Израильско-палестинский конфликт. Непримиримые версии истории - Каплан Нил
Признавая, что идея раздела маленькой страны уже рассматривалась ранее и была отвергнута из-за ожидаемых на этом пути трудностей, члены комиссии, тем не менее, приходят к выводу, что «эти трудности не кажутся столь непреодолимыми, как трудности, присущие… любому другому устройству… Раздел, очевидно, создаст по крайней мере возможность конечного мира. Мы не предвидим такой возможности ни в каком другом плане».
Эта констатация ситуации, сложившейся к 1937 г., выглядит не менее актуальной даже с поправкой на нынешнее положение дел. Приведенный в этой книге обзор оспариваемых версий истории Израиля/Палестины, включая последние попытки переговоров (встречи в Табе; Дорожная карта; Арабская мирная инициатива; Женевская инициатива; переговоры в Аннаполисе; посредничество Керри), только подтверждает, что формула, основанная на идее двух государств для двух народов, — единственная, которая может однажды дать проблеск надежды, несмотря на взлеты и падения популярности предсказаний о кончине этого варианта. «И для израильтян, и для палестинцев, — пишет израильский ученый, — двухгосударственное решение не идеал, но меньшее из зол» [613].
Список по-прежнему нерешенных вопросов, рассмотренный ранее в этой главе, дает лишь частичное представление о том, с какими препятствиями придется столкнуться, прежде чем мы сможем рассчитывать на выход из давнего тупика в сторону какого-то окончательного урегулирования. Помимо этих материальных проблем существует целый ряд экзистенциальных и нематериальных препятствий, которые, как представляется, преодолеть гораздо сложнее. Как переплетаются эти материальные и нематериальные препятствия, нагляднее всего видно при рассмотрении одиннадцати основных противоречий, которые мы выделили, изучая эволюцию конфликта:
1. Кто был здесь первым и чья это земля изначально?
2. Было ли сионистское решение еврейского вопроса еврейским вариантом национального возрождения и освободительной борьбы, охватившей тогда весь мир? Или же сионизм был частью агрессивной европейской колониальной экспансии на Ближнем Востоке, сутью и смыслом которой была эксплуатация, ограбление и угнетение коренного населения?
3. Не создали ли или не усугубили ли британцы конфликт между палестинскими арабами и евреями-сионистами, необоснованно отдавая предпочтение одной стороне?
4. Были ли протесты и требования палестинских лидеров законным проявлением подлинного национального чувства палестинцев?
5. Что сионизм принес коренному населению Палестины и всего региона — пользу или вред?
6. Оправдан ли переход [палестинцев][арабов][сионистов][израильтян] к насилию, или он подлежит осуждению?
7. Какую связь, если таковая имеется, следует установить между уничтожением европейского еврейства в ходе Холокоста и вопросом о том, кто должен править Палестиной/Израилем?
8. Была ли резолюция ГА ООН № 181 законной реализацией полномочий Организации Объединенных Наций в рамках международного права и разумно ли поступили арабские государства и палестинцы, когда они ее отвергли?
9. Как палестинцы стали беженцами в 1948–1949 гг.? И почему они остаются ими так долго?
10. Следует ли считать земли на Западном берегу реки Иордан, захваченные Израилем в июне 1967 г., оккупированной территорией и имеет ли Израиль право строить там еврейские поселения?
11. Каковы истинные намерения палестинцев и ООП — ликвидировать еврейское государство Израиль и заменить его арабским государством Палестина? Или же создать на части исторической Палестины палестинское арабское государство, которое будет сосуществовать с израильским еврейским государством?
Эти вопросы остаются нерешенными; вероятно, они в принципе не могут быть решены как самими сторонами конфликта, так и теми, кто пишет или высказывается о нем. Изучая оспариваемые версии истории израильтян и палестинцев под углом этих взаимосвязанных противоречий, мы получаем более четкое представление о препятствиях, которые необходимо преодолеть, чтобы когда-нибудь разрешить этот спор. Совокупность этих одиннадцати «тупиков» и делает арабо-израильский конфликт таким затяжным — и, вероятно, неразрешимым.
Возможно, самым важным дополнительным препятствием, которое играет свою роль во всех перечисленных основных противоречиях, является склонность каждой из сторон возлагать ответственность на другую, считая ее первопричиной всех своих несчастий. Израильтяне и палестинцы упорно видят себя жертвами, пострадавшими от действий другой стороны, — и не просто жертвами, но (по меткому выражению Бенни Морриса) праведными жертвами. В ряде недавних исследований, где изучается этот образ мысли, он рассматривается как, возможно, главное препятствие к установлению мира и согласия между израильтянами и палестинцами [614]. Израильский писатель и борец за мир Амос Оз заметил, что, «даже когда этот конфликт уйдет в историю, глубокие разногласия все равно сохранятся… и ни одна из сторон никогда не откажется от своих претензий на роль жертвы». С этим, по его мнению, сторонам нужно просто жить и работать [615].
Важный компонент этого свойственного каждой из сторон отношения — всепроникающее ощущение уязвимости. Марван Муашер, первый посол Иордании в Израиле, приступивший к работе в середине 1990-х гг., описывает свои впечатления так:
Прежде всего меня поразило глубокое чувство беззащитности, которое испытывал средний израильтянин. Я вырос в арабском обществе, уверенном, что его безопасности постоянно угрожает региональная держава, колоссальная военная машина, из-за которой была потеряна Палестина и возникла так и не решенная проблема беженцев, — держава, которая оккупировала земли, принадлежащие трем арабским государствам. Только приехав в Израиль, я обнаружил, что это чувство взаимно. Израильтяне тоже видят себя беззащитными людьми посреди «враждебного» окружения. Каждая сторона испытывает неподдельный страх перед другой и убеждена, что та угрожает ее безопасности на личном и экзистенциальном уровне. Обе стороны объединяет и еще одно: практически полное непонимание глубины ощущения беззащитности другой [616].
Не менее поразительные открытия ждут израильтян, которым выпала возможность пожить среди палестинцев и арабов, деля с ними повседневные заботы. Те, кто занят налаживанием диалога, подчеркивают важность преодоления собственных страхов и неуверенности, чтобы обрести способность сопереживать столь же искреннему чувству уязвимости другого.
Нигде это ощущение уязвимости и беззащитности, которое стороны так стремятся монополизировать, не проявляется настолько ярко, как в параллельных израильской и палестинской травмах Холокоста и Накбы. Именно в них эксперты все чаще видят источник того отношения, которое мешает взаимопониманию между израильтянами и палестинцами. Дан Бар-Он и Салиба Сарсар пишут:
В целом стороны оплакивают собственные антропогенные катаклизмы отдельно друг от друга. В глубине души они боятся, что признание трагедии «другого» обоснует его моральное превосходство и будет означать согласие с его коллективным [смыслом существования]. Для палестинцев признать еврейскую боль в связи с Холокостом означает принять моральное обоснование для создания государства Израиль. Для израильских евреев признать боль палестинских беженцев 1948 г. означает разделить ответственность за их бедственное положение и подтвердить их право на возвращение [617].
Один из способов, которым израильтяне, палестинцы и налаживающие диалог группы преодолевают этот двусторонний и глубоко укоренившийся психологический барьер, — мероприятия, направленные на повышение восприимчивости палестинцев и израильских евреев к боли и страхам друг друга. Писатели и публичные интеллектуалы время от времени проявляют эмпатию по таким чувствительным для второй стороны вопросам [618], но среди населения в целом она встречается редко. Профессионалы и просто люди, которые прикладывают усилия к воспитанию в духе мира, проводят тренинги по развитию эмпатии и обучают сострадательному слушанию, уверены, что в качестве первого шага к примирению необходимо преодолеть негативное отношение к «другому» и научиться ему сопереживать [619]. Для некоторых все начинается с экспериментов на местном уровне — таких, как совместное обучение палестинских и израильских детей (например, в школах «Рука об руку» или в рамках учебной программы на основе двух конкурирующих нарративов, разработанной Институтом исследования мира на Ближнем Востоке) или деревня Неве Шалом / Вахат-ас-Салам («Оазис мира»), где евреи и палестинцы живут бок о бок [620].
