало бы это бранью?
Оборона необходимая Первая русская книга о ней называлась: «Незаменимая саморасправа» (Кони).
Общее Утверждая лишь общеизвестное и пересказывая лишь общедоступное.
«Однобой бывает хуже разнобоя». — Д. С. Лихачев.
Обустроить «Любезный почитатель!.. Пишите, я оботвечу все вопросы», — писал Северянин Шершеневичу.
Обоняние Охота Ротшильда: с утра таскают по лесу оленью шкуру, а днем с собаками охотятся на запах без зверя (Гонкуры, 24 дек 1884). Вспомнил бы это Розанов!
Осязание Восп. Н. Петрова: в окт. 1917 в Смольном первое ощущение — идешь не по плитам, а как по листьям, по мягкому слою окурков и обрывков; второе — не найти комнату, потому что ни одного номера на дверях не видать вплотную за махорочным дымом.
Однофамильцы Музыку на стихи Маяковского писали композиторы В. Белый и В. Блок. [269]
Орфография Св. — Мирский в «Русской лирике» 1923 печатает петербургских поэтов по старой орфографии, а московских по новой.
Орфография старая, в пер. Мея из Гюго: «Спросили они: как на быстрых челнах… — Гребите, — оне отвечали». При переводе на новую орфографию диалог обессмысливается; так, обессмысленным, кажется, его и поют в романсе Рахманинова.
Опечатка машинистки в Диогене Лаэртском: вместо «стихи Гесиода» — «стихи Господа».
Определеныш «Не думайте, что я какой-то определеныш, что я знаю боль ше, чем вы» (С. Дурылин; кажется, в письмах к В. Звягинцевой).
Американская аспирантка писала «Отношение к Лескову в современной русской культуре», читала «Молодую гвардию» и «Наш современник» и огорчалась, не находя ничего разумного. Я сказал и не найдете. Лесков умудрился совместить несовместимое: быть одновременно и моралистом и эстетом. Но моралистом он был не русского интеллигентского или православного образца, а протестантского или толстовского. И эстетом был не барского, леонтьевского образца, а трудового, в герои брал не молельщиков, а богомазов, и орудие свое, русский язык, любил так, что Лев Толстой ему говорил: «слишком!» Таким сочетанием он и добился того, что оказался ни для кого не приемлем, и какая литературная партия ни хочет взять его в союзники, всякая вынуждена для этого обрубать ему три четверти собрания сочинений, а при такой операции трудно ожидать разумного. Нынче в моде соборность, а у него соборно только уничтожают чудаков-праведников. Интеллигенции положено выяснять отношения с народом, а Лесков заявлял «я сам народ» и вместо проблемных романов писал случаи из жизни. В XVIII в., когда предромантики пошли по народную душу, им навстречу вышел Роберт Бернс, сказал «а я сам народ» и стал им не диктовать, а досочинять народные песни: «почему я не имею на это права?» Сопоставление это так меня позабавило, что дальше я уже не рассуждал.
Ономастика В Ленинграде была улица А. Прокофьева, к юбилею ее пере именовали в улицу С. Есенина. (Так Хармс каждый день давал новое имя знакомой собаке, и гулявшая с нею домработница важно говорила знакомым: «Сегодня нас зовут Бранденбургский Концерт!»). А в Калинине есть улица Набережная Иртыша — узкая, кривая и сухая.
Ономастика Город Мышкин близ Углича выродился в населенный пункт Мышкино; группа энтузиастов устроила в городе мышиный музей — куклы и «все о мышах» — и спасла город (Слышано в «Мире культуры»).
Относительность Если бы у нас не было Лермонтова, мы восхищались бы Бенедиктовым; и мы гнушались бы Лермонтовым, если бы у нас был NN, которого у нас не случилось (Ср. БЫ). «Конечно, по [270] сравнению с Гадячем или Конотопом Миргород может почесться столицею; однако ежели кто видел Пирятин!..» («Дневник провинциала»).
Отношение Брюсов мотивировал изобретение одностишия: во многих больших стихотворениях хорош только один стих на фоне слабых — будем же записывать только эти строки, а фон уберем. Не получилось: на странице одностиший ощущаются хорошими только одно-два, а остальные уходят в фон. Важным оказывается не стих, а соотношение между стихами: Gestalt, как когда курочек кормили на черно-серых и серо-белых подстилочках.
Охрана Общество охранки памятников старины.
«Охотнорядцы с Проспекта Маркса», сказал Аверинцев.
Оценочность в филологии — лишь следствие ограниченности нашего сознания, которое неспособно вместить все и поэтому выделяет самое себе близкое. (Я еще больше полюбил С. Ав., когда он сказал: «Как жаль, что мы не можем любить всё — так, как этимологически должны фило-логи») Не надо возводить нашу слабость в добродетель.
Очень Ф. А. Петровский любил пример на избыточность гиперболы: «Я вас люблю» и «Я вас очень люблю» — что сильнее? — У кого был хлестаковский стиль, так это у Цветаевой: 40 000 курьеров на каждой странице, особенно заметны в прозе («русские песни — все! — поют о винограде…»). Хорошо, что мне это пришло в голову после цветаевской конференции, а не до: разорвали бы. (Так и Ахматова говорила Чуковской: «Мы, пушкинисты, знаем, что «облаков гряда» встречается у Пушкина десятки раз», — это неверно, см. пушкинский словарь). Ср. Мирский о ее «пленном духе», А. Белом: «Хлестаков пополам с Иезекиилем». «Если бы Хлестаков задумал соперничать с Паскалем, он писал бы именно так» (как Кельберин) — В. Яновский, Поля Елис.
Одиночество «Позиция Цветаевой — публичное одиночество: оставшись без публики, она не могла жить» (Саакянц, 489). «Воинствующее одиночество» Маяковского, читающего «Облако» в Куоккале, вспоминала Л. Чуковская.
Одиночество «Самомнение — спутник одиночества» (Плат., письмо 4, 321с), любимая сентенция Плутарха.
