Борис Рощин - Встречи
Написал я о Рдейском крае очерк, опубликовали его в газете. И наводнили после моего очерка Рдейские болота туристы и разные дикие люди. О лодках, мережах, избушке уже и не говорю. Над храмом особенно поизмывались. Вдребезги разбили иконостас розового итальянского мрамора в монастырской церкви, расстреляли из ружей чудесные фрески, вырубили окрест церкви кусты и деревья, нажгли костров. Короче — поразмялись. Вот и открывай для читателя потаенные уголки природы.
С другой стороны, подобных пакостников не так уж и много. И как ни изгаляются они над земной красой и творениями рук человеческих, не стоит из-за них менять и кодировать названия мест, скрывать красоту от добрых людей. Вот почему не поворачивается у меня язык назвать деревню Осиновку, о которой рассказать хочу, по-иному, не Осиновкой. Красивее места на Новгородчиие мне видеть не доводилось. Разве что возле деревни Горки на Ловати да еще суворовская Дубиха в Кончанском-Суворовском по красоте с Осиновкой сравниться могут. Но там земная краса взгляду с гор открывается, там словно в небе на крыльях паришь, а в Осиновке — низинка. Вся деревенька — домов с десяток — на зеленой косе пристроилась, что слиянием рек Куньи и Тудора образована. От одной стороны деревенской улицы сады-огороды к Кунье сбегают, от другой — к Тудору. Когда зацветает черемуха, берега речек словно сугробами снежными завалены, словно белопенный вал на деревеньку накатывается. Но особенно красиво это место ранним летним утром, когда Осиновка дремлет еще в легком туманце, а высокие берега Куньи и Тудора уже высвечены солнцем. На берегу Тудора островерхие ели толпятся, а на берегу Куньи белые березы хороводятся. И словно переговариваются друг с дружкой через пенистые буруны, шепчутся о чем-то.
Несколько лет назад забрели мы с Горышиным в Осиновку впервые. Местные старики разрешили нам переночевать в добротном пустующем доме, стоящем на косе возле самого слияния Куньи и Тудора. Хозяин этого дома проживал с семьей в Холме, дом продавался. Утром, проснувшись, мы подошли с Глебом к распахнутому на речку окну и… были потрясены красотой, открывшейся нам. Трудно передать чувства, владевшие мной в те минуты, только я вдруг понял: жить и работать должен здесь, в Осиновке.
Глеб Горышин поддержал мое решение купить дом, но моей семье это решение показалось, мягко говоря, легкомысленным. При очень скромном семейном бюджете покупать дом где-то в глухой деревушке за сотни километров от Луги? Как туда добираться? Что за блажь, что за дурь втемяшилась тебе в голову? Вот далеко не все вопросы, которые я услышал по телефону от жены, когда сообщил ей из Холма о чуде в Осиновке. Но я закусил удила. Каждый мужчина должен, мне кажется, хоть раз в жизни закусить удила, потерять голову от красоты. Ибо чувство это ни с чем не сравнимое, и чтобы понять его, надо испытать.
Получив от супруги решительный отказ поддержать мою идею морально и материально, я тут же разослал телеграммы друзьям-приятелям во все концы Союза с просьбой немедленно выслать деньги на Холм «до востребования», кто сколько сможет. Поскольку голову я потерял не от женской красоты, то в глубине души надеялся: «дурь-блажь» моя в конце концов простится.
Прежде чем отправиться торговать дом, мы постарались кое-что узнать о его хозяине. Осиновские старики нашему решению купить в деревне дом были рады-радешеньки и потому с особым старанием и обстоятельностью выписывали нам сильные и слабые стороны характера Витьки Михайлова — хозяина. Много подробностей узнали мы из Витькиной жизни, но главными были следующие. Дом этот построил отец Виктора, и все детство Витьки прошло в этой деревне. Отец его помер давно, а мать недавно, и дом отошел по наследству к Виктору. Витька Михайлов женился, получил в Холме казенную квартиру и проживает теперь там, работает шофером. А раньше работал егерем. Мужик Витька самостоятельный, охотник и рыбак знатный. Характер имеет твердый, в лесу не уступит дороги и медведю. Но хоть и самостоятельный Витька мужик, да с придурью: если мы ему «не покажемся», он нам дом не продаст. Вернее, такую цену заломит, что шапка с головы упадет. А так ориентировочная цена дома — полторы тысячи рублей.
С этими данными мы и отправились с Горышиным в Холм торговать дом в Осиновке. От Осиновки до Холма несколько часов пешего хода. Вокруг Осиновки речки петляют, и потому приходится подвесные мосты переходить.
Наконец добрались. Хозяин оказался молодым еще парнем и проживал с семьей — женой и двумя дошколятами — в финском домике на берегу Ловати. Внешне он выглядел непримечательно: среднего роста, сухощавый, со спокойным медлительным взглядом, и никак не напоминал человека с характером, который не уступит дорогу и медведю. Принял нас Виктор сдержанно, за стол, правда, пригласил. Хотя я при знакомстве представился как покупатель, то есть был в настоящий момент главное действующее лицо, хозяин дома со мной почти не разговаривал, а вел беседу с Горышиным. Конечно, же про лес, глухариные тока, про уток и вальдшнепов, про собак и многое другое. Я было сунулся в разговор, но скоро понял, что тему эту на должном уровне не потяну, вышел из-за стола и переключился на тихую беседу с женой хозяина — очень молодой и очень милой женщиной. От нее узнал, что Виктор ревниво дорожит домом, где прошло его детство, и хочет, чтобы дом попал в руки хороших людей. Покупателей было уже много, но Виктору они не понравились, и он заламывал за дом громадную цену, деньги им нужны для покупки машины.
Короче говоря, пока Горышин вел с хозяином дола беседу на отвлеченные темы, я полностью выяснил обстановку, и теперь оставалось только ждать: «покажемся» мы молодому парню или «не покажемся». То, что Горышин уже расположил его к себе, сомнений не было; но покупателем-то был я, а мой розовощеко-купеческий видок, когда вижу себя в зеркале, у меня самого не вызывает особой симпатии. Наконец хозяин обратил на меня внимание и перешел к конкретному вопросу о деле. Спросил: «Почему вы хотите купить дом именно в Осиновке? У нас продается много домов в других деревнях, и значительно дешевле». Я ответил, что Осиновка самое красивое место на земле, которое довелось мне видеть в своей жизни, а я в душе, извиняюсь за откровенность, чуть-чуть поэт.
Мой ответ, видимо, «показался» хозяину, и уже более приветливо он задал новый вопрос: «Что вам больше всего понравилось в нашем доме?» Я объяснил ему, что более всего пришлась по сердцу мне русская печь, на которой могут спать несколько человек вытянув ноги, — мечта радикулитчика, и, конечно же, просторная светлая горница в три окна, под которыми сливаются Тудор с Куньей. Когда смотришь в окно — будто на теплоходе плывешь по каменистой бурунистой речке. И еще сказал, что мне очень понравилась банька на пригорке с водопроводом и мотопомпой «Кама», потому как я заядлый парильщик; и еще — подпол в доме, в нем так сухо, чисто и можно ходить в полный рост, а засеки такие аккуратные, что руки чешутся по сельской работе. Ну и, конечно же, очаровали меня разноцветные пчелиные ульи в саду, земля-чернозем на приусадебном участке, по более всего — самовар! Двухведерный медный старинный самовар, из которого так хорошо, наверное, пить в саду чай после парной баньки. С медком, конечно…
Я говорил и невольно ощущал в своих словах некую маниловщину, но говорил искренне, а это было главное.
«Что вы думаете делать, купив дом? Чем заниматься?» Я почувствовал, что этот вопрос хозяина — главный. Чем буду заниматься? Действительно, одно дело — иметь желание пить чай с медком после баньки, другое дело — этот самый медок получить. Для этого надо немало трудиться, это может не всякий. Иначе бы все пили чай с медом. Одно дело — радоваться аккуратным подвальным засекам и восхищаться ухоженной землей, другое дело — трудиться на этой земле, выращивать урожай и заполнять им засеки. Короче, парня интересовало: буду ли я трудиться на земле его родителей, поддерживать все в надлежащем виде или намерен только лежать в гамаке, любоваться природой и пить из самовара чай с магазинными сластями. Так я понял его вопрос. И от того, как отвечу на него, зависела цепа покупки, а следовательно: быть или не быть мне домовладельцем. Но у каждого человека имеется основная, главная профессия, которой он занимается. У меня в жизни было много разных профессий, последнее же мое профессиональное занятие — писательство. Дело это, на мой взгляд, не столько хитрое, сколько трудоемкое, изнуряющее. У меня имеется возможность сравнить этот труд с трудом, к примеру, грузчика. Перед тем как уйти на профессиональную писательскую работу, я несколько лет трудился в заготконторе райпо. Даже в осенне-сдаточный сезон отстоять две смены на вагоне с картошкой — детская забава по сравнению с теми же двумя сменами за письменным столом. В первом случае, возвращаясь домой, я чувствовал, как каждая жилочка моего организма хоть и устало, но играет и поет. Или, по выражению медиков, здоровый организм от физической нагрузки испытывает радость физической усталости. Проведя же десять-двенадцать часов за письменным столом в постоянном эмоционально-умственном напряжении без физических движений, организм испытывает одну лишь усталость, ничто в нем уже не играет и не поет. Работа идет на износ, и невольно задаешь себе вопрос: зачем? Не лучше ли, как все люди?.. Но это уже другие вопросы, к покупке дома не относящиеся. На вопрос же Виктора, чем я буду заниматься в его доме, я ответил: писать. Все остальное — пчелы, огород, сад — потом, после работы. Жить в Осиновке буду с весны до осени, а зимой — в Луге. Наконец я рискнул поинтересоваться: сколько же мне будет стоить это удовольствие? Подумав, хозяин ответил, что продаст мне дом за… тысячу рублей. Со всей домашней обстановкой и утварью, с самоваром, лосиными рогами, со старым патефоном и набором пластинок. И все придомные постройки вместе с банькой тоже мои. Вот только ульи с пчелами продаются отдельно. Но если я всерьез займусь пчелами и научусь обращаться с ними и ухаживать за ними, вопрос о цене на пчел не будет главным.
